Лисица в борделе (СИ) - Кардашьян Дарина

Теперь скамейка заходила подо мной ходуном, а мужчина яростно вколачивал свою сваю мне в задний проход. Дыхание вырывалось из груди генерала со свистом, намокшие волосы упали на лоб, капли пота заблестели на мускулистом торсе и бедрах.

От одного вида этого одержимого заныло внизу живота.

Господин Мерсер, ты оставил мой рот на потом, проказник!.. Что ж, кроме рта у меня есть ещё одно отверстие, сладость которого ты пока не прочувствовал. Я заёрзала животом и только вздохнула, представив, как хорош будет генерал, когда возьмёт приступом мою киску. И не сдержала стона, мечтая о будущих сражениях.

— Стонешь?.. — он подшлёпнул меня, наблюдая, как упруго подрагивают мои ягодицы от его ударов. — Громче, хочу слышать тебя!..

И я стонала, и умоляла, и как можно шире раскрывалась, когда он ударял в меня, и сжимала его внутренними мышцами, когда он выскальзывал. В зеркале отражался мужчина, который обезумев от страсти яростно брал такую же обезумевшую женщину. Да, годы мерзкой работы на Тюна стоили этой ночи. И я уверена, что этот человеческий генерал порадует меня ещё не раз. Вот это мужчина!.. Не из тех, кто кончает сразу после десяти толчков!..

Наши совместные стоны, удары плоти о плоть, глухие постукивания ножек скамейки — всё слилось воедино и стало упоительной музыкой. Я позволила себе расслабиться, улетая из этого дома, города, из этого города — туда, где царит абсолютная свобода, и где каждый может поступать так, как хочет…

В какой-то момент я улетела слишком далеко и обмякла, испытывая самое грандиозное удовольствие за последние лет десять. Я успела прийти в себя как раз в тот момент, когда генерал с подрыкиванием и вскриками кончал в меня — бурно изливаясь, нанося последние толчки, вцепившись мне в плечи, в волосы, хватая за грудь.

А кто-то говорил, что он не кончает иначе, чем дрочивом. Наивный большой человек! Наблюдая за ним в зеркало, я испытала ещё большее удовольствие, чем от своей телесной разрядки. Всё же среди людей есть те, ради которых можно поступиться лисьими принципами. Ах, если бы этот человек поймал меня и забрал мою шкурку… Но — увы! — генералы не разводят кур. И надо найти способ, как освободиться от жадного поганца Тюна…

Последний удар — и Мерсер упал на меня, прижавшись горячим и влажным от пота телом. Я чувствовала, как содрогается внутри меня его член, обжигая тугой струёй семени. Восхитительное чувство.

Я продолжала лежать неподвижно, хотя связанные руки затекли. Надо дать ему время вернуться из того полёта, в котором только что пребывала я. Не надо слишком резко отдаляться от любовника, когда всё закончилось. Чем дольше он во мне после того, как кончил, тем теснее связь между нами. Драгоценная мужская энергия передается женщине, когда мужчина изливает семя. Это — женская победа. Это — моя победа.

Генерал шумно вздохнул, зашевелился и поднялся с меня, а потом потянул шелковые путы, развязывая мои руки. Я с облегчением принялась массировать кожу, на которой краснели поперечные полосы. Просила же Тюна не связывать слишком сильно! Но он затянул узлы на совесть.

— Хотите вина, господин? — спросила я, пока генерал поднялся, дошел до кровати и рухнул на неё, зарывшись в покрывало. — Или подкрепиться чем-нибудь легким и питательным? Фрукты? Сладости?

— Просто воды, — только и ответил он.

Я быстро привела себя в порядок, чтобы предстать перед ним свежей и душистой, без следов пота и спермы на теле, а Тюн тем временем поставил на поднос графин с вином, кувшин с водой и бокал. Один, разумеется. Шлюхам вина не полагалось.

Когда я вернулась в гостевую комнату, генерал лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Я поставила поднос на прикроватный столик и протянула удовлетворенному любовнику бокал с водой. Мерсер приподнялся на локте и жадно напился.

— Вы довольны, мой господин? — спросила я, кладя руку мужчине на грудь и нежно поглаживая. — Вам хорошо?

Он поставил бокал, опять лег на спину и задумчиво поглядел на меня, словно осмысливая свое состояние.

— Мне спокойно, — сказал он, наконец. — И впервые не тянет пить.

— Почему вы пили? — осторожно и тихо поинтересовалась я, чтобы не вспугнуть его назойливыми расспросами. — Вы хотели всё забыть?

— Да, — коротко ответил он.

— Забыть ту женщину?

— Да.

— Не сочтите за праздное любопытство, но что она вам сделала?

Он усмехнулся и прикрыл глаза, ничего не сказав. Я осмелела и начала гладить его уже двумя руками, массируя напряженные мышцы на груди, на плечах. Постепенно он расслабился, и когда я уже не ждала, вдруг заговорил:

— Она клялась, что дождется меня. Я ушел на войну, а когда вернулся, она уже была замужем. За моим другом.

Шерстинки и щетинки! И из-за этого у нас такая трагедия! Я чуть не фыркнула, но вовремя сдержалась.

— Не стоит винить её за это, — сказала я глубокомысленно, начиная массировать генералу руку.

Он повернулся, чтобы мне было удобнее, и я мысленно поздравила себя с очередной маленькой победой. Бешеная страсть — это одно. А задушевные беседы — совсем другое. Именно они — путь к спасению, а не дикий перетрах у зеркала.

— Женщина — существо слабое, — продолжала я, — и не так тверда духом, как вы, мужчины. К тому же, все женщины одинаковы. Стоит ли переживать из-за одной, когда их тысячи — и все к вашим услугам?

— Все? — он рассмеялся, и я заулыбалась тоже. — Что ты понимаешь, шлюшка из борделя… Такой, как она, больше нет. Я пытался соблазнить её, но она хранит верность мужу. Сесилия — единственная. Самая прекрасная, самая… невозможная.

— Будете ли вы пить воду справа от лодки или слева, на вкус она одинакова, — ответила я, небрежно, запоминая это имя — Сесилия.

— Что ты понимаешь, — проворчал он. — Не забыла, что обещала приласкать меня своим острым язычком?

— Нежным, господин, нежным, — поправила я его.

7

С тех пор он приходил часто. Через день или через два. А я исподволь выспрашивала у других клиентов о городских слухах и сплетнях, и узнала много занимательного. Всё было именно так, как поведал мне генерал — он отправился на войну, а его юная невеста поклялась ждать, сколько как раз на свадьбу своей «прекрасной и единственной» и закадычного друга — господина Бартеломью Бринка, самого богатого человека города и главы гильдии купцов, по совместительству.

— Он принес госпоже Сесилии жемчужное ожерелье в подарок, — с удовольствием сплетничал королевский казначей, пощипывая меня за соски, пока я прыгала на нём в позе наездницы, — и увидел, что у той на шее красуется ожерелье из сапфиров и рубинов — куда там жемчугу! И наш доблестный генерал развернулся и ушел ни с чем. Теперь пьет по кабакам и плачется, какие все женщины обманщицы.

— Но они ведь и в самом деле такие, мой господин, — засмеялась я, доводя его до экстаза.

— Ты-то точно такая, рыженькая милашка!.. — простонал казначей. — А-а… я на небесах!..

«Скорей бы ты там оказался, старый развратник», — подумала я, наливая ему вина для подкрепления сил.

Кое-что другое поведал верховный судья, и касалось это уже не генерала, а неверной невесты.

— Госпожа Сесилия умна, — рассказывал судья, посмеиваясь, когда я отсосала у него, прежде вымазав ему член земляничным джемом. — Держит на привязи двух лучших мужчин города. Вышла за того, кто богаче, но и второго не отпускает — он готов ждать ее, сколько потребуется. Очень предусмотрительно — иметь запасной вариант. Так и муж будет любить сильнее.

— И правда, как умно! — восхитилась я, хлопая глазами.

Сегодня я была полнотелой блондинкой — синеокой, с розовыми пухлыми губами и золотистыми кудряшками. Судья любил мясистеньких блондинок. Глупеньких, зато замечательно делающих минет.

При следующей же встрече с генералом, я, после очередного любовного безумия, заметила словно между делом:

— Говорят, чтобы вернуть любовь, лучше всего использовать ревность.

— Ерунда, — шумно выдохнул Мерсер.