Биг Сюр - Джек Керуак

Потому что те и сходят с ума кто может так расслабиться: но постойте: вот они предвестники беды.

9

Первый знак беды явился после того знаменательного дня, когда я шел вверх по дороге вдоль каньона снова к мосту где находился почтовый ящик поселенцев, и я мог бросать почту (письмо к маме с просьбой поцеловать Тайка, моего кота, и послание к старому приятелю Джулиану, адресованное Угольку Ржеорехову от Коротышки Одноорехова) и пока я поднимался я видел мирную крышу своей хижины среди старых деревьев далеко внизу на расстоянии мили, видел крыльцо, койку где я сплю, и мой прекрасный носовой платок, привязанный к ветке позади койки (вполне обычная картинка: мой платок на расстоянии полумили, делает меня невыразимо счастливым) – А на обратном пути останавливаюсь помедитировать в роще где спал Альф Священный Ослик и закрыв глаза вижу розы будущего так же ясно как красный платочек или мои же следы на прибрежном песке от моста, увидел, или услышал, слова: «Розы будущего», когда сидел по-турецки в нежном песке, услышал ужасную тишину в сердце жизни, но чувствовал себя странно нехорошо, точно заранее видел завтрашний день – Когда я пошел к морю днем и вдруг сделал глубокий йоговский вдох, чтобы вобрать в себя весь этот целебный морской воздух и кажется передознулся йодом, или злом, может быть, идущим из морских гротов или водорослевых городов, не знаю, но сердце вдруг заколотилось – Думаю, надо было тщательнее изучить местные вибрации а то ведь чуть сознание не потерял,только это был не экстатический обморок Св. Франциска, это нашло на меня ужасом от ощущения гнилой смертности во мне – Во мне и в других – Я чувствую себя совсем голым безо всех этих жалких защитных механизмов вроде размышлений о жизни или медитаций среди деревьев о «запредельном» и всего этого дерьма, без жалких на самом деле механизмов приготовления ужина или разговоров типа: «Ну, чем займемся? Рубкой дров?» – Я вижу себя жалким, обреченным – Ужасное осознание того что я всю жизнь обманывал себя думая, что дальше будет что-то что заставит шоу продолжаться а на самом деле я просто шут гороховый да и все так – И вот все все это, такое жалкое, я даже не предпринимаю здравых человеческих попыток облегчить душу в этом ужасном зловещем состоянии (смертельной безнадежности) а продолжаю сидеть там в песке в полуобморочном состоянии и смотреть на волны которые оказываются вдруг совсем не волнами, и я догадываюсь что ведь это же выражение дурацкой подавленности которое Бог если Он есть должно быть смотрит сейчас в своем фильме – Eh vache, ненавижу писать – Обнажились все мои хитрости, обнажилось само понимание что все они обнажились как куча вранья – Кажется будто море кричит на меня: ИДИ К СВОЕМУ ЖЕЛАНИЮ ХВАТИТ ТУТ БОЛТАТЬСЯ – Потому что в конце концов море как Бог, Бог ведь не просит чтобы мы хандрили и страдали и сидели холодными ночами у моря и записывали бесполезные звуки, в конце концов Он дает нам все чтобы мы с доверием к себе прошли через все тяготы жизни смертного к Раю может быть я надеюсь – Но некоторые бедолаги вроде меня даже не подозревают об этом, а когда обнаруживаем то прямо удивляемся – О, жизнь это ворота, это путь, тропинка в Рай, почему же не жить весело и радостно, ради любви или какой-нибудь девушки у очага, почему бы не двигаться навстречу желанию и не СМЕЯТЬСЯ … но я бегу с морского берега и никогда больше не возвращусь сюда без тайного знания: оно не хочет, чтоб я был здесь, глупо было сидеть здесь на берегу, у моря есть волны, у человека есть очаг, точка.

Это был первый знак моей последующей шизы – И потом еще в день когда я оставил хижину и поехал по трассе во Фриско чтобы повидаться со всеми да и пресытился я к тому времени своей обычной пищей (забыл захватить желе, его так хочется в лесу после всего этого бекона и каш, каждый житель леса нуждается в желе) (или в кока-коле) (или еще в чем-нибудь) – Но пора отправляться, я так напуган передозняком йода у моря и скукой в хижине что оставляю там долларов на двадцать скоропортящейся еды и раскидываю ее на большой доске под крыльцом для соек и енота и мыши, пакуюсь, и выхожу – Но прежде вспоминаю что это не мой собственный дом (вот и второй сигнал надвигающегося безумия), я не имею права прятать крысиный яд Монсанто, как я это делал, вместо этого подкармливая мышь, как уже говорилось – Поэтому как порядочный гость в чужом доме я открываю банку с ядом но в качестве компромисса ограничиваюсь тем что кладу ее на верхнюю полку, так что вроде как все довольны – И выхожу таким образом – Но во время моего отсутствия, но – Увидите сами.

10

С сознанием теперь уже спокойным, честным и устойчивым, как сказал бы Хой Нен, и с рюкзаком за спиной я выхожу пританцовывая как идиот из своего милого убежища после трех недель одиночества из которых лишь три-четыре дня были скучными, и устремляюсь обратно в город – «Выходишь радостный, а возвращаешься в печали», говорит Фома Кемпийский обо всех идиотах которые стремятся к удовольствиям как старшеклассники которые субботним вечером спешат по тротуару к машине и болтают на ходу поправляя галстуки и от усердия потирая руки, и все это для того чтобы в воскресенье утром это закончилось тяжкими стонами в смятых постелях которые Мама всегда приготовит – День прекрасен и я простившись с призрачной дорогой каньона ступаю на шоссе по эту сторону моста, и вот они, тысячи и тысячи туристов медленно объезжают крутые зигзаги «о-о-о»-кая и «а-а-а»-кая при виде просторной синей панорамы моря омывающего побережье Калифорнии – Я рассчитываю что легко доберусь до Монтерея и сяду там на автобус и до темноты буду во Фриско на пьяной и вопящей тусовке, думаю Дейв Вейн должен уже быть там, или Коди будет готов повеселиться, девушки будут и т. д. и т. п., уже забыв напрочь как три недели назад уползал от ужасов грязного города – Но не велело ли мне море убираться к моей собственной реальности?

Однако прекрасней всего лицезреть простирающееся вперед на север извилистое побережье где горы дремлют под медленными облаками, как на картине, изображающей старую Испанию, или вернее как будто это Калифорния, занятая испанцами, старое пиратское побережье Монтерея, и можно догадаться чтo должны были думать испанцы вырулившие сюда на своих волшебных шлюпках и увидевшие все это дремлющее благополучие что высится над белопенной подстилкой побережья – Как золотая земля – Старый Монтерей и Биг Сюр и волшебный Санта-Круз – Я уверенно подтягиваю лямки рюкзака и двигаю вдоль по дороге оглядываясь на машины чтобы проголосовать.

Это мой первый автостоп за несколько лет и очень скоро я начинаю чувствовать что в Америке что-то изменилось, больше не поездишь (особенно по таким чисто туристским трассам как это прибрежное шоссе где нет ни дальнобоев ни грузовиков) – Тонкие длинные легковушки пыля проносятся одна за другой, всех цветов радуги и оттенков пастели, розовые, голубые, белые, за рулем муж-отпускник в глупейшей высокой бейсболке с большим козырьком в которой он выглядит как безмозглый идиот – А за ним женушка, командир Америки, темные очки и ухмылка, если бы он и захотел подбросить меня или еще кого она не позволит – А на двух дальних сидениях дети, дети, миллионы детей, всех возрастов, дерутся и орут, размазывая ванильное мороженое по сиденьям крытым шотландкой – Для хичхайкера места нет уже в любом случае, хотя чисто теоретически бедняга мог бы проехаться как смирный бандит или тишайший убийца и на платформе за задними сиденьями, но таких нет, увы! зато на тысяче вешалок покачиваются чистые и отглаженные костюмы и платья всех размеров чтобы семейство было похоже на миллионеров всякий раз как они остановятся поесть яичницы с беконом – Каждый раз когда у старика брюки спереди начинают морщинить его заставляют переодеться в свежие и ехать дальше, и все в таком духе, довольно мрачно, хотя в тайне он может быть мечтает провести отпуск за старой доброй рыбалкой в одиночестве или с друзьями – Но сегодня PTA довлеет над всеми его желаниями, на дворе шестидесятые, сейчас не время для походов к Великой Могучей Реке, для старых грязных штанов и связок рыбы в палатке, или «Бурбона» у ночного костра – Пришла пора мотелей, придорожных кинотеатров для автомобилистов, время бегать за салфетками для своей оравы и мыть машину, прежде чем отправиться дальше – И если он думает что хорошо бы исследовать какие-нибудь тихие тайные дороги Америки ни хрена, навигатором теперь стала леди в черных очках и сидит она ухмыляясь над отлично отпечатанной исчерченной голубыми линиями картой американских дорог из тех что счастливые администраторы в шейных платках распространяют среди отпускников которые тоже не прочь бы носить шейный платок (раз уж заехали так далеко), но отпускная мода требует спортивных рубашек, бейсболок, черных очков, брюк со стрелками и первого детского ботиночка болтающегося в золотом масле которое льется от приборного щитка – И вот я стою на этой дороге с большим моим несчастным рюкзаком и очевидно с выражением ужаса на лице от долгого ночного сидения среди черных скал на берегу, они видят во мне просто апофеоз противоположности их отпускным мечтам и конечно едут мимо – В тот день скажу я вам около пяти тысяч машин или может быть три тысячи проехали мимо и никто даже не подумал остановиться – Что меня поначалу не очень беспокоило поскольку глядя на длиннющий берег протянувшийся к Монтерею, я думал: «Ну и ладно, прогуляюсь, тут всего-то четырнадцать миль, подумаешь» – А по дороге еще можно посмотреть на всякие диковины вроде тюленей что рявкают на скалах внизу, или на тихие старые бревенчатые фермы на придорожных холмах, или на внезапные обрывы вдоль сонных приморских лугов где красуются и пасутся коровы обозревая весь бесконечный Тихий океан – Но поскольку я обут в ботинки с довольно тонкой подошвой, а солнце распаляет смолистый асфальт, в конечном итоге жар проникает сквозь них и я начинаю ощущать как на ступнях вздуваются волдыри – Я в недоумении хромаю по дороге пока не убеждаюсь что стер ноги – Сажусь на обочину и разглядываю их – Достаю из рюкзака аптечку и накладываю мазь и сверху пластырь и продолжаю путь – Но тяжелая кладь вкупе с раскаленной дорогой усиливают боль и так до тех пор пока я не осознаю что либо я застоплю тачку либо не доберусь до Монтерея вообще никогда.