За что боролись… - Марина Серова

— Буквально так?

— Умнее, умнее. Это сложно объяснить… Нам давали разные напитки в офисе Анкутдинова, говорили, что они способствуют усвоению и запоминанию информации… Понимаете, разница ощущений между обычным мировосприятием и тем — ну, как будто вы находитесь в полутемной комнате с серыми выступами на стенах… и вдруг включают свет, и вы видите, что выступы вовсе не выступы, а шкаф, бра, картина, стол… что потолок белый, а обои сиреневые в синих разводах… Мы делали вид, что верили. Так надо, говорил нам Вишневский.

— А почему Светлов не был в команде?

— Вы знаете… он не годится для этого. Он же неврастеник и теряется в трудный момент совершенно. Он консультировал нас.

— Кто отбирал вас в команду?

— Какие-то спецы из НИИ. Компьютерное тестирование, собеседования, медицинское обследование.

— Вам не показалось странным, что при отборе в интеллектуальную, а вовсе не спортивную команду вас освидетельствовали медики?

— Хозяин — барин, — пожал плечами Кузнецов, — Лейсман волен делать все, что ему заблагорассудится; финансовая сторона дела — за ним, и поэтому… Ну, вот так.

— Значит, ты знал, что принимаешь перцептин?

Кузнецов косо глянул на меня и поморщился.

— Кто вам сообщил название?

— Светлов, — ответила я, выруливая по тротуару и тут же сворачивая на проезжую часть. Какая-то бабулька взвизгнула и ударила авоськой по багажнику, когда я едва не раскатала ее старые косточки по мокрому асфальту.

— Пробка, — оправдываясь, сообщила я.

— Тоже мне чемпион мира «Формулы-1», — снисходительно выговорил Кузнецов и после паузы добавил: — И мне Светлов.

— А кто такой Светлячок, не знаешь?

— Светлячок? Ни разу не видел. По слухам, он и синтезировал перцептин. Да мы все «светлячки», да, Ленк? — обернулся он к Бессоновой.

— Молчи лучше, — коротко ответила та, — так ты выглядишь умнее. — И, обращаясь уже ко мне, продолжала: — Его знали только Светлов и Вишневский. Вишневский — еще не знаю, Светлов — точно. Он всегда был любимцем Лейсмана, и тот от Леши ничего не скрывал, насколько я могу судить.

— Они как повязаны, — добавил Костя.

— Хорошо повязаны, — одобрила я, — если Лейсман хочет его убить.

— Надеюсь, сейчас Светлов ничего не станет скрывать. Если он придет в сознание, — резюмировал Кузнецов.

К Светлову нам пришлось прорываться едва ли не с боем. Однако боевые действия открыла противная сторона в лице мужиковатой мускулистой медсестры с движениями профессионального боксера. Брызгая слюной, она в наиболее доступных нашим жалким мозгам выражениях поведала, что в реанимационное отделение мы сумеем попасть, только перешагнув через ее труп. «Слонопотам какой-то, — подумала я, оглядев ее корпус, достойный Майка Тайсона и Холифилда, вместе взятых. — Не перешагнешь, однако».

Кузнецов поскреб в лысом затылке и выскреб оттуда целый рой превентивных мер, направленных на устранение нежелательного препятствия. Блистательным воплощением их стала великолепная тирада:

— У вас в отделении лежит некто Светлов Алексей Иванович. Понимаете, если вы не пропустите меня, я не смогу попасть к нему и выполнить поручение шефа. Тогда меня уволят с работы, а увольнение у нас происходит только в одном направлении — на кладбище. Генеральная линия партии, знаете ли…

— Это что же за работа у вас такая? — гулко громыхнул Тайсон-Холифилд.

— Есть такая милая и законопослушная профессия, — с невинным личиком пролепетал Кузнецов, расплываясь в улыбке, между тем как его правая рука нырнула под пиджак. — А называется она киллер. — Рука вынырнула из-под полы пиджака, сжимая новенький черный пистолет с глушителем. — Разрешите?..

Медсестра-тяжеловес густо крякнула, а затем издала серию горловых звуков, которые испускает неисправный огнетушитель, назойливо трясомый пьяным пожарником.

— Он пришел в себя? — почти нежно спросил Кузнецов, почесывая дулом небритый подбородок.

— Костя, хватит валять дурака! — зашипела Лена, отстраняя своего паясничающего дружка от продолжающей квакать и брекекекать штатной единицы больничного медперсонала. — Мы пройдем, да? Если он не в сознании, мы немедленно назад…

Медсестра выписала руками непонятные пассы, которые, по ее разумению, означали, вероятно, следующее: «Хоть к черту, только подальше от меня!»

— Где ты взял пушку, кретин? — свирепо рявкнула Бессонова.

— Новаченко подарил на день рождения, — бессмысленно ухмыляясь, ответил Кузнецов. — Я пришел в офис, а он там квасит, ну и…

Он покрутил дулом в воздухе, отчего проходящий мимо старик в пижаме выронил костыли и с юношеской прытью юркнул в палату.

— Убери, долбозвон! — фыркнула Лена, еле сдерживаясь от смеха. — Ствол убери!

— Н-да, — буркнула я и, глянув на шкодливую рожу чемпиона «Брейн-ринга», закусила губу, чтобы не расхохотаться.

— Травма у него не очень тяжелая, — говорила нам дежурный врач, миловидная женщина лет сорока, спустя десять минут после этих достославных событий, — но тут опасно другое. Он стоял на учете у невропатолога, у него латентная эпилепсия и подозрения на вялотекущую шизофрению с маниакально-депрессивным психозом.

— Вот это букет! — Я аж присвистнула от изумления.

— Он у нас и стоял на учете. А сейчас на почве черепно-мозговой травмы возможна эпилептоидная паранойя — на базе детской эпилепсии.

— Да ну? А фобии, навязчивые идеи — это у него возможно?

— Разумеется. Впрочем, я не по этой части. Если вам нужна консультация специалиста, то…

— Простите, не нужно. Но вы допускаете, что паранойя уже была у него до этой травмы?

— Вполне возможно.

«Черт возьми, ну и дельце подвернулось, — подумала я. — Вести расследование на основе предсмертного бреда наркомана и чепухи больного паранойей субъекта, у которого в дополнение ко всем его достоинствам объявилась еще и эпилепсия — покорнейше благодарю!.. Может, послать все к черту, и дело с концом?»

«Светлячки исчезают с рассветом», — вспомнилось мне… «И эти хороши, — подумала я, оглядев своих спутников с нескрываемым раздражением. — Особенно Кузнецов с его перегаром, тупыми шуточками, а также киллерской „пушкой“ с глушителем».

Нет улик, ну нет их! Какого же ангела я тут даром теряю время? Все! Если Светлов пребывает в пресветлой коме, возвращаюсь к Вишневскому-старшему и выражаю ему сочувствие по поводу бессмысленности дальнейшего ведения дела.

— Пять минут назад он пришел в себя, — сообщила врач.

…Белое лицо Светлова было похоже на маску, полуприкрытые глаза казались безжизненнее, чем если бы они были закрыты совсем. И только на виске пульсировала синяя жилка, нежной тенью вырисовываясь ниже окровавленных бинтов на голове.

— Светлов! — позвала я. — Ты жив?

Светлов дрогнул веками и глянул на нас.

— А… — еле выговорил он. — Я сейчас… сядь… тебе… Иванова.

Я присела на край кровати.

— Я слушаю, Леша. Говори.

— Я не сумасшедший… — пробормотал Светлов. — Лаборатория… найдите ее. Романовский… он все… все… Со мной все…

— Что ты несешь? У тебя легкая травма, ничего с тобой не случится.

— Да?.. — Пренебрежительная усмешка искривила его губы. — Ты меня… меня учишь?.. меня? — Хриплое подобие смеха болезненно сотрясло хрупкую тишину. — Найди Романовского… скажи ему… скажи: «Светлячки исчезают… с рассветом… рассветом…» Поняла?

— Светлячки исчезают с рассветом? — едва ли не по слогам повторила я.

Светлов закрыл глаза и минут пять лежал молча, не шевелясь и как будто даже не дыша. Наконец веки разомкнулись, и он сказал почти нормальным, ясным, негромким голосом:

— Романовский скажет, что делать. Найдите лабораторию, она на заводе… завод. Ты знаешь завод?..

— Какой завод, их много! Какой?

— Позорные ублюдки… Но они не так виноваты, как… э-эх!..

— Кто такой Светлячок? — почти тормошила его я. — Если ты хочешь, чтобы я тебе верила, скажи, кто такой Светлячок? Где его найти?

— Ты не увидишь его. Никогда, никогда… Он не нужен… и без него… Все. Иди.

— Кто такой Светлячок?

— Эй ты, мымра! — надвинулся Кузнецов, озлобленно насупив брови. — Ты че его дергаешь, полегче там!

Светлов улыбнулся чистой детской улыбкой и чуть вздрогнул.

— Иди… Больше не приходи сюда.

— Психопаты, параноики несчастные! — злобно ругалась я. — Связалась на свою голову с кретинами. А ты, даун недоделанный, — повернулась я к Кузнецову, — какого черта ты требовал отдать нам Светлова? Он же умер бы в пути, у него вся голова разбита.

— Придут в больницу, добьют… — пробурчал Кузнецов.

— Кто?!

— Найдутся люди добрые, лейсманы с анкутдиновыми.

— Не трожь ты Анкутдинова! Я ему и то больше верю, чем твоему полоумному Светлову.