Феномен самопровозглашенных государств на примере Абхазии и Южной Осетии. Дипломная работа - Горунович Михаил Владимирович

В этих случаях приоритет необходимо отдавать правам народов, борющимся за ту или иную форму своего политического самоопределения как защиту от дискриминации и геноцида.

Право на самоопределение народа признано решать всенародным голосованием и референдумом. Согласно общепризнанному приоритету основных принципов международного права над нормами национального права, противоправна любая внутригосударственная норма и тем более закон, ущемляющий или нарушающий принцип равноправия и самоопределения народа или народов данного государства. Однако, современный мир оказался не готов решать проблемы самоопределения народов мирным и демократическим путем. ООН и другие международные организации показали свое интеллектуальное и правовое бессилие. Настало время сосредоточить усилия на выработке конкретных механизмов самоопределения народов, учитывая новые условия развития человечества [27].

Смягчать противоречия между правом народов на самоопределение и сохранением территориальной целостности государств, призвана выработанная международная правовая система о правах национальных, этнических, языковых и религиозных меньшинств и лиц, относящихся к ним. В 1992 г. 47-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН приняла Декларацию о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам, положение которых получили свое развитие в региональных правовых документах с учетом их особенностей.

В Европе это – рамочная Конвенция о национальных меньшинствах, Европейская хартия о региональных языках и языках меньшинств (1992 г.), следует отметить, ратифицирована Украинским государством, единственным из всех постсоветских государств, но не реализуемая в реальном применении, что не замечается международными правовыми организациями (ООН, ОБСЕ и др.) [33].

На основании указанных международных документов в последние годы многие ученые и политики в качестве нового элемента самоопределения национальных меньшинств, признают право на ограниченные формы автономии – национально – культурная автономия, местное самоуправление. Правовая система Российской Федерации опирается на общепризнанные принципы и нормы международного права в области прав и свобод человека, в том числе и касающихся самоопределения народов. В то же время декларируется необходимость обеспечения целостности и неприкосновенности территории.

2.3. Место самопровозглашенных государств в системе международных отношений (на примере Абхазии и Южной Осетии)

На постсоветском пространстве продолжается процесс государственной трансформации. Данное явление не является отличительной особенностью постсоветского пространства, оно стало частью более масштабного универсального процесса, т. к. неразрывно связано с распадом Вестфальской системы международных отношений и переходом к новым политико-правовым моделям мироустройства. В этой связи в настоящее время ученые все чаще говорят о так называемом кризисе национального государства – базового актора Вестфальской системы. Современное состояние международной системы характеризуется крайней неустойчивостью, что объясняется постепенным переходом к новой мировой политической системе, в рамках которой под влиянием объективного процесса глобализации национальное государство вынуждено трансформироваться, адаптируясь к новым мирополитическим условиям, а также новым вызовам и угрозам [28].

Дезинтеграция СССР в конце ХХ века спровоцировала ряд локальных конфликтов, итоги которых привели к появлению на территории бывших союзных республик государственных образований полностью или частично непризнанных мировым сообществом (например, Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, Нагорный Карабах и т.д.).

Вследствие утраты гражданской идентичности на пространстве бывшего СССР, на смену ей пришла базовая этническая идентичность, или идентичность, связанная с территориальным аспектом. В этом контексте рождение непризнанных государств, по сути, олицетворяет собой бегство к «своей земле»: «центральным элементом новой этнической идентичности становится «своя земля». Отныне только этнос наделяется правами верховного собственника и распорядителя земли» [35, с. 138]. Не вызывает сомнений, что стремление обосновать и доказать факт принадлежности земли тому или иному этносу привело к многочисленным произвольным интерпретациям и переписыванию истории. Это особенно актуально в связи с тем, что общество обладает социально-психологической потребностью в обретении новой идентичности в условиях утраты или кризиса прежней. Процесс поиска идентичности проходит множество этапов, часть которых обладает высоким конфликтным потенциалом, особенно в условиях диверсификации этносов на постсоветском пространстве, ввиду манипулятивного внешнего воздействия. Особенно сложным является момент крушения прежних установок и становления новой модели идентичности [29].

Что касается факта признания или непризнания по отношению к государственным образованиям на постсоветском пространстве, то, на наш взгляд, это элемент политической манипулятивной стратегии. Непризнанные государства являются частью политического бытия. То, что их словно не существует для мирового сообщества, не мешает им в той или иной мере быть участниками «большой игры» на территории бывшего Советского Союза.

Рассмотрим подробнее примеры непризнанных государств Южного Кавказа – Абхазии и Южной Осетии.

Прежде всего, следует отметить, что, несмотря на специфические особенности, которыми обладают оба названных государства, несомненно, существуют также факторы, которые их объединяют – общая история пребывания в рамках единой сверхдержавы, образование в результате распада СССР, тесные связи с Россией. За годы мира Южная Осетия и Абхазия доказали способность самостоятельно строить свою государственность. Очевидно, что «от завоеваний, доставшихся им в тяжелейшей борьбе, они не откажутся ни при каких обстоятельствах» [32]. В то же время и «для Тбилиси, где исходят из того, что Грузия не может состояться как полноценное государство, не подчинив себе непокорные автономии, ставки чрезвычайно велики» [32]. При условии, что вопрос о критериях измерения статуса государственности остается открытым, обращаясь к классическим признакам – суверенитет, всеобщность и принудительность, следует признать, что в сфере суверенитета дела в Южной Осети и Абхазии, обстоят не лучшим образом. Справедливости ради стоит отметить, что и в Грузии проблем в данной области не меньше, если не больше. Прежде всего, они связаны с территориями Южной Осетии и Абхазии, которые в сознании грузинского политического руководства остаются грузинскими территориями, контроль над которыми временно утрачен [30].

Ситуация осложнена тем, что при вхождении в состав ООН Абхазия и Южная Осетия официально были частью Грузии. Поэтому невозможность восстановления контроля над этими территориями весьма негативно сказывается на имидже Грузии в глазах мирового сообщества, и ее дальнейшая европейская интеграция выглядит весьма сомнительной. Как известно, появление квазигосударства в первую очередь означает, что метрополия, от которой это государство откололось, не в состоянии обеспечить территориальную целостность своих границ. С точки зрения подавляющего большинства стран-участниц ООН, Южная Осетия и Абхазия остаются территориями грузинского государства, а признание их государственности Россией – факт неправомерный и является нарушением Устава ООН. Тем не менее «критикуемый мировым сообществом экстремизм властей непризнанных государств опирается на массовую поддержку граждан этих формально несуществующих образований» [38, с. 127].

Несмотря на то что Абхазия, Южная Осетия и Приднестровье как суверенные государства не получили широкого международного признания, они взаимно признали друг друга, создав военно-политический союз. Длительная неопределенность политического статуса Абхазии, Приднестровья и Южной Осетии является следствием существования системной дисфункции мировой политической системы, связанной с отсутствием модельного международного законодательства, в рамках которого бы осуществлялась легитимация самопровозглашенных государств. Абхазия и Южная Осетия, получившие признание Москвы, фактически уже давно интегрированы в экономическое пространство РФ, но «их международный статус останется ущербным до тех пор, пока не произойдет полномасштабное мирное урегулирование с Грузией. Пока Сухум и Цхинвали – с помощью Москвы – добились лишь независимости от Грузии» [20, с. 132]. Как известно, контроль над территорией еще не означает полного контроля, который возможен только при наличии правовой легитимации действующей власти со стороны значительного числа других государств. В настоящее время вопрос признания Абхазии и Южной Осетии в значительной степени определяется не интересами живущих в них народов, а «двойными политическими стандартами» ведущих мировых акторов – США и Евросоюза. В то время как интересы мирного разрешения конфликтов требуют четкого подтверждения всеми сторонами приверженности принципам ОБСЕ о мирном урегулировании споров и о неприменении силы [31].