О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров

Кашмирский самоцвет был просто идеален. С помощью ювелирной лупы, в свете мощной лампы, Иратов наслаждался природным шедевром цвета Атлантического океана, с безупречной огранкой, идеальным по пропорциям, чудесного синего окраса. Чистейший, без единого вкрапления чуждого.

Арсений Андреевич еще со студенческой молодости обожал драгоценные камни. Сначала он вкладывался в них, считая драгоценности более тихой и прочной гаванью, чем валюта, затем материальная составляющая ушла на второй план и Иратов полюбил камни как истинные шедевры, рожденные нутром Земли в муках глобальных температур. Он имел потрясающую коллекцию бриллиантов, сапфиров и изумрудов. Хранилась она в швейцарском банке, который Иратов навещал не реже одного раза в месяц. Он отпирал личный сейф, из которого забирал бархатный мешочек, хранящий его сокровища, возвращался в гостиницу и пару часов перебирал «чистую воду» пальцами, принимая от камней энергию, становясь чуточку моложе, тверже и уверенней. Затем он относил коллекцию в банк и возвращался в Россию.

Сапфир из Израиля чуть не дотягивал до уровня коллекции, а потому Арсений Андреевич радовался, что сегодня преподнесет его своей Верочке.

Он набрал номер ее телефона и справился о самочувствии.

– Все уже хорошо! – успокоила жена.

– Вот и отлично! Я скоро освобождаюсь и заеду. Ты же помнишь, что у нас сегодня Большой?

– Да-да…

Они посетили авангардного «Евгения Онегина», которого уже на двадцатой минуте освистали за использование в ткани сюжета настоящей марихуаны. Сидящий в президентской ложе человек, махнув рукой, закрыл сие непотребное действо, и зрители покинули зал.

– К Итальянычу? – предложил Иратов.

– А давай!

Через мгновение Арсений Андреевич услышал за спиной сказанное с английским акцентом имя – Верушка! Он обернулся и увидел в толпе человека со снежным ежиком на голове и с полным отсутствием бровей и ресниц. Он? Хотя сегодня на удивление много фриков.

Рядом с их домом находился маленький итальянский ресторанчик, владельцем которого был пожилой неаполитанец, перевезший в Москву своих детей и внуков для работы в семейном бизнесе.

Иратов и Верочка любили это веселое место, которое было островком солнечной Италии в непогожей России. Алессандро Итальянович, как называли между собой Иратов и Верочка хозяина, делал самую вкусную пасту в городе, причем у него всегда имелась батарга, вяленая икра тунца, которую он подавал лишь самым постоянным посетителям. Отличная подборка тосканских вин, домашний уют, слаженная работа семьи делали ресторан любимым местом отдыха для знатоков с Остоженки – Золотой мили Москвы. В конце ресторанного вечера хозяин брал гитару и несильным, но проникновенным тенором пел старинные неаполитанские баллады. На третьей песне даже случайные посетители подпевали репертуару, особенно грустной «Наполи» вторили.

Здесь, за самым уютным столиком, и провели вечер Арсений Андреевич с Верочкой.

Господи, в который раз наслаждался Иратов. Какой красоты эта женщина! Сегодня в нежно-серых тонах, с подобранными волосами, открывающими изящные уши, с неброскими бриллиантовыми гвоздиками в мочках, с запахом чего-то неуловимого, но прекрасного, Верочка казалась Иратову самой большой драгоценностью Вселенной, которой владел он. Конечно, здесь без чувства гордости никак нельзя было обойтись!.. В то же самое время Верочка смотрела на мужа и находила его после десятилетия совместного проживания самым красивым мужчиной на планете. Черные глаза Иратова восхищали ее глубиной пропасти, в которую она когда-то упала, в которой пропала навсегда, его длинные густые волосы черным занавесом спадали к плечам и блестели, как ночное небо, большие темные губы под крупным носом и белая прядь – сочетание, приводящее к глобальному риску для непорочности и твердой святости. Демон-искуситель!

Арсений Андреевич заказал бутылку легкого красного вина и ужин для себя и жены. Под небольшие глоточки тосканского «Каберне» они вели тихий разговор.

– Я хочу на Искью, – призналась Верочка. – Помнишь, как мы там провели несколько дней?

– Десять лет назад!.. Мы были всего две недели знакомы…

– Ты привез меня туда на яхте под ослепительным белым парусом. Забыла, как она называется…

– «Элеонора», – напомнил Иратов.

– Все время хотела тебя спросить: кто такая Элеонора?

Арсений Андреевич улыбнулся:

– Ты забыла, я рассказывал тебе. Так принято – называть яхты женскими именами. Давняя традиция… А «Элеонора» так была названа предыдущим хозяином. Вот и все. Может, бабушку его так звали.

– А ураганы – все мужчины…

– Потому что мужчины – разрушители ими же самими созданного… А на Искье зимой делать нечего. Пустынный тоскливый остров.

Он съел пасту с трюфелями, а она равиоли с персиками.

Десерт подал сам хозяин, прибавив к нему старую граппу в двух тонких высоких рюмках.

Иратов достал из кармана пиджака бархатную коробочку и поставил ее перед Верочкой.

– Что это? – удивленно спросила она, как будто не было в ее жизни еще подарка.

Такая реакция была по нраву Арсению Андреевичу, ублажала его расточительство и широту души.

– Открой.

– А что там? – глаза Верочки улыбались, а милые черты лица выражали непреходящее удивление.

– Открой!

– А вдруг там скорпион? Он ужалит меня, и я умру!

– Нет-нет, – подыгрывал Иратов. – Там нет скорпиона…

– Обещаешь?

Иратов кивнул.

– Ну давай! – поторопил.

Она открыла.

Мужчины делают щедрые подарки только тем женщинам, которые умеют их щедро принимать. Вот и Верочка, открыв коробочку и увидев большой сапфир, отражающий свет свечи, наполнивший ресторан синим, будто бы дара речи лишилась, закраснелась, переводила взгляд с камня на мужа и обратно, ее глаза наполнились восторгом, и вместе с этим весь облик женщины показывал дарителю, что не за ценность подарка в ее животе разгорелся огонь счастья, а из-за того, что ценят ее, Верочку, и любят, наверное, так же сильно, как родную душу только можно любить! И она ответила, опустив глаза:

– Я тоже люблю тебя.

Он взял жену за руку и стал нежно перебирать пальцы.

– Камень прекрасен!

– Прекрасное к прекрасному…

Она прижалась щекой к его ладони, продолжая смотреть в черную непроглядную тьму глаз Иратова.

А потом они вернулись домой, и Иратов поведал ей о случившемся, о потере им своих детородных органов при наистраннейших обстоятельствах.

Сначала Верочка посчитала повествование за не слишком удачную шутку. Она не любила юмора ниже пояса, Иратов это знал и почти никогда не использовал его. Что на него нашло? Перепил граппы?.. Но Арсений Андреевич всем своим видом показывал, что шутке нет места в его признании, все горькая правда, но есть надежда на восстановление прежнего состояния оперативным путем.