Возвращение в темноте - Эрик Ластбадер

— Если тебе нужна моя помощь, скажи, — проговорил Кроукер, крепко ухватившись за удилище.

Бенни опасно балансировал у самого борта.

— В тот день, когда мне понадобится чужая помощь, чтобы забагрить какую-то несчастную ваху...

Внезапно он хрипло вскрикнул. Вода за бортом вдруг потемнела, забурлила и покрылась шапкой белой пены из-под которой показалась голова тигровой акулы.

— Что за черт! — завопил Бенни.

Акула была огромной — наверняка больше тысячи фунтов. Ее жуткая пасть раскрылась всего в нескольких дюймах от руки Бенни. Она была такой огромной, что в нее, казалось, мог без труда поместиться целый паровоз. Массивные челюсти захлопнулись, и толстый багор, переломившись надвое, исчез вместе с ваху в кипящем водовороте кровавой воды.

В ужасе Бенни отшатнулся назад, но зацепился за поручень массивной пряжкой ремня и повис, беспомощно барахтаясь над самой водой.

Выдвинув стальные когти из кончиков титановых пальцев протеза, Кроукер обрезал леску и бросил удилище на палубу. Внезапно тигровая акула снова вынырнула из воды с явным намерением схватить Бенни.

— Матерь Божья!

На мертвенно-бледном лице Бенни радужно поблескивала рыбья чешуя, а в его широко раскрытых от ужаса глазах отражалась уродливая серо-коричневая морда тигровой акулы.

Голова Бенни висела как раз над разинутой хищной пастью чудовища, ослепленного жаждой крови. Схватив правой рукой Бенни за ворот рубашки, Кроукер резким движением рванул его назад, в лодку, но проклятая серебряная пряжка намертво застряла между поручнями.

В отчаянии Кроукер встал рядом с Бенни и, перевесившись за борт, взмахнул своей левой искусственной рукой. Сверкнув на солнце, стальной коготь большого пальца пронзил правый глаз акулы, а остальные четыре пальца вцепились в нос, единственное чувствительное к боли место на всем акульем теле. От ныряльщиков Кроукер не раз слышал истории о том, как им удавалось отразить нападение акулы ударом в нос, и теперь он молил Бога, чтобы это оказалось правдой.

Тигровая акула вновь ушла под воду, и от ударов ее могучего тела лодка неистово закачалась с борта на борт. Ее шершавая, словно наждак, шкура сдирала краску с корпуса лодки. Возбужденная запахом крови, ослепленная на один глаз, акула в третий раз почти вертикально вынырнула из воды и снова со страшным шумом ушла под воду. Кроукер не успел выдернуть глубоко вонзившиеся в акулий нос пальцы протеза, и теперь морское чудовище грозило утащить его за собой в океанские глубины.

В этот момент Бенни, наконец, удалось высвободить злополучную пряжку. Выпрямившись, он крепко схватил одной рукой Кроукера за мокрую от пота рубашку, а другой вытащил из-за пояса свой «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра и выпустил все шесть пуль в акулу. Бенни целил ей в голову, хоть и не был уверен, что пистолетная пуля пробьет акулий череп.

Внезапно акула снова высоко выпрыгнула из воды. Неужели Бенни был таким плохим стрелком, что не сумел попасть даже на таком близком расстоянии? Или же это доисторическое чудовище еще не поняло, что уже мертво? Как бы то ни было, из воды снова показалась искалеченная и покрытая розовой кровавой пеной морда. Передний ряд двойных зубов слегка коснулся руки Бенни, и тот вскрикнул. Испуг был так силен, что Бенни выронил свой «смит-и-вессон», словно он обжег ему руку, и пистолет тотчас исчез в акульей пасти. В этот момент Кроукеру удалось, наконец, выдрать свои пальцы из разорванной морды чудовища.

Истекающая кровью, с шестью пулями тридцать восьмого калибра в голове, акула все еще продолжала извиваться всем телом и бешено бить хвостом. Теперь она была еще опаснее, чем прежде. Кроукеру не раз доводилось видеть, как акулы, даже уже абсолютно мертвые внешне, на суше внезапно оживали, и тогда излишнее любопытство приводило к трагическим последствиям. Обернувшись, Кроукер достал лодочный багор и вонзил его в уцелевший глаз акулы.

Постепенно кипевшая вокруг лодки вода успокоилась, и на ее поверхности стало расплываться кровавое пятно.

Медленно завалившись набок и судорожно вращаясь по спирали, акула стала погружаться, продолжая разевать жуткую пасть.

— Черт побери, — пробормотал Бенни, опираясь на поручни. Его изрытое оспой лицо постепенно приобретало естественный цвет. — Эта сука сожрала мою ваху и мой «смит-и-вессон»!

Как только они причалили к берегу, Кроукер немедленно отвез Бенни в ближайшую больницу, чтобы обработать рану на руке, нанесенную ему акулой. Ссадина была не слишком глубока, но рисковать не стоило, так как рядом проходила вена.

Потом на машине Кроукера — бело-розовом «Т-берде» 1969 года выпуска — они отправились пообедать. Бенни говорил, что машина Кроукера раскачивается на ходу, словно ленивая свинья, но при этом способна развивать поразительную скорость подобно ковру-самолету. Прижимая к ране марлевый тампон с мазью, Бенни разговаривал по телефону. Кроукер слышал, как он договаривается о встрече.

— Это слева, Мария. Да, ты обязательно заметишь его, такое здание нельзя не заметить. А как насчет Сони? Отлично!

Закончив разговор, он повернулся к Кроукеру:

— Когда ты увидишь этих девочек, у тебя голова закружится от восторга!

— Послушай, Бенни, — засмеялся Кроукер. — С какой стати я должен обращать внимание на твоих девиц?

— Мария для меня, а Соня для тебя, умник, — усмехнулся Бенни.

— Нет, так дело Не пойдет. Ты же знаешь, я этим не занимаюсь, — замотал головой Кроукер.

— Чем не занимаешься? Чем? — выразительно развел руками Бенни. — Клянусь Иисусом, Льюис, Соня не шлюха! — Бенни дернул подбородком. — Помнишь, я рассказывал тебе о девушке, укравшей мое сердце?

— Я помню все, что ты мне рассказываешь, Бенни, — усмехнулся Кроукер. — Жемчужина!

— Не надо смеяться, друг, — заерзал на сиденье Бенни. — Ты думаешь, я стану знакомить тебя с кем попало? Ну уж нет! — Он понюхал тампон с желтой дезинфицирующей мазью и поморщился от отвращения. — Соня тоже жемчужина, поверь мне. Может быть, это как раз то, что тебе нужно.

Небольшая стая пеликанов снялась с воды и не спеша полетела к своим гнездам в мангровых зарослях. Кроукер проследил глазами за их полетом над бирюзовым мелководьем залива, уходившего в глубь национального парка Эверглейдс, который местные называли просто глушью. В этом заповеднике, простиравшемся на территории в тридцать квадратных миль, было бесчисленное количество мелких проток, заводей и болотистых топей среди мангровых зарослей, населенных множеством тропических птиц. Там прекрасно ловилась форель и можно было встретить проплывающих в каноэ аборигенов из племени калюза или текеста. Именно там Кроукер познакомился с индейцем по имени Каменное Дерево, который стал его верным проводником в заповеднике.

Каменное Дерево был высоким и худым, как жердь. Постепенно он научил Кроукера видеть величественную красоту дикой природы, понятную лишь немногим. «Здесь можно очень долго жить, сохраняя отменное здоровье и душевное спокойствие, — любил повторять Каменное Дерево, когда они бродили по холмам, покрытым широколиственными деревьями, и по прибрежным прериям. — Но здесь можно и погибнуть в считанные минуты. Все дело в том, насколько хорошо ты знаешь эту природу». Поселившись в этом изолированном от всего остального мира месте, человек мог затеряться навсегда.

Не прошло и десяти минут, как Бенни и Кроукер оказались в заведении «У папаши Джо», похожем на двухэтажное воронье гнездо, нависшее над заливом. Это был и бар, и ресторан, здесь же находилась рыбачья пристань. Все вместе это составляло излюбленное место встреч заядлых рыбаков.

— Я словно на мгновение заглянул в вечность, — признался Бенни, вертя в руках высокий стакан с пивом. — В первый раз я понял, что существуют силы, не поддающиеся человеческому контролю — примитивные, непостижимые...

Он говорил о тигровой акуле. Вокруг галдели завсегдатаи. Оранжево-красное солнце лениво опускалось в океан. Несколько моторных лодок спешили к пристани, разрезая сверкающую океанскую гладь. По небу плыли два неизвестно откуда взявшихся облачка. Стайка чаек с пронзительными криками носилась над пристанью, у которой мирно покачивались пришвартованные рыбачьи лодки.

Небо у самой линии горизонта окрасилось в тот особый зеленоватый оттенок, который можно увидеть лишь в тропиках. Посетители, все без исключения, смотрели на солнечный закат. В этом заведении это было своего рода ритуалом, таким же удовольствием, как рыбная ловля и выпивка.

Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом, зал взорвался аплодисментами. Потом все вернулись к своей выпивке и дружеским беседам. Здесь все были равны независимо от социального и финансового положения. Не имело ни малейшего значения, много у тебя денег или нет, дружишь ты с президентом или получаешь пособие по безработице — здесь любой был не хуже и не лучше своего соседа по столику.