Свадебное путешествие - Владимир Кунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Заснул, мерзавец! — закричал Карцев и погнал свою машину в обгон. — Заснул, чучело несчастное!
Серегин фургон стал притормаживать, съезжая с полосы…
Карцев обогнал его и резко остановился. Выскочил из кабины и побежал назад.
— Ты что же делаешь, сволочь?! — Он рванул Серегину дверцу.
Бледный Серега испуганно смотрел на Карцева.
— Ты, Витек? — с трудом проговорил он и виновато улыбнулся. — Хорошо, что ты… Левая рука отнялась, падла… Дышать нечем…
— Лена-а-а-а! — в испуге закричал Карцев и стал стаскивать огромного, толстого Серегу с водительского кресла.
Лена выскочила из кабины. Когда она подбежала, Серега уже лежал на траве, и Карцев расстегивал на нем рубашку.
— Что с ним? Что с ним?.. — бормотал Карцев.
— Рука левая, — промычал Серега, ловя ртом воздух.
Лена схватила Серегину руку, стала считать пульс.
— Валокордин, валидол, нитроглицерин?.. Что есть? — быстро проговорила она.
— Да что ты? Откуда? — пробормотал Карцев.
— Там… — Серега посмотрел на свою кабину. — В «бардачке».
Лена метнулась в Серегину кабину, порылась и достала пробирочку с нитроглицерином и пузырек корвалола.
— Грелку! Грелку горячую к ногам! — резко приказала Лена.
Секунду Карцев обалдело смотрел на Лену. Потом, словно очнувшись, бросился к своей кабине и вытащил десятилитровую канистру.
Лена расшнуровала Серегины туфли, содрала с него носки.
Карцев открыл сливной краник охлаждающей системы двигателя. В канистру полилась горячая вода.
Серега дышал тяжело, хрипло… Лена ожесточенно массировала ему руку, совала ему в рот нитроглицерин.
— Потерпи, миленький… Потерпи, Сереженька… Сейчас отпустит, сейчас легче станет…
Карцев прибежал с горячей канистрой.
— К ногам! К подошвам прямо… Проложи чем-нибудь!
Карцев мгновенно выполнил все, что приказала ему Лена.
— Хорошо… — задыхаясь, сказала Лена. — Сорок капель вот из этого пузырька… Ах, шприца нет! Ну, почему у вас нет шприца?!
…Потом уже очухавшийся Серега сидел на траве, в тени своей «шкоды», прихлебывал горячий чай из кружки и удивленно говорил:
— Ну надо же! Представляешь, под лопатку как саданет! И левая рука с баранки сама… — И Серега показал, как упала сама рука. — И дышать нечем… И все плывет, плывет…
— Не болтай, — строго сказала Лена. — Пей чай.
Она взяла его за левую кисть, проверила пульс. Карцев, с термосом в руках, мрачно смотрел на Серегу.
— Гораздо лучше, — сказала Лена. — Хорошо, что у тебя хоть лекарства оказались…
Серега трусовато глянул на Карцева. Карцев демонстративно отвел глаза в сторону.
— Темнило несчастный, — сердито пробормотал он.
— Подлей немного, — виновато попросил Серега.
Карцев наклонился и долил ему в кружку чаю.
— Ну и видок у тебя, — вздохнул Карцев. — На море и обратно… До Львова-то доскребешься?
— Обижаешь, Витек…
— Ну, ну… Пей чай.
И снова дорога. Но теперь уже Лена сидит в кабине Сереги.
— Слушай, — сказала Лена. — А почему ты всегда впереди едешь, а Витя сзади?
— Ну, правило такое… — нехотя сказал Серега.
— Какое?
— Ну, такое правило.
— Хорошо объяснил! — рассмеялась лена. — Я лучше потом у Вити спрошу.
— Я и сам могу объяснить, — поежился Серега. — Просто более слабого водителя всегда пускают вперед. Чтобы, если что с ним случится, то можно было бы помочь…
— А ты более слабый?
Серега обреченно вздохнул.
— Конечно, Витька сильнее… Но это же Витька! Таких на трассе, может, и нет больше. А остальных-то я имел в виду в белых тапочках!.. — похвастал он неуверенно.
Лена спрятала улыбку, сказала:
— Ты мне руку протянуть можешь? Ни во что не вляпаемся?
— Типун тебе на язык, Ленок, — Серега протянул Лене руку и трижды сплюнул через левое плечо.
Лена стала считать пульс Сереги. Серега посмотрел в зеркало на Карцева. Тот шел за ним метрах в пятидесяти.
— Совсем хорошо, — сказала Лена, — До ста лет жить будешь!
— Вот это я понимаю! — хмыкнул Сере-га. — Ты мне только справку выдай: дескать, Пушкареву Сергею Ивановичу положено жить сто лет. Ежели за мной раньше придут — я им справку в морду. Читайте и не трогайте!
— Сережа, за что Витя так Лизу не любит? Жену Толика…
— Где именье, где вода, где Ромео, а где Джульетта… — покачал головой Серега. — Она у него, считай, Толика отняла. Теперь Катьку забирает… А он в Катьке души не чает. Теперь у него только ты да Катька. Ну, может, я еще немного…
— Это он тебе сам говорил?
— Он скажет!
— Да, пожалуй, ты прав… Он человек сильный.
Серега посмотрел в сторону:
— Была бы у меня семья — я тоже был бы сильным.
— И я, — сказала Лена.
— Ты и так — девка крепкая. Столько ждать у моря погоды!
— Я его очень люблю.
Серега вздохнул и горько сказал:
— Ну что же, Витьке можно только позавидовать.
— Знаешь, — сказала Лена. — Я без него просто не могу жить.
В ресторане стоял страшный шум. Два динамика, каждый величиной с платяной шкаф, с чудовищной силой изрыгали звуки оркестра в низенький потолок; залихватски вскрикивали, раззадорившись, плясуны; перекликались через столики, громко объясняясь в уважении друг другу подвыпившие граждане; дружно, с грохотов били в пол каблуки танцующих.
Около самого оркестра расфуфыренный Серега самозабвенно плясал с красоткой в умопомрачительном парике. А у самого выхода, за нелепой квадратной колонной стоял небольшой столик на троих. И сидели за ним Лена и Карцев. Третий стул был Серегин.
Лена неотрывно смотрела на Карцева, а тот, мягкий, расслабленный, любящий, негромко и застенчиво говорил:
— …я даже мебель в дедовой избе помню… Стол — большой, один на всех. И для будней, и для праздников, и для покойников. Сундуки… Поставец для посуды в углу. А сверху иконка такая темная. Лампада перед ней… Кровать была высокая, могучая… для деда с бабкой. И вообще — для старших. А мы — мелюзга — на лавках, на полатях, на печи… А летом на сеновале. И такая была непринужденность во всем, такая свобода полная, такая житейская целесообразность… Я потом во всей своей жизни нигде не видел такой ясности, как в обычном крестьянском доме своего деда… И отношений потом таких не встречал. Все про тебя всё понимали: чем ты крепок, а чем и… И невозможно было спрятаться за какие-нибудь там фокусы или слова красивые. А потом все садились за один длинный стол… И была в этом какая-то удивительная красота!
Лена взяла тяжелую руку Карцева и, глядя ему в глаза, поцеловала в ладонь. А он нежно погладил её по лицу и улыбнулся — то ли ей, то ли своим воспоминаниям…
Но в эту секунду Серега пританцевал партнершу поближе к своему столику и, мокрый, расхристанный, счастливый, крикнул Лене и Карцеву:
— Горько!
Карцев подмигнул Сереге и поцеловал Лену.
Серега замысловатым па увел красотку в толпу пляшущих.
— Тебе не кажется, что Серега слишком разгулялся? — спросила Лена Карцева. — Ему бы поберечься…
— Сейчас что-нибудь придумаем.
Музыка кончилась. Оркестру зааплодировали.
— Хочу еще этот блюзик, — капризно сказала красотка.
— Нон проблем, бамбино! — небрежно сказал Серега и, доставая десятку, направился к оркестру.
Карцев быстро встал из-за стола и подошел к красотке. Он крепко взял ее под руку, показал какое-то удостоверение и сказал на ухо:
— Пройдемте. — И завел ошалевшую от испуга красотку в завешанный портьерами проход на кухню. — Давно знаете гражданина, с которым танцуете? Толстый, в клетчатом пиджаке?
— Я его совсем не знаю… — пролепетала красотка. — Он ко мне сам подсел…
— Очень опасный человек… Сейчас мы его будем брать. Уходите немедленно.
— Я еще не заплатила…
— Кто ваш официант?
— Вон тот…
Карцев перехватил официанта за смокинг.
— Счет этой гражданочки — мне. Понял?
— Есть.
— И выведи ее через кухню.
— Понял.
Снова заиграла та же мелодия. Карцев вышел из-за портьеры, сел за свой столик и увидел, как Серега растерянно ищет свою роскошную партнершу в парике. Подошел к ее пустому столику и в недоумении покрутился, вернулся к Лене и Карцеву.
— Черт подери, ну и дела! Чувиха просит повторить музыку, я кидаю в оркестр червонец, а ее и след простыл! Причем я с ней уже обо всем договорился!..
— Бедненький… — посочувствовала Лена.
— Сердце красавиц склонно к измене, — засмеялся Карцев.
— Чего вы ржете? — возмутился Серега. — Имею я право после разгрузки на личную жизнь?
Подошел официант и положил перед Карцевым счет красотки.
Карцев медленно проглядел счет, удивленно поднял брови.
— Нет, серьезно, — кипятился Серега. — Имею я право, пройдя тысячу четыреста верст…