Мышкин. Малый город в большом туризме. Состояние, проблемы, продвижение, перспективы - Владимир Гречухин

Мальчишки – экскурсоводы, мальчишки – «заведующие отделами», мальчишки – командиры поисковых групп («генералы») – все это были частицы и звенья забавного и бесстрашного ребячьего «государства», которое одни называли «бандой Гречухина», а другие «очагом мышкарства». И то и другое было верно, совет музея (а в походах и экспедициях – «совет стаи») управлялись почти пятью десятками самых искренних, самых увлеченных и самых геройских юных граждан «бывшего города». И уже престарелые «знаменосцы» городской идеи во главе с В.А. Порецким охотно, с любовью и верой, передали нам эстафету своей долголетней борьбы за Мышкин. Мы приняли ее и с жаром неофитов понесли дальше.

«Республика равных» своими тяжкими трудами и нищенской братской жизнью завоевала и признание, и уважение многих людей, и любая районная властная структура уже принимала нас всерьез, как явление имеющее быть. Как некую дикую, но странно цепкую и жизнеспособную «поросль», вдруг явившуюся на совершенно формализованной «грядке» районного общества. Даже и райком партии относился к нам вполне сочувственно и аккуратно показывал всем районным организациям, что самочинную ребячью организацию не стоит отрицать, что она находится вполне в русле советской социалистической идеологии! А туризм и городская идея это, мол, дело тоже безвредное и ничему серьезному не мешающее! А вот большой коллективизм музейных ребят и их отнюдь не хулиганское времяпровождение – факт хороший! Какое уж тут хулиганство, у нашей республики были самые благородные цели и самые достойные порядки. Мы невероятно много работали, своими руками обустраивали и содержали примитивные «экспозиции» и громадную, чуть не двухгектарную территорию музея. Мы уже уважали себя, и мы очень уважали и любили всех посетителей города, любой гость Мышкина был для нас гостем от Бога!

И это светлое время нашей начальной работы оказывалось совершенно согласным с нерушимым правилом большого туризма, гласящим, что турист всегда прав. К этим первым азам наивного, но потихоньку взрослевшего туризма мы приходили вслепую, на ощупь. Но, может, это и есть самый органичный и верный путь?

Вторжение

Муравьиная возня детской и молодежной организации, конечно, не только не мешала нерушимой советскости здешней жизни, но и ничем всерьез не нарушала сложившийся «баланс» производственных и правительных сил. Где уж там!.. Семнадцать колхозов и совхозов района, сеть райцентровских организаций и учреждений – все это жило и трудилось под недреманным правительственным вниманием всесильных районных властей. И вдруг этот баланс дрогнул и уступил масштабному и бесцеремонному вторжению совсем иной жизни. Район попал в планы громадной всесоюзной стройки – создания газопровода «Сияние Севера», который не только прошел сквозь почти весь район, но еще получил здесь свою восемнадцатую компрессорную станцию. А станции были нужны не только производственные объекты, а и жилой комплекс, и развитая инфраструктура, и все – все вплоть до новой школы и новой современной больницы.

Люди, «пришедшие с трубой» (так их называли) хотя и признавали почти священную роль районных партийных властей, но на деле старались держать себя высоко, независимо и значительно. И с ними в Мышкин пришло не только большое новое строительство и серьезное расширение налоговой базы, а и полная независимость от некой инерционной политики дискриминации в отношении Мышкина. Они желали здесь жить удобно и комфортно, желали строить и развивать свою отрасль, их не устраивали обветшалые дома с ржавыми крышами и безасфальтовые улицы. Они хотели и современного тепла в квартирах, и современного благоустройства в общественном центре и они хотели, чтобы о них самих и их месте жительстве писали и говорили!

Они знать не знали и знать не хотели каких-то запретов и ограничений на этот счет! И это оказалось подлинным вторжением новых сил, и мы, еще не сознавая всех его последствий, радовались большому оживлению жизни и несомненному повышению значимости Мышкина.

Вторжение состоялось вовремя и было социально менее чуждым, нежели волны прежних переселенцев. На этот раз «новые варвары» вели с собой не коровушек и овечек, а наличие серьезного промышленного фактора. И у них было хотя и в немалой мере «вахтовое» и северно-кочевническое представление о Городе как таковом, но все же именно о городе. И мы на то время в их лице получили отнюдь не противников, а, скорей, иронически благожелательных наблюдателей, которые оказывались не прочь оказывать и некоторое содействие здешним «революционерам».

А ведь успех любой «революции» зависит от ее способности слить в один поток все наличные протестные силы. У нас этих «протестных сил» прибыло, а главными союзниками стали даже не «пришедшие с трубой», а построенные ими производственные и гражданские объекты, которые уверенно заявили о Мышкине как о месте развивающемся и отнюдь не оказывающемся на обочине жизни.

Вся жизнедеятельность нашей районной столицы получила более серьезную основу, во всем прибыло уверенности и профессиональности. И районные организации, восхищенные примером газовиков, словно проснулись от многолетнего сна и сперва робко, а потом азартно взялись за строительство хозспособом, за неумелое, но горячее благоустройство, и значит, волей-неволей, но за фактическое продвижение Мышкина. И здесь мы были как нельзя, кстати, ведь целая группа наших людей работала в местных средствах массовой информации, а стало быть, именно они и стали главными просветителями и популяризаторами каждого успеха. Мы плотно заполняли такими сообщениями и местную газету, и местное радио и буквально штурмовали областные СМИ. Мы старались не упустить из вида ни единого случая добрых свершений и трудовых достижений и уверено стали хорошо знаемыми и близкими всем обустроителям и украшателям здешней жизни.

В районной газете мы имели свои постоянные целевые страницы по строительству, военно-патриотической тематике, общественной жизни и, конечно, по краеведению. А на районном радио мы вели целые тематические циклы передач, длящиеся месяцами. Работа с такой тематикой нам вполне позволяла доминировать в газете и на радио и быть желанными информаторами населения обо всем новом и интересном в здешней действительности. Быть популярными и признанными любимцами публики. (А это ли не решающее условие в «борьбе за массы»?)

А если сказать об этом безо всякой иронии, то нам всем вместе – от газовиков и строителей до музейщиков и газетчиков – удалось в немалой степени оптимизировать общественные настроения населения и увести их от опасной черты апатии и отчаяния. Мы еще не читали Данилевского и не знали его горестно чеканной формулировки, что при неудаче у народа или города возникает апатия отчаяния. Не знали, но инстинктивно чувствовали, что такая опасность есть и что она рядом, ведь мы столько раз терпели поражения в своих возрожденческих устремлениях…

И мы очень заспешили, даже засуетились, желая поскорей использовать для успеха фактор небольшого, но важного промышленного развития и фактор повышения бытового комфорта. А одновременно нам пришлось поспешить и на другом «фронте» – позаботиться, чтобы при появлении новых ценностей Мышкин не утратил прежних и в первую очередь городского Наследия. То есть мы хотели знать и видеть наш Мышкин отнюдь не вахтовым поселением, а, по И.М. Гревсу, маленьким, но непременным «пучком цивилизации». А если подойти внимательней и тоньше, то, оглядываясь на суждение К.Д. Ушинского об «инстинкте местности», мы очень желали всемерно сохранять самость города, его собственное, особое обаяние и его чувствование своей собственной роли в ярославской и русской провинции. Мы не хотели утратить память о «маленьком Петербурге» и желали вновь стать именно им!

… Еще не читав Данилевского, мы конечно, читали Шукшина и готовы были, как откровение, повторять его слова: «В город надо входить, как верующие входят в храм, верить, а не просить милостыню…» А вторжение новых промышленных сил и новых «индустриальных» людей было не только благодатным, но и опасным – эти силы и люди несли с собой тиражированные решения в архитектуре и застройке, готовые клише для благоустройства, расхожие способы общения и стандартный набор ценностей, и чем дальше углублялись процессы «вторжения», тем больше не согласовывалась со всем этим мышкинская «эстетика исчезновения»…

А для таких городов как Мышкин фактор благородного, тихо тающего во времени былого – это фактор драгоценный! О такой сути глубокой русской провинции замечательно точно говорил американский исследователь Уильям Брумфильд. Он подчеркивал, что, видимо, некоторые цивилизации повязаны со своими руинами, реликвиями, призраками и тенями. И что Россия – одна из таких цивилизаций. Не можем подтвердить этого в российских масштабах, но для исторически обиженных, дискриминированных городов, как Мышкин – это истинно. И отсюда понятна наша забота – как сохранить все эти «призраки былого», ведь они и были едва ли не единственным нашим тогдашним «турпродуктом» и едва ли не главным нашим Наследием. Ответ был, пожалуй, один – сделать все эти малые и милые духовные ценности города… товаром. То есть широко и активно предлагать их российским потребителям (туристам!) и этим самым ввести их в ряд уже общеосознаваемых ценностей, которые могут приносить материальную отдачу, а потому непременно должны быть сохраняемы! Идея, как показала потом действительность, в немалой мере утопическая, отнюдь не гарантирующая ни чистоты исполнения, ни трепетности бережения, но в целом, очевидно, верная. И нам удалось сделать еще один шаг к ее реализации. Наверно, он стоит отдельного рассказа.