Растоптанная гордость - Джульетта Армстронг

— Жаль, что я доставила вам лишние хлопоты, — сказала Сильвия девушке. — Кажется, я проспала. Да я и сейчас еще толком не проснулась.

— Не беспокойтесь, мисс, — отвечала та, посмотрев на Сильвию каким-то странным, словно испуганным, взглядом. — Вот здесь на подносе все, что нужно и… и еще записка для вас. От хозяйки. Госпожа просила меня обратить на нее ваше внимание.

Она поставила поднос на столик и удалилась.

Сильвия вмиг припомнила события минувшего вечера. Нетерпеливо разорвав конверт, она достала записку, с тревогой ожидая дурных новостей. И она не ошиблась.

Миссис Мерринг писала:

«Дорогая мисс Фрейни!

С глубочайшим сожалением я вынуждена просить Вас прекратить Ваше пребывание в нашем доме и со всей горечью должна признать, что при создавшихся обстоятельствах это просто неизбежно. В 10.15 со станции Холи-Хилл отбывает замечательный скорый поезд. Я заказала для Вас такси на 9.45. Надеюсь, Вы простите меня за то, что не выхожу проститься с Вами, так как прикована к постели ужасной мигренью. Мой сын, как Вам известно, выехал сегодня утром на охоту и тоже не может попрощаться с Вами. Приношу за него свои извинения.

Искренне Ваша

Онория Мерринг».

Сделавшись белее мела, Сильвия отложила письмо и налила себе чаю. Стало быть, Джулиан нарушил обещание и не оставил ей времени. Значит, перед отъездом в Лондон он все же увиделся с миссис Мерринг. И теперь ее, Сильвию, выставляют из дома. Ну что ж, может, это и к лучшему. Если она не ошиблась в Хью, то, узнав о поступке матери, он придет в ярость и примчится за нею в Лондон. Там она расскажет ему все, что наговорил ей его кузен, выразит свое удивление по поводу столь диких обвинений и постарается убедить его в том, что если ее дядя в чем-то и виноват, то она сама не имеет к этому никакого отношения.

Однако подобный философский подход к случившемуся не помог Сильвии притронуться к завтраку. Отодвинув поднос с водянистой рыбой и отсыревшим тостом, она выпила лишь пустой чай. Затем, словно вихрь, она стала носиться по комнате, собирая вещи. Единственным ее чувством сейчас был гнев. Она и вообразить не могла, что способна прийти в такую ярость, какую вызвал у нее поступок миссис Мерринг и Джулиана. Теперь Хью придется долго упрашивать ее выйти замуж за человека, имеющего таких родственничков. И если она когда-нибудь согласится, то только при том условии, что больше никогда в жизни не увидит ни его мать, ни его кузена.

«Не знала, что люди могут быть такими злыми», — думала она, в молчаливом одиночестве покидая дом. По дороге к станции негодование Сильвии росло, даже в поезде, который оказался никаким не «скорым», ее не оставляло чувство гнева и отвращения.

Лишь прибыв на Пэддингтонский вокзал, она вспомнила про дядю Дона и задумалась о его возможных проблемах. Тут словно ударом ножа ее сразила новость. В ближайшем киоске все газеты наперебой кричали об одном: известный филантроп Дональд Клэйбурн, спасаясь от ареста, покончил жизнь самоубийством в Дурбане.

Глава 4

Двигаясь словно во сне, Сильвия купила газету. История дяди вместе с его фотографией была опубликована на первой странице, но Сильвия не успела ее прочесть, так как у нее за спиной, пытаясь привлечь внимание, кашлянул носильщик.

— Я нанял для вас такси, мадам. Как вы и просили.

Сильвия смотрела на него, не понимая, о чем он говорит, а он с грубоватым сочувствием произнес:

— Вам бы поскорее сесть в машину да поехать домой. Простите, мадам, но выглядите вы неважно.

— Да, я поеду.

Она последовала за ним к поджидавшему такси, расплатилась и едва ли не рухнула на сиденье.

— Куда ехать? — удивленно, но тоже сочувственно спросил шофер.

— Бельгрейв-Секес, двадцать пять, — механически ответила она и, когда дверца захлопнулась и машина тронулась, снова развернула газету.

Там все было написано черным по белому. Известный филантроп Дональд Клэйбурн застрелился в своем номере в Дурбане, оставив записку, что совершил этот поступок добровольно. Мотив был очевиден: за несколько часов до смерти он узнал о том, что вышел приказ о его аресте за мошенничество.

Новость настолько парализовала Сильвию, что она была неспособна ни думать, ни чувствовать. «Дядя Дон мертв. У него были проблемы с полицией, и он застрелился». Она снова и снова повторяла эти слова, но их значение так и не доходило до нее.

Даже когда она подъехала к огромному дому в Бельгрейве и увидела бледное лицо и затравленный взгляд Фэнли, ей все еще казалось, что она пребывает в кошмарном сне, который непременно вскоре должен закончиться. Лишь когда на крыльцо выскочила Дафни и со слезами бросилась в ее объятия, к Сильвии вернулось чувство реальности.

— Вы завтракали в поезде, мисс? — Даже в такие тяжелые моменты выучка Фэнли не изменяла ему.

Сильвия осторожно отстранила Дафни и прислонилась к балюстраде.

— На самом деле я за целый день выпила только чашку чая с плиткой шоколада, — спокойно проговорила она. — Не найдется ли у вас немного горячего супа, Фэнли?

— Сейчас же принесу, мисс. И стаканчик доброго шерри вам тоже не помешает. А вы пока погрейтесь в гостиной, забирайтесь с ногами на софу.

— О, Сильвия, какая же я гадкая и эгоистичная. — Слезы заливали лицо Дафни. — У тебя такой усталый и подавленный вид. Но все это было так ужасно. Каждый считал своим долгом подойти ко мне, как будто я что-то такое сделала! — воскликнула она, беспомощно взмахнув руками.

— Знаю, дорогая. — Сильвия взяла ее под руку, и они медленно побрели по лестнице. — Хорошо, что Мартина нет дома.

— Знаешь, а Фэнли просто молодец. — Дафни пыталась сдержать слезы. — Ему как-то удалось выставить за порог всех репортеров. Один оказался такой назойливый, что попытался проникнуть через садовую калитку.

— А как Пэм? Она знает? — обеспокоенно спросила Сильвия.

— Боюсь, что да. Она слышала разговоры на кухне, а потом еще где-то раздобыла газету. Да вот она и сама, стоит наверху.

Подняв голову, Сильвия увидела испуганное, бледное личико девочки.

— О, Сильвия, ты вернулась! — И со вздохом облегчения малютка бросилась в объятия старшей сестры. — Сильвия, милая, я так рада, что ты дома!

Сильвия крепко прижала девочку к себе:

— Все в порядке, детка.

Слова утешения сами сорвались с ее губ. Пэм была самостоятельным ребенком, но, когда что-нибудь случалось, она бежала искать поддержки у Сильвии и упорно отказывалась принимать ее от кого бы то ни было еще.

«Все в порядке». Как могла она сказать такое, когда все обстояло так трагично и было далеко не в порядке! «Но я должна сделать так, чтобы все было в порядке, — лихорадочно думала про себя Сильвия. — Я не могу оживить дядю Дона, и не в моих силах исправить его ошибки, но я могу забыть о личном горе и посвятить свою жизнь Дафни, Мартину и Пэм. Ведь они так во мне нуждаются». И она с облегчением вспомнила, что у всех четверых есть деньги, на которые они смогут прожить если не в роскоши, то хотя бы в достатке.