Клянусь, я твоя (СИ) - Полина Эндри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапный шлепок руки по столу, подобно кнуту рассекает воздух, заставляя и меня и маму замереть. Отец смотрит на меня с непробиваемым холодным гневом. Его суровый серый костюм, в котором он и сидит сейчас, даже не успев переодеться перед ужином, придает ему еще большую строгость.
— Прекрати дерзить, Кимберли. Мама мне рассказала о твоей выходке.
Отец откидывает галстук на плечо и зло скребет ножом по тарелке, даже не замечая, что бедный кусочек стейка уже отрезан.
Я украдкой кошусь на маму. Она начинает елозить на стуле, поджимает тонкие губы и отводит глаза, в конце концов сосредотачиваясь на еде. Ей неловко, я это понимаю. Потому что я знаю, что она видит в моих глазах.
Предательница.
Я резко возвращаюсь к отцу:
— И что вы сделаете? Может, поставите меня под домашний арест и заставите бедного Генри дышать мне в затылок? — прозорливо произношу я.
Скулы отца напрягаются и в глазах вырастает зловещее предупреждение. Ему явно не нравится моя отважность.
— Что-то ты слишком избаловала ее, Джулия, — он обращается к маме. — Нужно забрать у нее гаджеты на неделю, может тогда мозги станут на место, — это уже ко мне.
Я замолкаю и втыкаюсь носом в свою тарелку, делая вид, что у меня внезапно проснулся волчий аппетит, потому что шантаж более чем значительный. Без ноутбука и других средств я как-то обойдусь, а вот переписка с Кейном это мое единственное утешение, не считая встреч. Ополчиться больше я не решаюсь, поэтому остаток ужина мы проводим в гробовом молчании, не считая звуков кухонных приборов, щелкающих о тарелки. В конце концов, угнетенная мрачной тишиной, я не выдерживаю ее давления и встаю из-за стола.
— Сядь и доешь свой ужин, — рявкает отец.
Я поворачиваю лицо, обращаясь исключительно к нему:
— Я очень устала и хочу спать. Сегодняшние курсы были очень утомительными… Я наелась. С вашего позволения я пойду в свою комнату.
В глазах мамы загорается одобрение, стоит мне вспомнить курсы. Сегодняшнее занятие прошло отлично, миссис Гандс очень нахваливала меня и отпустила несколько благодарностей маме за такую умную и воспитанную дочь. Поэтому я не удивляюсь подобной снисходительности мамы:
— Да, конечно, дорогая, иди отдыхай. Завтра воскресенье, почему бы тебе не погулять со своей подругой Элайной? Она как раз возвращается с Аляски.
Я бросаю на нее настороженный взгляд.
— А Генри тоже будет с нами?
Мама отпивает маленький глоток сока, промачивает губы салфеткой и снова берется за приборы. Она не замечает в моем голосе нить сарказма.
— Ох, дорогая, если он тебя смущает, я скажу ему, чтобы держал расстояние и не мешал вам.
Все ясно.
Я с шумом засовываю за собой стул и окидываю родителей отстраненным взглядом:
— Доброй ночи.
Они не отвечают мне и даже не подводят взгляда, словно работы продолжая нарезать и прожевывать свой ужин. Я позволяю себе отпустить в их адрес сардоническую улыбку и быстрым шагом пересекаю столовую. Размашистыми шагами поднимаюсь на второй этаж и тяну ручку двери.
В спальне светло, потому что я оставила лампу включенной. Я осторожно закрываю за собой дверь и, кроме тишины, вдруг слышу мягкое отстукивание камешка о закрытое стекло. Взволнованно оглядевшись, я быстро спешу к окну и поднимаю его. Кейн пролезает через отверстие и, спрыгнув на пол, укладывает меня в тесные, отчаянные объятия.
Я чувствую, что мне тяжело дышать, но не отстраняюсь ни на миллиметр. Напротив, жмусь еще сильнее, чтобы он понимал всю степень отчаяния, как сильно я соскучилась. Спустя какое-то время Кейн сам ослабляет руки и позволяет мне взглянуть на его лицо.
— Кейн, я очень рада тебя видеть, но в следующий раз лучше предупреди меня, — сконфуженно произношу я. — Кто знает, кому вздумается зайти в мою комнату. Это мог быть кто-то другой вместо меня.
— Они даже здесь не дают тебе свободы, — Кейн отпускает меня и оборачивается, чтобы закрыть окно. В его голосе звучит недовольство и злоба.
Я подхожу к двери и закрываю на замок, прежде чем подоспеть навстречу и оказаться снова заключенной в его руках. Я оставляю его комментарий без ответа, потому что мне попросту не хочется тратить наше время на моих родителей. Кейн целует меня в губы и все мысли вместе выветриваются из моей головы. Мое волнение куда-то улетучивается, туман повседневной тревожности рассеивается, и я чувствую, как мое напряженное тело постепенно оттаивает и расслабляется. Мы забираемся на кровать вместе и просто лежим в объятиях друг друга. Молчим. Потому что это редкие моменты — мы оба наслаждаемся тем, что у нас пытаются отобрать. О том, что моей парой на выпускной будет Стэн, я решаю не говорить, отложу этот разговор на потом. До выпускного еще почти месяц, и честно говоря, я не вижу сильной катастрофы в том, чтобы потерпеть Стэна один вечер. Меня волнует и в то же время радует совсем другое, от чего кровь в венах бурно льется и вскакивает… Уже скоро мне исполнится восемнадцать.
10
— На той стене скоро дыра прожжется, я серьезно, Ким. Он уже полчаса не двигается.
Я оборачиваюсь через плечо и вижу Генри за пустым деревянным столиком, который непрерывно смотрит на противоположную стену, рыцарно делая вид, будто он статуя и не имеет никакого отношения к нам с Элайной.
Бедный Генри! В моем понимании все это до такой дикости нелепо, что я даже не нахожусь со словами. Я чувствую себя так, будто меня просто похитили инопланетяне, которые имеют вид папы и мамы, а мои настоящие родители в каком-то забытом всеми уголке мира сейчас сходят с ума от горя, но я настолько беспомощна и дезориентирована, что вот уже несколько лет не могу придумать, как послать им малейший сигнал о спасении. Я закрываю пол лица ладонью и опускаю глаза в фаянсовую тарелку, списанную причудливыми орнаментами, мрачно тыкая в нее вилкой.
— Просто сделай вид, что его нет, — я невнятно бормочу в стол и тщательно давлю квадратные макарошки.
Элайна обращает на меня встревоженные глаза светло-карамельного цвета. Ее взгляд становится более мягким:
— Хорошо, я постараюсь.
Маленькое немноголюдное кафе утопает в умеренном гуле, ароматах пищи и цветов, за окном горизонт неба начинает медленно становиться оранжевым. Стены в помещении окрашены в мягких пастельных оттенках, окна увешаны ахроматически-белой тканью, на потолке тихим светом сверкают
