Фрам — полярный медведь - Чезар Петреску

— А в одной клетке я видел белого медведя! — хвастается один мальчуган на своем иностранном языке. — Громадина!.. Папа говорит, что в цирке Струцкого самый ученый в мире белый медведь… Зовут его не то Фрам, не то Прам, не то Риам…

— Я читал афишу! — перечит ему другой. — Прочел всю, от первого слова до последнего. Никакого медведя на афише нет. Ни белого, ни бурого, ни черного. Никакого.

— Не может быть!

— Пари?

— Идет.

— На что? На два пирожных или на твой перочинный ножик?

— Так пари не держат. Надо, чтоб справедливо: если проиграю я — нож твой. Проиграешь ты — отдашь мне книжку про Робинзона в коленкоровом переплете.

— Ладно! По рукам… А теперь идем читать афишу.

Они пошли и прочли афишу. Потом попросили у одного дяди в красном мундире программу.

Нигде о белом медведе не упоминалось.

Нигде не говорилось о звере с кличкой Фрам, Фирам, Прам, Приам или Пирам.

— Давай спросим еще раз! — огорченно предложил хозяин перочинного ножика.

Ножик этот он получил на свой день рождения. Он был совсем новый. Все ребята в школе ему завидовали. Раз он одолжил его учителю в классе, чтобы отточить карандаш. Учитель рассмотрел его со всех сторон и сказал:

«Замечательный ножик! Смотри только, не начни его пробовать на парте, не вздумай вырезывать свое имя».

В общем, нетрудно представить себе, как тяжело было мальчику расставаться с таким сокровищем.

— Идем, что ли, спросим.

— Ладно, идем, если хочешь, — согласился его товарищ, уже видевший себя владельцем ножика, составлявшего предмет зависти всего класса.

Мальчики подошли к дяде в красном мундире с такими закрученными вверх усищами, что на них, казалось, можно было повесить шляпу, как на вешалку. Они начали разговор издалека, потом спросили прямо.

— Никакой белый медведь у нас не выступает, — ответил цирковой служитель, подкручивая усы и косясь на них, наверно, чтобы убедиться в том, что они одинаковой длины. — Ни сегодня, ни завтра. И выступать не будет. С Фрамом кончено… Он ни на что больше не годен. Только корм даром переводит. Весь день спит в клетке. На арене вы его не увидите, идите в зверинец.

Униформист повернулся к ним спиной и ушел, подкручивая усы.

Между приятелями разгорелся горячий спор.

Владелец перочинного ножа утверждал, что выиграл он:

— Значит, в цирке есть белый медведь! Его зовут Фрам. Ты проиграл пари. Давай Робинзона!

— Вовсе нет, — уперся другой мальчик. — Ты говорил, что в цирке выступит самый ученый в мире белый медведь. Сам слышал, что нам сказали. Он не выступит ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, никогда! Есть какой-то глупый медведь. Ему грош цена. Даром ест корм. Давай ножик!

— Даже не подумаю.

— Скажи прямо, что не хочешь сдержать слова!

— Ты думаешь, я дурак?

— Нашелся умник!

— Давай Робинзона.

— Дожидайся! Как же!

— Можешь схлопотать по носу.

— Отдай лучше ножик!

— Получай задаток!

Кулак владельца перочинного ножа встретился с носом владельца Робинзона Крузо. Тот не остался в долгу.

Последовала драка по всем правилам. В результате оба заработали по шишке, не уступавшей в размере той, которая выскакивала на лбу глупого Августина — когда из его волос вырывался дым вперемешку с пламенем — и была увенчана красной лампочкой.

Потом они помирились.

Дома оба сказали, что оступились и упали: оттого и шишка.

Отец мальчика с перочинным ножиком страшно рассердился:

— Хорош! Теперь, пока у тебя на лбу шишка, будешь сидеть дома и в цирк вечером не пойдешь.

— Очень красиво! — сказала мама мальчика с Робинзоном. — Вечером ты в цирк не пойдешь, посидишь дома. В другой раз не будь раззявой, смотри себе под ноги.

— Но послушай, папа…

— Ничего я слушать не желаю.

— Понимаешь, мамочка…

— Ничего я не понимаю. Удивляюсь, что ты еще оправдываешься. Самому должно быть стыдно показаться в таком виде на людях. Подумают, что ты драчун и забияка…

И тот, и другой поспешили поставить себе холодный компресс. Оба терли лоб снегом до тех пор, пока шишки не исчезли. Вечером, когда сели ужинать, у каждого на лбу оставалось лишь по небольшому синяку.

В конце концов родители их простили.

Для цирка оба нарядились по-воскресному, навели блеск на ботинки, пригладили волосы щеткой. Но на макушке у каждого все же торчало по вихру, как у глупого Августина.

На представление они пришли присмиревшие, в покаянном настроении, вместе с родителями, от которых не отходили ни на шаг, чтобы не потеряться в толпе.

Завидев друг друга, мальчики обменялись радостными приветствиями, словно вовсе не они дрались кулаками, стали посмешищем товарищей и заработали дома выговор.

— Представьте себе, — сказал отец мальчика с перочинным ножиком матери владельца Робинзона, — мой явился домой с такой шишкой на лбу, что я уже решил было не брать его на представление…

— И мой тоже! — воскликнула мама мальчика с Робинзоном Крузо… Пришел домой с шишкой с грецкий орех. Упал будто бы… Не знаю, что выйдет из этого ребенка! Никогда не смотрит себе под ноги!..

Пристыженные мальчики глядели в землю. В душе оба поклялись никогда больше не врать таким добрым и отходчивым родителям.

Публика нетерпеливо зааплодировала, затопала ногами.

Духовой оркестр на дощатом помосте грянул марш, и представление началось.

По-прежнему на галерке, в партере и ложах уместилось не менее двух тысяч человек. Они говорили на другом языке, потому что это был другой народ и другая страна. Но волновались они совершенно так же, как в том, первом городе, когда мисс Эллиан вложила голову в пасть Раджи, бенгальского тигра. И у всех трепетало сердце, когда гимнасты перелетали с трапеции на трапецию, и все так же смеялись до слез проделкам глупого Августина, который всегда оставался в дураках.

На этот раз, однако, никто не вызывал Фрама, ученого белого медведя.

Они ничего не знали о Фраме, никогда о нем не слышали.

Здесь некому было умиляться его кротостью, поражаться его уму, восхищаться его великанским ростом.

Фрам лежал в своей клетке, в глубине зверинца, где его соседями были самые глупые животные, неспособные чему-либо научиться.

— Не хотите ли взглянуть на зверинец? — обратился отец мальчика с перочинным ножиком к матери мальчика с Робинзоном.

— Я как раз собиралась доставить это удовольствие детям. Редкий для них случай: увидеть Ноев ковчег в полном составе.

Мальчики обрадовались и побежали вперед, держась за руки и украдкой оглядывая друг друга: им было интересно, в каком состоянии шишки.

IV. В НОЕВОМ КОВЧЕГЕ

Мама мальчика, у которого была книжка про Робинзона Крузо в коленкоровом переплете и с большими цветными иллюстрациями, не ошиблась.

Она ничуть не ошиблась, уподобив цирк Струцкого Ноеву ковчегу, легендарному кораблю, в котором спаслись от потопа все виды населявших землю животных и который носился по волнам до тех пор, пока голубь с оливковой ветвью в клюве не возвестил, что небо сменило гнев на милость. Тогда радуга перекинула арочный мост из дивных красок с одного края земли на другой, воды отступили. Ной причалил к освободившейся от воды суше и выпустил на волю всех тварей — красивых и безобразных, кротких и злых, — чтобы каждая заняла на земле подобающее ей место.

Так гласит легенда, которой никто больше не верит, но на которую все ссылаются, как и на многие другие сказки древних времен.

Хозяин цирка Струцкого, жадный до наживы делец, тоже собрал в свой ковчег всяких зверей, упрятал их в клетки и возит из города в город, из страны в страну, чтобы показывать людям, какие есть на свете чудеса. Чудеса эти можно было видеть, купив билет. Билеты стоили дорого.

Охотники бродят по лесам в далеких тропиках, по песчаным пустыням, по полярным просторам, где никогда не тает снег; лазят по горам и спускаются в дикие ущелья, куда не ступала еще нога человека. Они расставляют изобретенные ими хитрые капканы, находят тайные логова зверей и достают из них только что родившихся, еще беззубых детенышей.

Оттуда, из-за тридевять земель, из-за морей и океанов, из знойных пустынь и вечных льдов, они шлют на пароходах и по железной дороге клетки и ящики с пойманными зверями: кто львенка, кто маленького крокодила, кто слоненка, кто жирафика с длинной тонкой шеей.

И все эти звери нашли себе место в пронумерованных, помеченных табличками клетках знаменитого цирка Струцкого. Заплатишь за билет — увидишь зверей, не заплатишь — не увидишь.

Толпа переходит от одной клетки к другой. Дивится и читает таблички, на которых значатся название зверя и страны, откуда он привезен, его возраст, а иногда, вкратце, и его повадки.