Протокол «Сигма» - Роберт Ладлэм

Ее звали Анна Наварро. Ей исполнилось тридцать три года, и работала она в Управлении специальных расследований, почти неизвестном широкой публике подразделении министерства юстиции.

Войдя в душный зал заседаний, женщина поняла, что еженедельное совещание уже давно началось. Арлисс Дюпре, стоявший на возвышении возле белой доски, повернулся к ней, прервав фразу на полуслове. Она почувствовала устремленные на нее взгляды и немного покраснела. Именно этого, несомненно, добивался Дюпре. Она села на ближайший свободный стул и на мгновение ослепла от падавшего из окна яркого солнечного света.

— Ну, вот и она. Очень мило с ее стороны, что она соизволила присоединиться к нам, — заявил Дюпре. Даже его оскорбления можно было безошибочно предсказать. Анна лишь кивнула, твердо решив, что ни в коем случае не позволит ему спровоцировать себя на резкость. Он лично сказал ей, что совещание начнется в восемь пятнадцать. Скорее всего он собирался начать его именно в восемь и будет наотрез отрицать, что мог сказать ей что-либо иное. Мелочные бюрократические уколы, направленные на то, чтобы как можно сильнее испортить ей жизнь. Даже если никто другой и не знал, почему она опоздала, то им обоим это было отлично известно.

До того как Дюпре возглавил Управление специальных расследований, общие совещания здесь были редкостью. Теперь же он устраивал их еженедельно, рассчитывая таким образом поднять свой авторитет. Дюпре был приземистым коренастым человеком лет сорока пяти; его фигуру бывшего штангиста слишком туго облегал легкий серый костюм, один из трех, которые он надевал по очереди. Все три были куплены в магазине готового платья. Даже через весь зал до Анны Наварро доносился резкий аптечный запах его лосьона после бритья. Лицо у него было круглое, как полная луна, покрытое пористой, наподобие круто сваренной овсянки, багровой кожей.

Было время, когда она по-настоящему беспокоилась о том, что думали о ней такие люди, как Арлисс Дюпре, и старалась произвести на них наилучшее впечатление. Теперь она полностью оставила подобные попытки. У нее были свои друзья, и Дюпре просто не входил в их число. Сидевший на противоположной стороне стола, Дэвид Деннин, рыжеволосый человек с квадратным подбородком, сочувственно взглянул на нее.

— Как некоторые из вас, возможно, уже слышали, Отдел внутреннего взаимодействия попросил временно прикомандировать к ним одного из присутствующих здесь наших коллег. — Дюпре повернулся и сурово уставился на Анну. — Учитывая объем числящейся за вами, агент Наварро, незавершенной работы, я склонен считать согласие принять задание от другого подразделения более чем безответственным поступком с вашей стороны. Может быть, вы рассчитываете таким путем чего-то добиться? Так скажите нам, чего именно. Вы знаете, что в этом кругу можно говорить совершенно откровенно.

— Я впервые слышу об этом, — совершенно искренне ответила Анна.

— Правда? Ну, что ж, возможно, я поторопился с выводами, — чуть мягче произнес Дюпре.

— Вполне возможно, — сухо согласилась Анна.

— Я предположил, что вы потребовались для участия в какой-то работе. Хотя, может быть, вы как раз и есть та самая работа.

— Я не поняла. Повторите, пожалуйста.

— Возможно, вы сами окажетесь объектом расследования, — с удовольствием произнес Дюпре. — Впрочем, для меня в этом случае не будет ничего удивительного. Вы та еще штучка, агент Наварро. — Кто-то из его постоянных собутыльников расхохотался.

Анна подвинулась вместе со стулом, чтобы солнце не светило в глаза.

С тех самых пор, как в Детройте, когда они жили на одном этаже в отеле “Вестин” и она отвергла (как ей казалось, очень деликатно) недвусмысленные пьяные домогательства Дюпре, он пользовался любой возможностью, чтобы вставлять в ее послужной список уничижительные и противные, как крысиное дерьмо, замечания: “В лучшем случае, она может проявить очень ограниченный интерес... Ошибки, допущенные вследствие невнимательности, но все же не являющиеся признаком некомпетентности...”

Как-то раз она услышала, что он говорил о ней одному из коллег-мужчин как “о сексуально озабоченной бабенке, дожидающейся, когда же с нею что-то произойдет, и в то же время очень боящейся этого”. Он прилепил к ней самый, пожалуй, вредоносный и оскорбительный ярлык, какой только существовал в Бюро: “Не желает играть на команду”. Правда, нежелание играть на команду означало лишь то, что она отказывалась пьянствовать с мужчинами, в том числе и с самим Дюпре, и не допускала коллег в свою личную жизнь. Он также считал обязательным для себя подшивать в ее досье описания всех допущенных ею ошибок, хотя среди них не было ни одной серьезной — просто несколько незначительных процедурных упущений. Так, например, во время следствия по делу о преступлениях некоего агента Администрации по контролю за применением законов о наркотиках, подкупленного крупным наркодельцом и замешанного в нескольких убийствах, она не представила форму 460 в требуемый недельный срок.

И самые лучшие агенты допускают ошибки. Она была убеждена, что лучшие на самом деле допускают даже больше мелких оплошностей, чем заурядные работники, потому что сосредоточиваются на ходе расследования, а не на скрупулезном соблюдении всех бесчисленных процедур, предусмотренных правилами и регламентами. Можно рабски следовать каждому из смешных процедурных требований, но так и не раскрыть дела.

Анна почувствовала, что он смотрит на нее, подняла глаза, и их взгляды встретились.

— У нас набирается очень и очень приличный объем работы, — продолжал Дюпре. — Когда кто-то не справляется со своей частью, это означает, что нагрузка на каждого из остальных становится еще больше. У нас имеется чиновник Внутренней налоговой службы не самого низкого уровня, подозреваемый в организации кое-каких весьма непростых налоговых махинаций. Еще нам подбросили пройдоху из ФБР, который, похоже, пользуется своим значком для того, чтобы устроить свою личную вендетту. Еще один подлец, продававший оружие из хранилища для вещественных доказательств.

Именно такими делами обычно и занималось УСР: расследованием (впрочем, в своем кругу эту работу называли словом “ревизия”) должностных преступлений, к которым в той или иной степени были причастны сотрудники других правительственных учреждений. Управление являлось своего рода федеральной версией министерства внутренних дел.

— Может быть, служебная нагрузка, которая ложится на вас здесь, кажется вам слишком большой? — с нажимом произнес Дюпре. — Или я не прав?

Анна сделала вид, что записывает что-то в блокноте, и промолчала. Она чувствовала, что ее щеки горят. Она медленно набрала в грудь воздуха, старательно подавляя охвативший ее гнев. Она не могла позволить себе показать, что ее задевают эти мелкие укусы. Выдержав паузу, она все же заговорила.

— Но почему же вы не отказались от такого откомандирования? — Анна произнесла эти слова очень спокойно, почти равнодушно, но вопрос отнюдь не был невинным: Дюпре обладал слишком малым влиянием для того, чтобы бросить вызов высокопоставленному, строго засекреченному и практически всесильному Отделу внутреннего взаимодействия, а любой намек на ограниченность его власти должен был вызывать у начальника управления приступ бешенства.

Маленькие уши Дюпре покраснели.

— Я думаю, что все ограничится краткой беседой. Если охотники за призраками из ОВВ на самом деле знают столько, сколько хотят показать, то они должны понимать, что вы не слишком-то подходите для такой работы.

Его глаза пылали презрением.

Анна любила свою работу и знала, что хорошо справляется с ней. Она не рассчитывала на похвалы. Единственное, чего она хотела, это избавиться от необходимости тратить время и энергию на то, чтобы отстаивать свое право заниматься этой работой, цепляться за нее ногтями. Она старательно хранила на лице нейтральное выражение, ощущая, как напряжение собралось в тугой комок где-то в области желудка.

— Уверена, что вы приложили все силы, чтобы они смогли это понять.

Наступила полная тишина. Анна видела, как Дюпре мучительно искал подходящий ответ. Так ничего и не придумав, он перевел взгляд на свою любимую белую доску, где были записаны пункты повестки дня.

— Мы будем скучать без вас, — проронил он.

Вскоре после окончания совещания в крошечный закуток, служивший Анне Наварро кабинетом, пришел Дэвид Деннин.

— ОВВ хочет заполучить вас, потому что вы лучше всех, кто у нас имеется, — сказал он. — Вы ведь знаете это, не так ли?

Анна устало покачала головой.

— Я была удивлена, увидев вас на совещании. Вы же теперь занимаетесь надзорными операциями. — Но, так или иначе, это было очень кстати. Ходили слухи, что Дэвида должны вот-вот перевести в аппарат министра юстиции.

— Благодаря вам, — ответил Деннин. — Я сегодня оказался там как представитель своего отдела. Мы стараемся не пропустить никаких перемен. Так что я заглянул, чтобы кинуть взгляд на статьи бюджета. И на вас. — Он ласково накрыл ее руку ладонью. Но Анна заметила, что, кроме тепла, в его глазах было и изрядное беспокойство.