Легенда о царице. Часть первая. Явление народу египетскому - Василий Фомин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем прекратилось и это.
– Ну, прямо жутко таинственная ночь. – прошептал бродяга.
Ему показалось, что он слышит легкие шаги, но, сколько не вертелся так и ничего не увидел. Однако, то, что здесь, в весьма подозрительном месте, бродит ребенок, да еще и девочка, показалось ему совершенно неуместным. Ребенка надо отсюда срочно забра…
– Дяденька-а-а. – вместе с жалобным голоском плеча его коснулась чья-то ладонь.
Бродяга резво подскочил на месте и умудрился повернуться, еще не коснувшись земли, но из чего вылетело жалобное слово, заметил не сразу, а лишь когда прозвучали следующие слова.
– Дяденька, ты не обидишь маленькую девочку?
Говорила действительно маленькая чернокожая девчонка, вообще пигалица, около двух локтей ростом, ну может чуть больше. Потому-то он и не сразу ее заметил.
– Откуда ты? – удивился бродяга. – Прекрасное, и чернокожее, создание?
Девчонка подошла вплотную, стрельнула глазами по онагру и захлопала ресницами, видимо готовясь зареветь.
– Дяденька-а-а, ты не сделаешь мне больно?
– Послушай, не надо плакать. Скажи, что ты здесь делаешь?
– Да-а, а ты мне сделаешь бо-бо. – девчонка почти прижалась к страннику.
Онагр беспокойно фыркнул и переступил с ноги на ногу, а бродяга тоже беспокойно заерзал. Вот не акцентировала бы маленькая дурочка внимание на этом самом своем бо-бо, и все было бы нормально, а то и вправду хочется… ну все, все! Успокоились и пришли в себя.
Пигалица зашмыгала носом, смотрела беспомощными глазами лани и начала судорожно всхлипывать, по прежнему прижавшись к бродяге.
– Ну, не реви. Давай я отвезу тебя к маме с папой.
– Нет мамы и нет папы – я сирота. Никто не заступиться за бедную сиротку.
Вот ведь! Она что нарочно?!
– Ну, где-нибудь ты же живешь?
Девица закивала головой и ткнула пальцем куда-то на юг, в сторону проявляющейся, словно чудовищный призрак, в нарастающем лунном сиянии гигантской стены.
– Хорошо! Я отвезу тебя туда, куда ты скажешь.
Пигалица неожиданно вспрыгнула на спину онагра впереди бродяги, прижавшись к нему спиной, и сказала совершенно спокойным голосом:
– Ну, тогда поехали. Не чего здесь торчать как фаллос бегемота в период гона.
Онагр бодро застучал копытами, удаляясь от лабиринта домов-термитников. Кудрявая головка девчонки находилась как раз на уровне подбородка бродяги, и он удивился, почувствовав от маленькой пигалицы какой-то очень приятный цветочный запах и не только цветочный, а еще чего-то очень, как ему показалось, знакомого, но забытого. Спина пигалицы плотно прижималась к его груди, а маленькая, но тугая попка к низу живота, вдобавок, в результате бега онагра, тела их совершали ритмичные движения и как бродяга не пытался направить течение мысли в какое-нибудь постороннее русло, результат вскоре был, как говориться, на лицо, но несколько в ином месте. Не имеющего никакого отношения, именно, к лицу.
– Дяденька-а-а.
Господи, твоя воля! да что ж тебе не сидится – то?
– Дяденька, а у тебя что-то там растет.
– Тебе показалось, сиди спокойно и не ерзай.
– Да-а-а! А оно упирается мне прямо в попку. Что-то такое большо-ое-е!
– Это… это… ну, в общем, не обращай внимания. Это ерунда все это!
– А дай-ка я потрогаю, что там такое.
Пигалица завела назад руку, прижала ладонь к животу бродяги, и он почувствовал, как она сделала несколько круговых движений и стала щекотать его живот удивительно длинным пальцем большого ногтя. Странник, молча, убрал любопытную ручку.
Девчонка повернула к нему голову и глянула масляными и любопытными глазами прямо в самые порочные глубины бродяги, и тот заметил, что пигалица ухмыльнулась. Странник поднял легкое тело и поместил вышеозначенную сиротку за спину.
– Вот так нам обоим будет и спокойней и удобней. – пояснил он свои действия.
Однако спокойней стало не на много. Пигалица закинула руки на шею бродяге и игриво щекотала ногтями под подбородком, продолжая прижиматься всем телом, но не навязчиво, а так, просто чтобы не пропал интерес. Иногда она, привстав, клала подбородок на плечо бродяге и с любопытством заглядывала в глаза.
– Дяденька, а ты любишь маленьких девочек?
– Да, люблю, люблю… то есть, нет… ну, в общем… не совсем.
– Ах, какая жалость! Так, значит, ты маленьких девочек не любишь?
– Послушай, малышка, при таком поведении тебя непременно и скоро изнасилуют.
– Ой, пожалуйста, не надо. Я тебя очень боюсь! Не трогай меня, дяденька!
Странник покосился на девчонку. Что-то было в ней очень странное. Она говорила, то плачущим голосом маленькой испуганной девчонки, то голосом взрослой. И поведение ее представляло собой какие-то сплошные зигзаги. Вот, например, сейчас ее ладони скользнули по животу и начали настойчиво вползать в схенти, подбираясь… вот-вот… именно туда.
– Девочка! Дядя сейчас тебе как даст по ручкам и очень больно отшлепает попке.
– Ой, ой, ой. – насмешливо заплакала малолетняя нахалка. – Ой, страшно, ой, ой боюсь, боюсь! А ничего больше большой дяденька не сделает с маленькой девочкой? Кстати, за нами гонятся.
– С чего взяла?
– Слышу топот.
Онагр увеличил ход, и некоторое время они ехали молча. Пигалица прижалась к бродяге, крепко обхватив его руками.
– А как ты оказалась…
Закончить бродяга не успел.
– А-а-у-у-у-и-и-и.
Стон, раздавшийся где-то не очень далеко, перешел в протяжный вой, и только он замер, растворившись в ночи, как:
– А-а-и-и-и-у-у-у-и-и-и…
Многоголосый вой ответил ему, наполнив воздух жуткими переливами. Ночные звуки наполняли египетскую ночь в изобилии: сычиный тоскливый плач, загадочные совиные клики, металлический звон цикад, жалобные стенания шакалов, собачий лай из города, и иногда резкий хохот гиен и кошачье вяканье. Но это было что-то совершенно другое.
– Что это? – пробормотал странник, обернувшись к своей спутнице.
Девчонка смотрела очень пристально, в глазах ее скакали древнеегипетские бесы, а в приоткрытом рту блестели зубы. Кстати, бродяга заметил, что девчонка двигает челюстью, словно перекатывая что-то во рту.
– Это черные собаки. – прошептала пигалица, по-прежнему таинственно сверкая глазами.
– У-а-У! – резкий выкрик прозвучал совсем рядом.
– А это уже кошки. Теперь скачи, если жизнь свою нашел не в свином навозе.
Онагр дробно застучал копытами, удаляясь от топота, наметившегося было сзади. Однако полное незнание местности подвело бродягу. За очередным поворотом он едва не столкнулся с группой всадников скачущих на ослах ему навстречу. Пока он решал, повернуть ли ему назад, прыгнуть ли в кусты, оставив онагра решать свои проблемы самостоятельно – ведь, в конце концов, онагр-то не совершил ничего предосудительного, и вряд ли к нему будут предъявлять претензии… ах, мать вашу! А девчонка-то! Тут и преследователи сзади нагнали, и всадники на ослах закружились вокруг, словно карусель.
– Это он!
– Он подобрал эту тварь!
– Где твоя шлюха?!
Бродяга обернулся и обнаружил, что восседает на онагре в одиночестве. Черномазенькая девочка исчезла.
– Хватайте мерзавца! Сейчас он все расскажет.
– Господа, – вежливо и рассудительно ответил бродяга, – при всем желании я вам ничего не расскажу, так как и сам ну ни хрена не знаю.
– Ах, ничего не расскажешь! А и не надо. Повисишь на дыбе над огоньком, может, передумаешь слегка. А ты, сделай одолжение, и после этого ничего не говори, и мы с тебя кожу медленно начнем сдирать – по вашему же рецепту. Нам тоже охота послушать, как визжат при этом. А уж после этого, ты сам попросишь тебя выслушать, в обмен на то, чтобы прикончили тебя. А, иначе, мы тебя отпустим с содранною кожей на все четыре стороны, как вы любите это делать.
– Ух, ты! – восхитился бродяга. – Какая, клянусь Осирисом,, заманчивая перспектива! Но, боюсь, я не готов еще к подобной феерии чувств.
Он наклонился к уху своего спутника и прошептал:
– Друг мой, ситуация как раз для запасного варианта.
Онагр фыркнул, поперебирал на месте ногами, затем резко и пронзительно взвизгнул, скакнул вперед, разворачиваясь боком, и, подкинув круп, ударил задними ногами всадника вместе с ослом. Осла и всадника словно сдуло порывом урагана, а бродяга, не удержавшись, перелетел через голову онагра и свалился на другого всадника и с ним в обнимку рухнул на землю. Онагр рванул вперед, бродяга, подскочив, кинулся вслед с криком:
– Куда скотина!? Стой, отвратительное животное! А как же я!?
Онагр притормозил, подобрал всадника и очень убедительно доказал, что вовсе не лошадь или, скажем, гепард самое быстрое животное. Преследователи быстро затерялись в ночи и за беглецами, еще некоторое время, гнались ругательства и проклятия, затем и они отстали.
Мимо проносились пальмы, раскидистые сикоморы, шпалеры виноградников. Слева выплыли, из серебристой мглы, колонны храма и онагр, со своим всадником, свернув вправо, вскоре въехал в рощу высоких можжевельников и там они перевели дух. Впрочем, всадник запыхался намного больше, чем его спутник. Онагр медленно брел меж можжевельников, бродяга с удовольствием вспоминал события нынешней ночи, приговаривая: