Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России - Геннадий Невельской

   Нессельроде, которому было поручено снова собрать для пересмотра ранее принятых решений Особый комитет, уступил, однако, только частично. В новых постановлениях Комитета, помимо признания факта объявленной Невельским принадлежности устьев Амура России, одновременно требовалось "никаких дальнейших распространений в этой стране не предпринимать и отнюдь никаких мест не занимать". Этим же постановлением под начальством Г. И. Невельского учреждалась особая Амурская экспедиция в составе 60 нижних чинов при трёх офицерах, главное наблюдение за которой поручалось генерал-губернатору Восточной Сибири.

   Как видим, до сих пор роль Н. Н. Муравьёва сводилась к выступлениям в защиту Невельского в Особом комитете, в поездках к Николаю I с просьбой о снятии разжалования и потому не может считаться активной в том смысле, в каком была приписана в последующем Муравьёву вся полнота инициативы в разрешении Амурского вопроса. Невельского ведь защищали и другие, но никто из них не претендовал затем, на роль инициатора присоединения Приамурья к России. Наконец, Муравьёв защищал Невельского и по долгу службу, как губернатор Восточной Сибири, понимающий необходимость и важность владения Амуром, этим естественным выходом к Тихому океану. Но всего указанного было далеко еще не достаточно для того, что произошло позднее, когда всё, кроме роли чуть ли не слепого исполнителя муравьёвских воли и предначертаний, было отобрано у Невельского панегиристами Муравьёва.

   В течение последующих пяти лет, с 1850-го по 1854 год, Невельской с присущей ему исключительной энергией, имея в виду полное присоединение всего края к России и вопреки запрету не распространять своих исследований и не занимать новых мест, ставит перед собой в качестве ближайшей задачи разрешение двух вопросов -- пограничного и морского.

   По первому надо было установить, где же по Нерчинскому договору должна проходить или проходит граница с Китаем.

   Он посылает своих помощников Н. М. Чихачёва и Д. И. Орлова для исследования направления Хинганского хребта, желая доказать, что не Становой, а Хинганский хребет, делающий, по его предположению, в верховьях реки Уды крутой поворот сначала на восток, юг и юго-восток и так "протягненный" до Японского моря, должен считаться границей России с Китаем. Он полагал, что граница должна итти не там, где, ее показывали на современных ему картах -- выходящей к Охотскому морю параллельно течению реки Уды, а следующей на юг к Японскому морю и Корейской границе по водоразделу между реками Сунгари и Муданьцзянь.

   Однако эти предположения Невельского, как мы теперь знаем, не имеют под собой основания, ибо не существует единого хребта, следующего от верховьев реки Уды к Корее, как не существует и того поворота Станового хребта, о котором он писал.

   Гораздо существеннее было другое. Оно заключалось в том, что китайское правительство ни в какой мере не осуществляло своего суверенитета над территориями к востоку от Амура и Уссури. Оно не имело здесь своей администрации, городов и войск, не имело флота, наконец не собирало дани, которой ему не платили местные тунгусские племена; оно фактически не считало Приморье и Приамурье китайскими, и это было самое важное. Больше того по словам маньчжуров, посещавших нижнее Приамурье для торговли с гиляками, им даже запрещалось ездить на левобережье и в низовья Амура и, если они это делали, то делали тайно, нарушая этим прямое запрещение своего правительства. В этом факте заключалось гораздо больше оснований, чем те, который искал Невельской для решения пограничного вопроса.

   Второй поставленный им вопрос -- морской -- преследовал цель отыскания удобных защищенных гаваней на побережье Татарского пролива, которые были бы связаны удобными внутренними путями с Амуром и Уссури. Такие гавани и пути и были обнаружены, описаны и положены на карту.

   Невельской вменял в обязанность своим сотрудникам обращаться с местными жителями дружелюбно, он требовал не вмешиваться в их жизнь, обычаи и верования и, знакомя их с русской культурой, отнюдь не навязывать силой чуждые им обычаи. Этим было достигнуто установление самых дружеских отношений; население нижнего Амура действительно видело в русских своих защитников, и потому Н. Н. Муравьев, спускаясь в 1854 году с первым сплавом вниз по Амуру, с удивлением отмечал, что ниже устья Сунгари он и его спутники попали в страну, как бы давным-давно принадлежавшую России. Приём, оказанный ему, был весьма дружественным, в то время как выше Сунгари, куда не распространял свою деятельность Невельской, население, завидя шедшие сплавом суда, разбегалось. Дружелюбие народов Приамурья было результатом внимательного и человечного отношения к ним Невельского и его сотрудников, которые привили этим народам первые навыки к земледелию, лечили их и обучали детей грамоте.

   Жизнь на песчаной кошке в заливе Счастья, который был открыт Невельским во время плавания в 1849 году, была нелегка: не было достаточного количества свежих продуктов, не было теплой одежды и обуви. Дома, построенные из сырого леса, при постоянных, насыщенных влагой, туманах летом и зимой и большом количестве летних осадков во время муссонных дождей, были сырыми. Вдобавок, не было стекол, окна были закрыты миткалем, зимой из-за этого в домах было очень холодно. Люди от стужи, недоедания и тяжелых изнурительных поездок по неизвестному бездорожному краю болели зимой цынгой.

   Российско-Американская компания, задетая успехами Невельского на Амуре, охарактеризованном её работниками в самых чёрных красках, как бесполезной для России реке, готова была придраться к любому случаю, чтобы недодать, недослать, одним словом, насолить "противнику". Так, в 1852 году, считая, что суммы, отпущенные правлению компании для снабжения Амурской экспедиции, уже израсходованы, она отдала распоряжение начальнику своей Аянской фактории и порта А. Ф. Кашеварову не снабжать продовольствием Амурскую экспедицию свыше отпущенных сумм. Поэтому, того не ожидая, Невельской получил такое количество продуктов, которое обрекало его людей на медленную голодную смерть. Невельской жалуется, требует внимания к своим нуждам, указывает справедливо, что в результате всех этих недоразумений страдать будут не только люди, но и дело; однако он вместе с тем великолепно сознает, что его письма -- глас вопиющего в пустыне, что помощи ждать неоткуда. В результате от голода и недоедания гибнет несколько человек из числа команды, умирает Новорожденная дочь Г. И. Невельского. Мучилась и страдала его жена, которая делила с ним все тяготы и неудобства походной жизни и прожила в течение всего срока работы Амурской экспедиции на Петровской кошке и Николаевском посту.

   Даже перед лицом надвигающейся катасторфы Невельской не покидает своего поста. Он пишет Муравьёву в сознании безысходности положения полное трагизма письмо: "Когда же мне, и моим благородным сотрудникам, полным самоотверженного сознания своего долга перед Родиной, дадут, наконец, средства для достижения великой государственной цели, которую все мы преследуем, не страшась ни ответственности, ни опасности, ни лишений? Мы верим все, что наступит такая минута, и в надежде на нее с твердостью духа переносим все трудности и опасности, но всему есть предел, переступать который не следует". Даже в таких тяжелых условиях он посылает исследовать Северный Сахалин, учреждает посты в заливе Де-Кастри, в заливе Уанды и других местах; посылает лейтенанта Н. К. Бошняка для изучения побережья Татарского пролива, в результате чего последнему удается изучить и впервые нанести на карту залив -- Гавань императора Николая I (теперь Советская Гавань), одну из крупнейших и удобнейших для стоянки судов гаваней мира.

   Жалобы Невельского в Петербург наконец помогли; там поняли, что губить людей из-за личных счетов, возникающих в значительной степени вследствие недоговоренности в переписке, которая велась почти на расстоянии 10 000 км, нельзя. Российско-Американская компания получила полностью возмещение всех своих убытков и дополнительно еще 100 000 рублей на расходы по снабжению Невельского. Одновременно правление Компании сообщило ему, что в навигацию 1852 года экспедиции будет доставлен морской 16-сильный паровой катер, которого он так долго добивался для изучения Амурского лимана, гребные суда и все требовавшиеся им припасы.

   "Эти бумаги, -- пишет Невельской, -- были лучом света, озарившим нашу пустыню; они показывали, что правительство, наконец, обратило свое внимание на экспедицию".

   В середине 1852 года, согласно полученному распоряжению из С.-Петербурга, Невельской занимает залив Тамари-Ацива на Южном Сахалине, учреждая там Муравьёвский пост, и после поднятия флага объявляет о принадлежности острова России. Одновременно лейтенанту Н. В. Рудановскому поручается производство топографических съемок внутри Сахалина и на побережье, что впоследствии дало возможность составить первую достоверную карту южной части острова.