Комплекс андрогина (СИ) - Бунькова Екатерина

Я отыскала себе хорошенькую неприметную каютку, перетащила в нее весь найденный запас провизии и баллонов с кислородом для системы воздухоочистки (на всякий случай) и приготовилась вкушать заслуженный отдых.

Глава 3. Театр одного тау

Адрес: Военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Элис. Генетическая модель: тау-1, улучшенная. Статус: возраст совершеннолетия не достигнут.

Я не спал полночи, пытаясь привести мысли в порядок. Много думал о смерти и о том, что мы оставляем после себя. И конечно, снова думал о своем жизненном выборе. Вчера вечером, умывшись и приняв успокоительное, я решил остановить это безумие, сходить, наконец, к парикмахеру, а потом к пластическому хирургу. Конечно, для операции требуются деньги, но дед же говорил, что он что-то там мне оставил: может, этого хватит. Вечером проверять я не стал, а утром мысли приняли другой оборот.

Что я буду делать, лишившись своей внешности? Наша база весьма небогата. Прожить здесь всю жизнь в статусе обычного работяги — тяжкое испытание. Моя физиология не предназначена для такого труда, такой жизнью я не смогу наслаждаться и просто умру от переутомления через несколько лет. Об этом мне говорил Рихард, это же доказывал консультант-психолог в генетик-центре, где я появился на свет и куда время от времени ходил на регулярные тестирования.

Кроме того, у меня совершенно нет друзей. Вряд ли, когда я изуродую свое лицо, бывшие воздыхатели воспылают желанием стать моими приятелями. Скорее наоборот: начнут относиться с презрением и издеваться. Долго я такого не выдержу. Как бы мне ни хотелось верить в устойчивость моей психики, но кошмар наяву меня однозначно доконает, и никакая мужская гордость мне не поможет. Представляю, насколько жалким будет зрелище, если однажды я сломаюсь и напрошусь в любовники к одному из более успешных коллег: испорченный, сломанный тау, далекий отголосок собственного прошлого. Если мне все-таки суждено стать чьей-то подстилкой, то я предпочел бы, чтобы за это весь наш маленький мир был у моих ног и униженно просил меня обратить на себя хотя бы взгляд.

Нет. Отвратительная мысль. Пойду умоюсь и вытряхну все это из головы.

Звонок в дверь отвлек меня от утреннего моциона. Я посмотрел на экран: за дверью был Ян. В душе проснулись сначала злость и обида, а потом потребность в общении, не желающая мириться с тотальным одиночеством. По некотором размышлении я открыл дверь.

— Вот, — сказал Ян и протянул мне какую-то маленькую коробочку — кажется, старинный носитель информации, что все еще в ходу на Ковчегах. — Хотел извиниться.

— Что это? — спросил я, так и не решив, хочу ли принять Яна обратно в свой мир или нет.

— Эмм… Ну, в общем, — Ян покраснел. — Я понимаю, что вчера повел себя как последний извращенец. Прости, но ты же и сам знаешь, как ты действуешь на людей, а я… Я обычный человек, понимаешь? Не буду врать, когда я слишком близко к тебе, то не могу думать ни о чем, кроме твоего тела. И… и да, иногда я мечтаю о тебе. Я скрывал это много лет, и мне ужасно стыдно… и что сорвался, и что вообще думаю о таком. Но я все равно твой друг! Если ты можешь, прости меня, Элис. Я больше никогда не позволю себе ничего подобного. Я долго искал, что бы такое тебе подарить в знак извинения, чтобы это было достаточно ценно и чтобы у тебя такого еще не было. И решил… в общем, это наверное, довольно глупо… Нет, это совершенно точно была самая дурацкая идея за всю мою жизнь, но… В общем, там контрабандная порнуха.

И он снова протянул мне коробочку, прикусив губы и сжавшись в ожидании реакции. Пару секунд я молчал. Потом хрюкнул. А потом начал неудержимо ржать. Я смеялся так долго и откровенно, что даже слезы побежали. Не знаю, что меня так насмешило, но я смеялся так же сильно, как вчера — ревел. Уже выходящие на занятия ученики оглядывались на меня, как на сумасшедшего.

— Давай сюда, придурок, — наконец, справившись с собой, выдавил я, хватая коробочку у него с руки и вытирая слезы смеха тыльной стороной запястья. — И иди собирайся, а то опоздаем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Почти три секунды понадобилось Яну, чтобы осознать, что его простили. Он воссиял по нарастающей, как энергосберегающая лампа, радостно что-то ляпнул и помчался в свою каюту. Я засунул подарок в карман, все еще посмеиваясь, снова умылся, наскоро позавтракал, и мы пошли на занятия.

— Ты меня правда простил? — спросил Ян, нервно теребя вотч, когда мы уже сидели на генетике и решали задачки на рецессивные признаки.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил я. Честно говоря, никогда больше не смогу воспринимать Яна нормально, но раз уж принял решение, нужно следовать ему до конца. — Эй, ты там чего опять нарешал? Столько детей одна женщина родить не может.

— Откуда мне знать, сколько детей может родить женщина? Я их никогда не видел, — ответствовал Ян, пока я втихушку правил ему коэффициенты. Ян из серии сигма, тоже немногочисленной. У него замечательно развит родительский инстинкт, он умеет заботиться о людях, но с интеллектуальной деятельностью у него беда. Не то что бы он был слишком глупым, просто не может сосредоточиться на чем-то одном. Зато он очень внимателен в бытовой жизни, обходителен с людьми, и у него хорошо развито чувство времени. По Яну часы проверять можно: минуту он про себя отсчитает с точностью до половины секунды.

— Учителя нужно слушать внимательнее, вот и будешь все знать, — проворчал я, не особенно на него сердясь.

— Извини. Я отвлекся на твою футболку. Тебе бы ее постирать: вон, пятно от кетчупа. Не могу слушать этого зануду, так и хочется оттереть.

Я внимательно осмотрел себя и с трудом заметил маленькое рыже-красное пятнышко. Поскреб, и оно отвалилось. Но бледный след все-таки остался. Яна даже перекосило. Не удивлюсь, если он сейчас предложит мне выйти и застирать футболку. Но нет, Ян стерпел. Только снял у меня с плеча какую-то нитку и поправил выпавшую из хвоста прядь волос. По спине пробежали мурашки от этого прикосновения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ян, — предупредительно понизил голос я.

— Что? — он удивленно захлопал ресницами. Подумал, и до него дошло. — Ой, извини. Я совершенно машинально, без подтекста. Ты же знаешь, меня иногда клинит на опрятности.

И до конца урока он старательно не смотрел в мою сторону. Зато остальные пялились на все сто. Один незнакомый парень — альфа, судя по размерам и форме челюсти — даже пустил слюну. Она стекала у него по подбородку, а он не замечал, приоткрыв рот и неотрывно глядя на меня. Новенький, похоже. Остальные уже научились держать себя в руках в моем присутствии. По крайней мере, отовсюду слышится легкое постукивание по клавишам, а значит, одноклассники все-таки успевают решать задания и пялятся на меня исключительно в перерывах между ними.

— Дай-ка посмотрю, что ты тут нарешал, — говорит учитель, нависая над моим плечом. На его месте я проверил бы задачку Яна, у меня-то с генетикой все хорошо. Во всех смыслах. Но он пришел вовсе не за этим. Ему просто нравилось вот так нависать надо мной, слегка касаясь моих волос небритой щекой, и дышать моим запахом. К счастью, большего он себе не позволял, так что мне пришлось просто потерпеть минутку, и он ушел, не сказав про задачку ни слова.

— Не представляю, как ты это выносишь, — прошептал Ян. — Он на тебя чуть не лег.

— Привык, — я пожал плечами. — Ты еще не видел, как физрук со мной растяжками занимается. Индивидуально.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ян даже рот открыл, воображая эту картину. Потом его передернуло. Видно, слишком много навоображал.

Когда раздался звонок, я сделал вид, что у меня развязались шнурки на кедах и спрятался под столом. Когда «завязывание шнурков» растянулось на неестественно долгий срок, Ян нахмурился и спросил:

— Элис, ты че там делаешь?

— Жду.

— Чего?

— Пока Алекс пройдет.

— Здесь никого нет, — рассмеялся Ян. — Все давно уже ушли, вылезай.