Немецкая карта: Тайная игра секретных служб: Бывший глава Службы военной контрразведки рассказывает. - Герд- Хельмут Комосса

Перед набором на офицерскую вакансию каждого соискателя экзаменовали на профпригодность. Принципиальный вопрос, ставившийся каждому кандидату, гласил: «Каково ваше отношение к участникам акции 20 июля 1944 г.?» Мнения на этот счет в моем поколении были еще очень разными — от измены родине до осознания необходимости действий после Сталинграда и прежде всего после сражения под Курском в июле 1943 г. Кто не считал, что действия фрондеров 20 июля 1944 г. заслуживают безусловного одобрения или по меньшей мере уважения или признания, тому поступление в бундесвер было заказано. Кто впоследствии, как это порой случалось, подвергал критике военных, оказавших сопротивление Гитлеру, не был искренним. Основополагающим для принятия решения стать солдатом было, вероятно, обострение международной обстановки в связи с блокадой Берлина Советами.

Сталинград был потрясением для моего поколения. Нельзя было допустить повторения подобной драмы. Для этого нужно было предпринять все необходимые меры. Разумеется, не могу этого не признать, мне нравилось ходить в строю, петь при этом солдатские песни, командовать — но разве это было определяющей мотивацией? Мы видели, что свободному миру и нашему народу угрожает новая опасность. Мы видели русских и воспринимали их коммунизм как подавление личности. Думаю, что определяющим было желание предотвратить новую войну, а в случае необходимости защитить нашу страну. Но в сущности, все поступки были обусловлены ярко выраженным чувством национального самосознания. Кто отрицает это, тот лжет. Кроме того, нам не хотелось, если уж дело действительно дойдет до войны, снова оказаться проигравшими. На сей раз мы хотели быть вместе с победителем, а именно на стороне США. Советский Союз не был для нас приемлемой моделью существования.

Мы прошли ускоренный курс общей военной подготовки. Оружие выдали американское, а инструкторами по стрелковой дисциплине — как уже упоминалось — были в основном военнослужащие из службы пограничной охраны. Разумеется, раньше они тоже были солдатами вермахта. От нас они отличались тем, что из вермахта ушли позднее, а в бундесвер пришли раньше нас — и потому имели по отношению к нам психологическое преимущество.

Апогеем обучения были стрельбы в нашем тире на учебном полигоне «Баумхольдер» батареей 105–мм самоходных гаубиц. Там нам однажды показывали американское подразделение со всем его вооружением. Нас сильно удивило, что рядом с каждой инвентарной единицей и каждым видом оружия — будь то кухонный котелок или автомат — был выставлен щит с указанием цены в американских долларах. Каждый американский солдат обязан знать, какие деньги приходится платить налогоплательщику за его вооружение и обеспечение, и поэтому он должен с надлежащей аккуратностью обходиться и с материальными средствами, и с боевой техникой. В вермахте нас такими знаниями не загружали. Немецкого солдата в войну не интересовало, сколько стоит его вооружение. Важно, чтобы оно было качественным и удобным в применении, чтобы оно было лучше, чем у противника, — вот это действительно было важно. И когда мы в войну поняли, что простой и неказистый русский автомат лучше сложного немецкого, то при первой же подвернувшейся возможности старались завладеть таким русским автоматом и стреляли из него. Я тоже поступил таким образом и скоро обзавелся русским ППШ, с которым мне пришлось не расставаться до 9 мая 1945 г.

Американская танковая рота, которую нам показывали, была отлично вымуштрована. Солдаты стояли ровным строем по прямой линии, предварительно проведенной мелом на асфальте, касаясь ее носками своих сапог. Перед ними на новом, начисто вымытом до блеска, как сапоги и каски, отполированном палаточном брезенте лежал прибор, который они должны были то ли обслуживать, то ли использовать. Прежде чем нас пригласили осмотреть его, я услышал, как подполковник говорит своим солдатам: «Покажите, на что вы способны. Это лучшие солдаты в мире». В это мгновение я невольно вспомнил советского майора, мимо которого мы, немецкие военнопленные, в мае 1945 г. прошли строем по Тухельской пустоши, — он то же самое сказал тогда своим солдатам: «Мимо вас идут лучшие в мире солдаты!» Американец и русский были едины в оценке немецкого солдата. И этого немецкого солдата, прошедшего через ад войны от Данцига до Сталинграда и обратно, этого солдата американцы хотели теперь заполучить себе в союзники. Но получат ли они его в том состоянии, в каком они этого бы хотели?

В министерстве обороны

После общего курса переподготовки в Бремен — Гроне и нескольких недель в качестве старшего офицера батареи меня неожиданно перевели в министерство обороны на должность начальника Контрольной комиссии по проведению ПМ (профилактические мероприятия) — предшественницы созданной позже Службы военной контрразведки (MAD). Работа в этой должности, допускавшей большую самостоятельность при проверке материалов и сведений, была весьма интересной. В этом ведомстве соискатели на основе их личных дел проверялись на предмет профессиональной пригодности, возможности допуска к службе в вооруженных силах и в соответствующих случаях отклонялись по соображениям безопасности. Процесс отбора был организован здесь с особой тщательностью не только в целях оберегания бундесвера от неподходящих соискателей, но и в целях соблюдения принципов справедливости в отношении каждого. Я очень переживал, когда мне иной раз приходилось отказывать какому-нибудь бывшему генералу вермахта в его желании быть принятым на службу в бундесвер. Но что поделаешь, если в плену он вел себя и некорректно, и хамовито?

Казалось, мне уже предначертано стать кадровым офицером контрразведки. Но не тут-то было. Да и сам я после долгих и мучительных размышлений понял, что хотел бы быть полезным армии в другой сфере. Я хотел руководить. В ноябре 1956 г. мой непосредственный начальник, командир третьего артиллерийского полка, полковник А., уговорил отдел личного состава откомандировать меня из министерства обороны в третий артиллерийский полк, хотя отдел личного состава к тому моменту уже издал письменное распоряжение о моем переводе в министерство обороны.

Германский союз военнослужащих бундесвера

К нам пожаловал гость. Из мюнстерского лагеря приехал подполковник Молинари из танковой школы, который намеревался провести в новой воинской части агитацию в пользу своего рода солдатского профсоюза, как мы тогда понимали это объединение. Мы, офицеры, считали такое объединение абсолютно излишним. В армии за все, что нужно солдату, ответственность несет и впредь будет нести исключительно командир. Он обязан заботиться о том, чтобы его солдат был обеспечен всем, в чем он нуждается и что ему положено иметь. Он осуществляет руководство и обеспечивает наилучшую экипировку и надлежащее обучение. Так у нас было поставлено дело в войну. Соблюдение этого принципа показало свою эффективность на фронте, особенно на Восточном. К чему тогда это новшество? Однако довольно скоро наше мнение изменилось, а именно после того, как мы узнали, что Управление вооруженными силами ограничило полномочия командира в новой армии, бундесвере. Многие сотрудники административно-хозяйственной службы бундесвера ложно интерпретировали положение Клаузевица о главенстве политики, воспринимая его как требование о главенстве гражданского начала, и соответственным образом вели себя, к неудовольствию генералитета. Идейным главой этой новой и иной программы был министериаль-директор Вирмер. В первые годы существования бундесвера он играл значительную роль в министерстве обороны. В стенах министерства между военным и политическим руководством постоянно происходили столкновения и недоразумения. Вирмер яростно боролся против уравнивания статусов генерального инспектора и статс-секретаря. Требовал, чтобы различие статусов обязательно было отражено даже в классификации денежного содержания. Он настоял на своем. Главенство политики означало для министериаль — директора, что генеральный инспектор при любых обстоятельствах является «подчиняющейся инстанцией». Во всяком случае, он боролся за то, чтобы было так.

Своей деятельностью в течение всего периода своего существования Германский союз военнослужащих бундесвера завоевал расположение солдат. Старания основных профсоюзов, в первую очередь профсоюза общественной службы, транспорта и коммуникаций (ТУ), добиться влияния в армейской среде, тем более пополнить свои ряды за счет военнослужащих бундесвера какого-либо мало-мальски приметного результата не дали. Причины неудачи были очевидны. Как можно было доверять профсоюзу, использующему любой возможный повод, чтобы провести демонстрацию против возрождения армии? Как бы то ни было, Германский союз военнослужащих бундесвера со временем завоевал доверие солдат.