Пионы от одиночества - Надежда Ташлыкова

могу накапать двадцать капель настойки пиона, Людочка Викторовна утверждает, что помогает хорошо, — подмигнул он.

Она грустно рассмеялась и положила голову ему на грудь. После выплаканного несчастья ее как будто отпустили удерживающие тиски, дышать стало легче.

А еще сегодня я хотел бы остаться, — прошептал он поверх ее головы. — Если ты не против.

— Зачем?

— Хочу проверить, не кусается ли твой дракон.

— Смотря как ты будешь себя вести, — Рита прижала к нему бедро с татуировкой.

— Я буду очень послушным.

— Почему-то я тебе не верю, — Рита крепче к нему прильнула, вдохнула его запах. — Спасибо, что ты рядом.

— С днем рождения, мой воробушек, с днем рождения.

Они стояли обнявшись на осколках и сломанных цветах и Рите хотелось верить, что большие несчастья можно так же легко преодолеть, как и заменить испорченные цветы. Особенно если рядом Андрей.

13

Операцию назначили на вторник. Холодное белое здание больницы встретило их темными окнами. Рита поежилась: входить в неприветливое место совсем не хотелось.

Стеклянные двери, в холе телевизор — на этом современный интерьер заканчивался, дальше шли местами порванный линолеум, стены выкрашены светло-зеленой краской от пола до потолка. Людмила Викторовна не обращала внимания на окружающую ее обстановку, была задумчива и молчалива. Они сдали в гардероб верхнюю одежду и заняли место в очереди ожидания на оформление в приемном покое.

Вокруг них толпились люди — пожилые, молодые. Рядом с лавочкой на корточках сидел бледный лысый мужчина. По исхудавшему лицу было невозможно определить его возраст. По спокойному настрою на ожидание было сразу понятно, что он здесь не впервые. Напротив расположилась еще парочка бывалых, как их про себя окрестила Рита. По смирению, с каким эти люди ожидали прием, было понятно, что процедура будет долгой и утомительной.

Людмила Викторовна нервничала, теребила в руках носовой платок, вздрагивала он каждого шороха и громкого слова. Ей было удивительно видеть неторопливое передвижение врачей по больничным коридорам, неспешное оформление документов. Надо бежать лечить, спасать, а они…

— Я больше не могу. Уйдем, Рита. К чему эта операция, все равно умирать, — Людмила Викторовна порывисто встала. Дочь силой усадила ее обратно на больничную скамью.

— Вот выдашь меня замуж, потом и умирать можно, а сейчас даже думать не смей. — Отвлекая маму от грустных мыслей, спасаясь от своей собственной паники, Рита, улыбаясь, в ролях принялась рассказывать, как она познакомилась с Андреем. Потом переключилась на Нину с Алешей. Вытаскивала из памяти истории знакомых и друзей. Отвлекала маму от погружения в отчаяние ожидания неизбежного.

После оформления поднялись в хирургическое отделение. Рита поцеловала маму в щеку и ушла с тяжелым сердцем. Людмила Викторовна осталась растеряно сидеть на кровати в больничном халате одна.

Вечером она позвонила Андрею.

— Ты как, мой воробушек?

— Ты не приходи сегодня, я не в настроении, — в ответ на вопрос выдала Рита.

— Ты уверена?

— Да, так будет правильно. — И она отключилась.

Не зажигая свет, она сидела на диване в своей комнате, думала.

«Имею ли я право быть счастливой сейчас, когда так нужна ей? Зачем Андрею эти проблемы? Мы справимся сами. Я сильная. Я должна. А личная жизнь подождет. Успею еще заневеститься».

Рита зло вытерла слезы. Легла. Укрылась с головой пледом и разрыдалась. На столе светился поставленный на беззвучный режим телефон, звонил Андрей.

14

— Операцию сделали, состояние средней тяжести. Это все, что я могу пока сказать, — ответил ей по телефону врач.

Рита не находила себе места от беспокойства, продолжала звонить в реанимацию по несколько раз за день. Черед два дня маму перевели в палату. Андрей подхватил Риту после работы, и они поехали в больницу.

Выписав пропуск, поднялись на этаж. Мама ковыляла по коридору им навстречу. Закатное солнце освещало коридор больницы, в его свете лицо мамы казалось бледным, но мягкая улыбка смягчала тревогу дочери.

— Вы представляете, у меня голодный стол, — вместо приветствия пожаловалась Людмила Викторовна. — Добралась до столовой, а меня не покормили.

Рита обняла ее со слезами на глазах.

— Аппетит — это хорошо. Есть хочется, будете жить, — пошутил Андрей и поцеловал сначала больную, следом Риту.

— Ты почему встала, мам, тебе, наверное, рано еще вставать?

— Доктор заставляет, говорит, ходить надо. Сама бы я с удовольствием лежала, — они присели на диванчиках в коридорчике перед палатой.

Рита держала маму за руку, заглядывала в глаза. От каждого движения Людмила Викторовна охала, морщилась и старалась занять удобное положение, чтобы меньше двигаться. Рита начинала суетиться, не знала, чем помочь, и от этого совершала много ненужных и лишних движений. Мама пожимала ее пальцы в своей руке, давая понять, что все в порядке.

— Людмила Викторовна, — Андрей откашлялся и опустился на колени рядом с диванчиком. — Именно сейчас я прошу у вас руки вашей дочери.

— Нашел время, я…. — возмущенно попыталась возразить Рита.

— Самое время и место, — уверенно произнес он. — Я хочу и буду с тобой рядом и в горе, и в радости.

— Я так рада, Андрюша, — мама сжимала теперь уже руки обоих.

— Моего мнения никто не хочет узнать, — ехидно произнесла Рита, — или это не обязательно?

— Я люблю тебя, Рита. Скажи нашему счастью «да».

Он смотрел на нее серыми насмешливыми глазами и ждал ответ.