Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

«… Евреи доставляли особенно высокий процент (по сравнению с общей численностью еврейского населения) вождей революционного движения. И теперь евреи имеют, кстати сказать, ту заслугу, что они дают относительно высокий процент представителей интернационалистского течения по сравнению с другими народами»[53].

Пытаясь выбить из-под Бунда саму основу его претензий на выражение интересов еврейских трудящихся в социал-демократическом движении, Ленин, ссылаясь прежде всего на труды авторитетного немецкого марксиста К. Каутского, объявил «совершенно несостоятельной… в научном отношении» идею «об особом еврейском народе», которая, по его мысли, была «реакционна по своему политическому значению»[54]. Более того, он обвинил Бунд в поддержке «сионистской идеи еврейской нации». Единственно правильное решение ему виделось в ассимиляции, растворении еврейства в окружающей этнической среде. Тем самым как бы по самопроизвольной логике вещей выходило, что и проблема Бунда должна решаться аналогичным образом, то есть путем поглощения его общероссийской социал-демократией. Собственно, ради обоснования этого вывода Ленину пришлось предварительно порассуждать о такой мало занимавшей его ум революционера-прагматика материи, как нациообразующие признаки (общность территории и языка), и о том, что разбросанные по миру евреи не связаны такой общностью и потому не могут считаться нацией. Правда, говоря о российских евреях, Ленин невольно вступил в противоречие со своими же общетеоретическими построениями, когда вскользь упомянул о том, что они имеют единую территорию — черту оседлости и единый язык — «жаргон». Был и еще один существенный признак или, точнее, фактор, способствовавший обособлению российского еврейства от остального населения, о котором Ленин не упомянул в своей статье «Положение Бунда в партии» (октябрь 1903 г.). Это государственный антисемитизм царских верхов, который в соединении с брутальной юдофобией социальных низов давал такие страшные плоды, как кишиневский погром в апреле 1903 года с его 45 убитыми, а также 400 ранеными и искалеченными.

ПОЗИЦИЯ СТОЛЫПИНА.

Пройдет два с половиной года, и в 1905 году по России прокатится волна так называемых октябрьских погромов, которые обернутся куда более мрачной статистикой. По некоторым данным, только с 18 по 29 октября погромы произошли в 660 местечках и городах империи, где, по общественным подсчетам, погибли от 3500 до 4000 человек и 10 тыс. были ранены[55]. По официальным же данным, тогда были убиты 810 человек и 1770 человек ранены. Некоторые исследователи утверждают, что среди пострадавших (а ими оказались представители нескольких национальностей) было только 1928 евреев, в том числе 711 убитых. Кровавые зверства продолжались и в следующем 1906 году: в начале июня за три дня печально знаменитого белостокского погрома погибли 73 еврея и 11 христиан (были приняты за евреев)[56]. Главной причиной этой вакханалии стал некоторый паралич власти, наступивший после известного царского манифеста от 17 октября: в атмосфере вседозволенности и безнаказанности всегда, и всюду творится беззаконие, наблюдается всплеск жестокости, от чего страдают в первую очередь беззащитные простые люди[57].

Стремясь противодействовать черносотенному разгулу, председатель Совета министров П.А. Столыпин, взявший курс на модернизацию страны, попытался пересмотреть наиболее одиозные законоположения об инородцах и иноверцах. В частности, в октябре 1906 года он, утверждая, что «евреи имеют законные основания домогаться полного равноправия», предложил Николаю II отменить некоторые существовавшие в отношении евреев ограничения в правах. Однако царь отклонил инициативу премьера, ссылаясь на свой внутренний голос, который-де подсказал ему не брать этого решения на свою совесть[58]. Тем не менее Столыпин продолжал действовать в том же направлении. В целях обуздания погромной пропаганды он приказал расследовать происхождение пресловутых «Протоколов сионских мудрецов», опубликованных в 1905 году членом одной из черносотенных организаций С.А. Нилусом. В результате было установлено, что они с начала и до конца были сфабрикованы[59]. Когда премьер доложил об этом императору, тот якобы распорядился: «Избавьтесь от “Протоколов”. Нельзя святое защищать подлыми средствами». Впрочем, даже если эти слова действительно имели место, то скорей всего они носили во многом вынужденный, ситуационный характер, и были произнесены под давлением волевого премьер-министра, уже давно раздражавшего своим прагматизмом мистически настроенного Николая, вплоть до последних своих дней верившего в существование всемирного еврейского заговора[60].

Жизнь Столыпина закончилась трагически. В начале лета 1911 года он разработал проекты реформ, открывавших перед Россией перспективу превращения в правовое государство. Поскольку премьер-министр полагал, что «все народы, населяющие Россию, должны быть полноправными гражданами», он хотел отменить черту еврейской оседлости, другие национальные ограничения, создать министерство национальностей. Однако свои замыслы Столыпин так и не успел осуществить. По злой иронии судьбы 1 сентября он был смертельно ранен евреем Д.Г. Богровым, сотрудничавшим с охранным отделением, но совершившим это преступление по личной инициативе, в силу «импровизации»[61][62].

НОВЫЙ ТЕОРЕТИК ПАРТИИ.

Понимая, что в условиях реакции, наступившей после революции 1905 года, выживание возможно только в союзе с общероссийскими демократическими силами, руководство Бунда приняло решение вновь войти в РСДРП. Новый союз с русскими социал-демократами был заключен в 1906 году на IV (объединительном) съезде в Стокгольме, причем без особых трений, благо тогда национальный вопрос благоразумно решено было оставить открытым, отложив его разбирательство, так сказать, до лучших времен[63]. Достигнутый компромисс был вынужденным и потому не мог быть прочным. Особенно им были недовольны большевики во главе с Лениным, терпение которого окончательно истощилось после того, как в 1911 году на XI конференции Бунда был взят курс на законодательную секуляризацию религиозной еврейской общины и превращение ее в главный институт национально-культурной автономии. Кроме того, лидеры Бунда продолжили свои попытки организационно перестроить РСДРП на основе принципа национального федерализма. В качестве образца, достойного подражания, ими использовался опыт Австрийской социал-демократической партии, трансформировавшейся вследствие принятых в 1897–1899 годах новых программных установок из унитарной организации в федеральный союз шести национальных социалистических групп. Допустить подобное в РСДРП Ленин и его сторонники категорически не желали и потому пошли на давно назревавший и по другим причинам организационный разрыв как с бундовцами, так и с поддерживавшими их меньшевиками. Произошло это в начале 1912 года на Пражской общепартийной конференции, на которой Бунд (в отсутствие его делегатов) был осужден за то, что «открыто содействовал ликвидаторам и пытался организовать раскол в РСДРП»[64]. В феврале Бунд выступил против решений Пражской конференции и не признал избранный ею состав ЦК. А через несколько месяцев он образовал так называемый Августовский блок вместе с меньшевиками-плехановцами, группой Л.Д. Троцкого и другими противниками большевиков в российской социал-демократии.

Симптоматично, что на той же Пражской конференции, ознаменовавшей окончание процесса превращения большевизма в самостоятельную политическую силу, в состав ЦК был заочно избран И.В. Сталин, находившийся тогда в вологодской ссылке. Когда в ноябре 1912 года он, нелегально выехав из России за границу, встретился в Кракове с Лениным, тот поручил ему написать статью, разоблачающую попытки «оппортунистов» из Бунда перенести на почву российской социал-демократии австромарксистскую модель национально-культурной автономии[65]. Выбор вождя большевиков не был случаен. Он понимал, что по крайней мере половина успеха гарантирована, если бой националистам даст не великоросс, а именно «национал». К тому же Сталин неоднократно демонстрировал ему ранее полную лояльность и жесткую напористость на поприще борьбы с врагами партии. Еще в сентябре 1904 года им публикуется на грузинском языке статья «Как понимает социал-демократия национальный вопрос». В ней он выступил за «разрушение национальных перегородок и тесное сплочение русских, грузинских, армянских, польских, еврейских и прочих пролетариев», а также обрушился с критикой, в частности, на армянских «федералистов-социал-демократов», поставивших себе целью «во всем подражать Бунду»[66]. А в октябре того же года Сталин поддержал Ленина в его противоборстве с меньшевиками, назвав его в пафосном восточном стиле «настоящим горным орлом»[67]. Так что еще до первой их встречи в декабре 1905 года в Таммерфорсе (Финляндия) Сталин относился к Ленину с величайшим пиететом, видя в нем идеал героя-революционера.