Лекарство от Апокалипсиса - Анатолий Ткачук

Макс остановился в проходе. Казалось, что он к чему-то прислушивается и мучительно долго всматривается в какой-то объект. И лишь спустя несколько мгновений он будто решился сделать шаг к стойке и, остановившись у кресла, принялся изучать приборы. Самописец сейсмографа мерно вычерчивал на размеченной бумаге почти прямую линию. С него Макс перевел взгляд на табло приборов, расположенных выше. Цифровые значения на них медленно возрастали. Мужчина спешно перевел взгляд на часы и вернулся опять к табло, проведя рукой по маске, защищавшей его органы дыхания, будто пытаясь привычным движением поправить свою бороду.

Несмотря на то, что в его теле сейчас просто бурлила кровь, не давая покоя, он ощущал явную, измотавшую его донельзя усталость. С крепко сжатыми от напряжения челюстями, так и не присев, мужчина уже ни на секунду не отрывал глаз от приборов. Время тянулось невыносимо медленно, превращая секунды в минуты, а минуты в часы. Будто чувствуя слежку за собой, оно было способно на подобную подлость именно в те моменты жизни, когда чего-либо упрямо ждешь. Секунда… две… – отмеряло каждым новым ударом сердце, становясь внутренними часами, отсчитывающими срок жизни.

И лишь резкая смена цифр на табло кварцевого магнитного вариатора заставила сердце ускориться. Мужчина перевел взгляд на другой прибор, зафиксировавший подобный резкий всплеск. Вскоре небольшое помещение оглушила какофония звуковых и световых сигналов, кричащих о том, что показатели всех приборов и датчиков вышли за пределы установленной для них нормы.

Макс одним рывком выскочил из помещения. Мгновения, предшествующие пространственно-временному перемещению, всегда наполняли его тело какой-то особенной легкостью, каким-то непонятным образом совмещаемой с почти неподконтрольным возбуждением. Его дыхание усилилось, а по телу пробежала мелкая дрожь. Цифры на индикаторах продолжали расти, но он уже не видел этого, он напряженно смотрел в темноту коридора, уходящего вдаль.

Метрах в пятнадцати от него пробежало легкое фиолетово-голубое свечение, похожее на разряд расходящихся по кругу молний. За ним в темноте последовала целая череда ярких вспышек, которые, уплотняясь, образовали почти сплошной круг, изменяющий свой цвет на ярко-красный.

Мужчина торопливой походкой направился к эпицентру всполохов, поднявших с пола облако пыли, и замер метрах в трех, вновь ощутив легкую дрожь. Он ждал. Отражаясь в его глазах, всполохи вновь принялись изменять свой цвет, возвращаясь к изначальному фиолетово-голубому.

В этот момент Макс сделал резкий рывок вперед, внутрь поля, подобно рыси, бросающейся на свою жертву. На мгновение у него в глазах потемнело, и по телу разлилась легкость. Сознание, освобождаясь от тела, начало стремительно улетать в неизвестность.

Сквозь тьму проступали несущиеся с безумной скоростью очертания каких-то сооружений, сменявшиеся вспышками яркого света, затем вновь следовало погружение в полную тьму. Он слышал чьи-то голоса, которые наперебой шептали ему едва разборчивые слова, звучавшие эхом в пространстве. Этот шепот проникал прямо в мозг, казалось, сводил его с ума. Он продолжал полет, постепенно погружаясь в странное состояние, будто обладает всеми знаниями о мире и Вселенной. Радость, боль, страх, покой – все возможные эмоции поочередно наполняли его, постепенно сливаясь в единое непостижимое ранее чувство. И снова тьма…

Всполохи молний погасли. Обездвиженное тело мужчины упало на пол.

Теперь Макс ощущал себя совсем иначе. Так случалось каждый раз при каждом пространственно-временном перемещении его сознания. Он понимал это, еще не осознавая ни места, в котором он оказался, ни точного времени происходящего, лишь чувствуя прохладу раннего утра.

Постепенно мысли Макса утихали, и на смену бурному восприятию происходящего приходило понимание того, что его психофизическая сущность в одном теле сейчас соседствует с сознанием девочки лет шести, которая играет перед домом на лужайке, заросшей сочной зеленой травой. Все происходящее теперь он наблюдал ее глазами. Он ощущал даже то, как легкий утренний ветер развевает ее распущенные волосы. Она поднимает глаза к солнцу, оно едва взошло и еще неокрепшими лучами ласкает ее лицо. Девочка улыбается, слыша голос матери, зовущей ее.

– Ямасира! Ямасира, – кричит мать.

Вдруг из-за облаков раздается приближающийся гул самолета. Ее лицо моментально становится серьезным. Она мечется, не понимая, чьи это самолеты. Если вражеские, то почему не звучит сигнал воздушной тревоги? Она спешит к дому.

Но когда до крыльца остается всего несколько метров, девочка, а вместе с ней и сам Макс, ощущают нестерпимый жар, который обжигает все тело. Вокруг становится настолько светло, что создается впечатление, будто все вокруг раскалилось добела. Эти потоки жара и света сбивают ее с ног, ей кажется, что ее одежда и волосы загорелись. Она пытается потушить их, катаясь по земле, испытывая невыносимую боль от каждого прикосновения к спине. На все происходящее ушло не более секунды, которая растянулась в сознании в несколько нестерпимых и невыносимых минут.

Повинуясь природному чувству самосохранения, не поднимая головы, девочка ныряет под деревянное крыльцо. В этот момент, лежа на земле, она всем телом ощущает, как под ней по земле пробежала дрожь, сопровождаемая сильнейшим грохотом. Ее буквально подбрасывает кверху вместе с крыльцом. Девочка чувствует, как из ее ушей течет кровь, оставляя бордовые пятна на шее и плечах.

Сквозь небольшую щель между ступенями можно наблюдать, как один мощный порыв до фундаментов сметает близлежащие строения. По воздуху несутся фрагменты строительных конструкций, деревья, огромные камни, животные и безжизненные тела людей. От этого зрелища становится особенно страшно. Девочка чувствует, что силы покидают ее, и из последних сил пытается воспроизвести какое-то подобие неразборчивого крика, то ли зовя свою маму, то ли просто крича, сама не понимая для чего. В этом крике воедино слились ее боль, отчаяние, страх. Но вряд ли в воцарившемся хаосе хоть кто-нибудь мог услышать ее, хоть кто-нибудь мог прийти и спасти ее. В глазах темнеет.

Сознание возвращается лишь спустя несколько часов. Маленькими шажками, покачиваясь, боясь хоть на мгновение закрыть глаза, она бессмысленно бредет по безлюдной улице, по бокам которой торчат останки разрушенных и поруганных домов. Солнечное небо заволокли клубы дыма, несущиеся откуда-то из центра города. Кое-где на ее пути полыхают пожары, уничтожающие остатки жилищ и неподвижные тела их бывших обитателей. От этого воздух наполняется неприятным, вызывающим тошноту запахом паленого человеческого тела.

Ее платье на спине изодрано. В некоторых местах оно припеклось к телу и теперь свисает тряпичными и кожаными полосами. Она совершенно не понимает, что происходит вокруг, глядя на таких же, как она, изувеченных, обожженных и потерянных людей. Они совершенно не вызывают страха. Им нет дела ни до кого. Они сбились в толпу живых мертвецов, бесцельно бредущих по выжженному городу.

Лишь иногда девочка пытается пошевелить ссохшимися окровавленными губами: «Мамочка! Мамочка!» Она зовет ее, но ни единого звука не вырывается из ее гортани, кроме нечленораздельного стона, на который никто из случайных, таких же потерянных прохожих, не реагирует.

Окружающий мир оказался полностью лишен звука. И даже редкие взрывы, происходящие где-то вдали, доносятся до сознания девочки и Макса лишь беззвучными огненными всполохами.

Цвета тоже лишились былой яркости. Чем дольше девочка идет, тем больше видит она серых тонов, которые будто пожрали пространство, топя в себе и зелень травы, и голубизну неба, и даже невинную когда-то белизну облаков, превратившихся теперь в грязно-серые комья дыма.

Встреченная на пути лужа с мутноватой водой, покрытой налетом маслянистой пленки, переливающейся техногенной радугой, заставляет девочку остановиться. Теряя человеческий облик, она подобно бездомному псу опускается на колени и принимается лакать эту грязную жидкость, пытаясь хоть немного утолить жажду, терзающую ее наполненную пылью гортань. Но вода, пропитанная горечью, вместо утоления жажды, вызывает сокрушительный приступ грудного кашля, который, сотрясая ее искалеченное тело, причиняет нестерпимую боль. Девочка падает на пыльную дорогу и замирает.

Ее глаза устремляются в небо над центром города, который накрыла гигантская шляпка гриба из пыли и пепла, поднявшегося на высоту тысяч метров. Оно походит на гигантскую руку, спустившуюся с небес лишь с одной целью – уничтожить их народ, уничтожить все человечество и планету, на которой они живут. Эта тьма поглощает ее.

Очнувшись от беспамятства, Макс продолжает путешествие в теле девочки, ощущая ее боль и страдания. Теперь она стоит по пояс в воде рядом с другими людьми. Как и остальные, она пытается смыть с себя пыль, грязь и засохшую кровь. Прохладная влага приносит лишь незначительное облегчение ее мукам. Кто-то из взрослых ножом обрезает болтавшиеся на спине лоскуты кожи и ткани, что позволяет ей двигаться намного свободнее, но по-прежнему не может избавить от этой пронизывающей боли.