Утес Белой Совы (сказка для взрослых и детей) - Виктор Потиевский

Сидя на берегу и слушая русалочье пение, он представлял себе в воображении Лунную жемчужину. Она виделась ему в приоткрытой раковине и сияла перед его мысленным взором, словно сделанная из кусочка луны — яркая, слепящая, желанная… От этого песни русалок казались ему еще более приятными.

— Что задумался, родственник? — крикнула Галла, — мы уж давно не поем, а у тебя такое мечтательное выражение на лице. Как будто ты помолодел лет на триста…

Обе русалки громко и весело засмеялись. Их смех зазвенел, отражаясь от лунной глади озера, взметнулся ввысь, и листья прибрежных осин и берез затрепетали. Серебряные отзвуки русалочьего смеха повторялись и множились, усиленные полуночным эхом, и казалось, что этот манящий, Загадочный и мелодичный звон исходит теперь от деревьев, от кустов можжевельника, от скал и камней, от лунного Света.

— Эх, красавицы, — вздохнул Фарг, — пришли бы хоть в гости ко мне. Я бы тоже развлек вас, показал кое-что…

— Это в Канаву, что ль? — поинтересовалась Лумма, — так у нас вода почище.

— Ну зачем же… в Канаву… вовсе и не в Канаву… Ну в Лес, что ли…

Русалки снова заливисто засмеялись и заскользили по лунной воде озера.

И вдруг Фарг осознал, понял до горечи обидное: у него, у Лешего, кому весь Лес должен принадлежать, кроме Канавы, ничего и нет. Даже гостей пригласить некуда. В Канаву, понятно, никто и не пойдет добровольно… Вот оно как.

Он некоторое время сидел в задумчивости, наблюдая за быстрой игрой подружек. Привыкший к влаге, к воде, он хорошо видел сквозь толщу Лунного озера скольжение русалок, их изящный подводный полет, и ему казалось, что если бы он смог достать Лунную жемчужину, то жизнь его стала бы так же легка и прекрасна, как движения этих подводных девушек. Он бы перестал быть синим…

8. КАМЕНЬ БЕДЫ

Юркий и ловкий Хурт спешил к барсукам, к семье Тина. Он испытывал неловкость перед старым приятелем, что не смог тогда, три ночи назад на Празднике, поговорить толком, что струсил, и понимал, что Тин и Тина видели это. Он и сейчас трусил, но не признавался в этом даже самому себе.

Неподалеку от жилища Тина он замер, принюхиваясь и прислушиваясь. Шерсть Хурта поднялась дыбом, надо было немедленно бежать: в ноздри наплывал густой волной грозный запах волка.

Хурт бесшумно попятился, но не успел он сделать и трех шагов, как его окликнули.

— Стой! — спокойно и жестко прозвучал окрик.

Хорек обернулся, глаза его наполнились ужасом. Сзади него, в двух шагах стоял крупный взрослый волк.

Хурту хотелось вжаться в землю, слиться с этой землей, исчезнуть… Но этого было нельзя, и он растерянно и обреченно замер.

— Не бойся, мы не на охоте, — успокоил его Зер, видя испуг зверька, — а ты что здесь делаешь, юркий Хурт?

— Да я, да… вот… к Тину пришел. Навестить старого приятеля. Первый испуг прошел, и Хурт начал соображать. Он уже заметил лежащую поодаль в кустах, у самого входа в нору Гина крупную серую волчицу.

— А вы, простите, барсуков пришли ловить? — спросил он, набравшись храбрости, срывающимся робким голосим.

— Да не ловить! Мы их охраняем. Таков приказ отца Вергила, — пояснил Зер.

Услышав это, Хурт окончательно успокоился. Он понял теперь, что волки ни его, ни барсуков не тронут.

— А… от кого охраняете-то? — хорек, конечно, понял от кого. Но на всякий случай спросил.

— А ты сам куда идешь-то?

— Да я же сказал, к Тину.

— Ну вот и иди. Да побыстрей! — добавил Зер. Этот хорек Хурт своей болтливостью уже начал его раздражать.

Не дожидаясь повторного приказа, Хурт юркнул в нору.

Жилище барсуков было просторным, глубоким, имело много выходов на поверхность. Все туннели сходились в главную пещеру, высокий потолок которой был аккуратно внахлест выстелен берестой, скрепленной ивовыми прутьями.

По всему полу подземной пещеры было настелено много сена, пахучего и мягкого, которое дважды в год меняли — в начале и в конце лета.

В самой середине пещеры лежал небольшой, величиной с три барсучьих головы, треугольный камень. Он был воткнут в пол острием и одной широкой плоскостью обращен вверх, чтобы можно было что-то положить. Отец-барсук Гин всегда на нем обедал. Так уж повелось в этом подземном степенном семействе: сначала обедал Тин, потом все остальные. Завтракали и ужинали барсуки снаружи, в Лесу, мм, где находили корм, а на обед приносили пищу в дом.

Камень посреди пещеры нужен был Тину только раз в сутки — во время обеда, а торчал из пола всегда. Тина, барсучата, да и сам отец сколько уж раз ушибались, натыкаясь на него. И каждый раз, когда барсучонок плакал, набив себе шишку на ножке, или сам Тин ворчал, потирая о стенку ушибленный бок, мать-барсучиха говорила:

— Да убери ты этот камень! Беда с ним одна. Убери!

— Эх, Тина, Тина… — вздыхал отец-барсук, — если б ты ›нала, как ты права, — мой отец, когда был уже стар и чувствовал, что скоро уйдет из мира живых, рассказал мне, что это и есть Камень Беды. И вовсе не потому, что мы об него стукаемся по забывчивости. А потому, что он беду должен принести. Я не верил в это, а теперь вот, пожалуй, и правда. Вот она беда. Может, жить осталось всего поллуны, не больше…

— Тише ты, старый, детей-то не пугай, может, и обойдется еще.

— Хоть я и барсук, а не волк, но так легко я им не дамся, этим лешим.

Снаружи зашуршал осыпающийся под чужими ногами песок. Тин и Тина насторожились. Кто бы это? Давно уж к ним никто не ходит. Для беды, для самого страшного еще срок не подошел, — рано, но они все равно тревожно вздрогнули.

Мгновенно перед ними нос к носу вырос юркий Хурт.

— Ух ты! Привет, Тин! Привет, Тина! — он пожал им лапы — поздоровался.

— Ух, ты! — снова никак не мог отдышаться хорек.

— Да ты чего? Устал, что ли? Раньше за тобой не замечали. Может, стареешь? — улыбнулась Тина.

— Да нет, друзья, просто испугался.

— Кого? — в один голос спросили барсуки.

— Как кого? Поставили себе тут охрану, какой сама Царица Ночи позавидует!

— Какую еще охрану? — ворчливо спросил Тин, уверенный, что Хурт его разыгрывает.

— Ты что, и вправду не знаешь?

— Да нет… — Тин и Тина удивленно уставились на гостя.

— Да… Вот оно, племя старого Вергила — бесшумно, незаметно… Вашу нору наверху охраняют два здоровенных волка. Так и сказали мне — приказ старого Вергила — охранять! Теперь, я думаю, лешие вас не посмеют тронуть. Ведь волки сразу своих позовут. Как завоют!… Да и эти двое — будь здоров! Подлешик и не сунется! А сам Леший понимает, что это только дежурные волки. Ну… Бреха, конечно, и десяток побьет, пожалуй… Ничего тут не поделаешь. Но я думаю, что теперь твое семейство в обиду не дадут. Раз уж сам старый Вергил велел…

— Дай-то бог! — вздохнула Тина.

Юркий Хурт очень любил порассуждать о всяких там битвах и делах, хотя сам мог воевать только с тетеревами да рябчиками. Даже с Неясытью ссориться не решался.

Все трое посидели, помолчали. Четверо барсучат сладко и беззаботно спали в другом углу пещеры, свернувшись на сене.

Но долго сидеть в покое Хурт не мог, недаром все в Лесу звали его юрким. Он встал и снова стал рассказывать, как пробирался сюда, — слишком сильным было впечатление от встречи с волками.

— Выглянул я из-за куста, — начал он, — как учуял их дух. И так страшно вдруг стало, что хоть беги! И я тогда…

Хурт прыгнул в сторону, чтобы показать, что он тогда делал…

— Ой! — вскрикнул он, — что это тут у тебя, все ноги Переломать можно… А, вот оно что! Да я об этот камень уже не раз бока обивал! И когда ты его выбросишь, Тин?

— Ты знаешь, Хурт, он мне вообще нравится, привык Я к нему. Но вот недавно, вспомнив, что этот камень может беду принести, решил я его все-таки вынести. Думаю, ладно, подожду до вечера, отдохну, потом после сна и вынесу. Лег спать на дневку. И приснился мне очень странный сон. Будто схватили меня уже Леший и подлешик, да и ведьма тут, и Неясыть кричит, в общем, уже и барсучат защитить некому. Тащат они нас по ночному Лесу в свою Канаву. Чувствую — конец! И вдруг среди черной ночи Ясное Солнишко появилось. Ведьма и лешие как шарахнулись под елки, да за валуны, прижались к земле, будто их и не было вовсе. А Ясное Солнышко улыбается мне и говорит: «Не бойся беды, добрый Тин! Но Камень Беды не выбрасывай. Когда этот Камень будет найден его хозяином, он принесет тебе спасение! Возвращайся в нору со своей семьей. Доброго пути тебе, добрый Тин!» А я настолько растерялся и, что даже спасибо не сказал, так и стоял, разинув рот…

— Вот это да… — выдохнул юркий Хурт, — береги, братец, этот Камень. Может, и правда спасение в нем. Я сам в сны очень верю, но вот уж давно не вижу снов, может, устаю слишком на охоте?

— Да, Тин… А мне ты уж и не сказал ничего, — посетовала Тина.

— Да что говорить-то?