Жена мудреца (Новеллы и повести) - Артур Шницлер

Сегодняшний день казался ему, как никогда, мучительным. Вчера она не пришла совсем и он не получил от нее никакой весточки. Скоро семь, но сегодня он не находил покоя. Что делать? Самое ужасное, что к ней никак не проникнуть. Единственное, что он может, это пройтись несколько раз под окнами ее дома, но он не смеет войти туда, не смеет никого послать, не имеет права спрашивать. Потому что ни одна душа не подозревает, что они знают друг друга. Они жили в атмосфере тревожной и пылкой нежности, в постоянном страхе, что могут нечаянно выдать себя. Ему нравилось, что их отношения окружены глубочайшей тайной, но тем мучительнее были такие дни, как сегодняшний.

Восемь. Не пришла. Последний час он непрерывно стоял у двери и смотрел на лестницу сквозь глазок. На лестнице только что зажгли газовые лампы. Он вернулся в комнату и, смертельно усталый, бросился на диван. В комнате было совсем темно, Альберт задремал. Через полчаса он встал и решил уйти. Болела голова, а ноги ныли так, словно он бродил целыми часами.

Альберт направился к ее дому. Увидя, что шторы спущены на всех окнах, он немного успокоился. Из окон столовой и спальни брезжил луч света. В течение получаса он прогуливался по противоположному тротуару, не отрывая взгляда от ее окон. На улице было мало прохожих. Только когда у ворот показались несколько служанок и привратница, он удалился, чтобы не привлекать к себе внимания. В эту ночь он спокойно и крепко спал.

На следующее утро Альберт долго оставался в постели. В прихожей он оставил записку, чтобы его не будили. В десять часов позвонил. Слуга принес завтрак, на подносе лежала свежая почта. От нее письма не было. Однако он сразу же внушил себе, что тем вернее она придет после обеда, и потому время до трех часов провел довольно спокойно.

Ровно в три, и ни минутой раньше, он вернулся домой, и уселся в кресле в прихожей, чтобы не бегать взад и вперед при первом же шорохе на лестнице. Он радовался, едва заслышав шаги в подъезде; все-таки каждый раз появлялась новая надежда. И каждый раз напрасно. Четыре часа. Пять. Шесть. Семь. Не пришла. Теперь он уже бегал по комнате и тихо стонал, а когда закружилась голова, бросился на кровать. Им овладело отчаяние; продолжать так дальше — невыносимо. Лучше всего — уехать, за это счастье приходится платить слишком дорого!.. Или, может быть, придумать что-нибудь другое: например, ждать только час или два... Но дальше так продолжаться не может. Вся его жизнь — работоспособность, здоровье, да, наконец, и любовь — обречены на гибель.

Он заметил, что вообще больше не думает о ней, мысли неслись вихрем, точно в кошмаре. Он вскочил с постели. Распахнул окно, посмотрел вниз на улицу, в сумерки... Да... там на углу... в каждой женщине он, казалось, узнает ее. Он снова отошел от окна — она уже не могла прийти: время истекло. И вдруг ему представилось невероятно глупым, что он установил только эти немногие часы ожидания. Быть может, именно сейчас она нашла бы возможность... быть может, она пришла бы к нему сегодня утром — и он готов был уже произнести слова, которые скоро скажет ей, и шептал их про себя: «Отныне я целый день буду сидеть дома и ждать тебя. С утра до ночи». Но, произнеся эти слова, он начал смеяться. «Да ведь я схожу с ума, схожу с ума!»

Он опять бросился к ее дому. Все было, как вчера, — сквозь спущенные шторы мерцал свет. Снова в течение получаса прогуливался он по противоположному тротуару, снова удалился, когда из ворот вышли привратница и служанки. Сегодня ему показалось, что они смотрят на него; он даже был уверен, что они говорят: вот тот господин, который вчера прохаживался здесь в то же самое время. Он бродил по соседним улицам, но как только на башне пробило десять и заперли ворота, вернулся, к ее дому и стал пристально всматриваться в окна. Только сквозь окно спальни проникал слабый луч света. Альберт смотрел, не отрываясь, как зачарованный. Вот он стоит здесь беспомощный и ничего не может сделать, не может даже спросить, С отчаянием он думал о предстоящих часах. Ночь, утро, день до трех... Да, до трех — а потом... вдруг она опять не придет?.. С ним поравнялся пустой экипаж, Он кивнул кучеру и велел медленно ехать по ночным улицам... Он вспомнил их последнее свидание... нет, нет, она никогда не переставала его любить! Может быть, дома у нее что-нибудь заподозрили? Нет, это невероятно... до сих пор все было скрыто, и она ведь так осторожна. Значит, причина только одна: Анна больна и лежит в постели. Поэтому у нее и не было возможности послать весточку... А завтра она встанет и прежде всего напишет несколько строк, чтобы успокоить его.

Да, но если она сможет встать с постели только через два дня или позже... если она больна серьезно... боже мой... вдруг она тяжело больна... Нет, нет... почему же непременно тяжело!

Вдруг ему пришла в голову мысль, показавшаяся спасительной. Так как она, несомненно, больна, он мог бы завтра послать к ней и справиться о ее состоянии. Посыльному не обязательно знать, кто дал ему поручение — он мог не разобрать имени... Да, да, так и нужно сделать! Он был совершенно счастлив, что придумал это.

Ночь и следующий день он провел более спокойно, несмотря на то что не получил никакого известия, даже после обеда волновался меньше обычного: он знал, что уже сегодня вечером кончится мучительная неизвестность. Его тоска по ней стала еще более неодолимой, чем в последние дни.

В восемь часов вечера Альберт вышел из дому. На углу одной из отдаленных улиц он нанял посыльного и велел ему следовать за собой. Недалеко от ее квартиры Альберт остановился и отослал его с точным и ясным поручением.

Взглянув при свете уличного фонаря на часы, он начал ходить взад и вперед, но тревожное чувство сразу же овладело им: а что, если муж все-таки заподозрит, если он учинит допрос посыльному, прикажет проводить себя сюда? Он быстро пошел за посыльным, затем замедлил шаг и остановился на некотором расстоянии позади него. Наконец тот исчез в доме. Альберт стоял очень далеко, и нужно было напрячь зрение, чтобы не потерять из виду ворота... Уже через три минуты он увидел посыльного... Альберт подождал несколько секунд, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь, и поспешил к нему.

— Ну, — спросил он, — что слышно?

— Барин сердечно благодарит, а барыне пока еще не стало лучше, она сможет встать только через несколько дней.

— С кем вы говорили?

— Со служанкой. Она пошла в комнату и сразу же вернулась. Кажется, там как раз был доктор...

— Что она сказала?

Он заставил посыльного несколько раз повторить все сначала и убедился, что вряд ли знает теперь больше, чем знал до сих пор. Наверно, она серьезно больна, и многие справляются о ее здоровье — потому-то его посыльный не обратил на себя внимания... Значит, тем более он может рискнуть. Альберт велел посыльному явиться завтра в то же время.

«Она сможет встать только через несколько дней — больше ничего не известно». Но думает ли она о нем, представляет ли себе, как он страдает? Может быть, Анна догадается, что последний, кто справлялся о ней, был именно он?.. Барин сердечно благодарит, не она, он: может быть, Анне даже не скажут... Да, но что с ней? Названия сотни болезней одновременно пронеслись в сознании.

Через несколько дней встанет, значит, не может быть ничего серьезного... Но ведь так говорят всегда. Когда его отец был при смерти, людям говорили то же самое...

Он заметил, что бежит, потому что снова очутился на людной улице, где надо было пробиваться сквозь толпу прохожих. Он знал, что время до завтрашнего вечера покажется ему вечностью.

Проходили часы, и он порой сам удивлялся, что никак не может поверить в серьезную болезнь возлюбленной. Потом ему снова показалось грехом то, что он так спокоен... А после обеда — как давно уже этого не было! — он несколько часов читал книгу, словно ему нечего бояться и нечего желать.

Когда Альберт очутился вечером на углу улицы, посыльный был уже там. Сегодня он еще получил поручение по возможности вступить в разговор со служанкой и выяснить, чем же больна ее барыня.

Прошло больше времени, чем вчера, и человек мог бы уже вернуться. Альберт начал волноваться. Посыльный вышел из дома почти через четверть часа. Альберт бросился к нему.

— Барыне очень плохо...

— Что? — вскрикнул Альберт,

— Сказали, что барыне очень плохо.

— С кем вы говорили? Что вам сказали?

— Служанка сказала, что болезнь очень опасна...

— Сегодня были уже три врача, и барин в полном отчаянии.

— Дальше... дальше... что с ней? Вы не спросили? Ведь я же вам...

— Конечно!.. Говорят, что это тифозная горячка, и больная уже два дня без сознания.

Альберт остановился и посмотрел на него отсутствующим взглядом... Потом спросил:

— Больше вы ничего не знаете?

Посыльный начал рассказ сначала, и Альберт слушал, словно каждое слово открывало ему что-то новое. Потом заплакал и вернулся к дому возлюбленной. Да, теперь, конечно, никто не помешает ему стоять здесь; кому до него дело там, наверху? И он, не отрываясь, смотрел вверх, на окна спальни, словно хотел проникнуть взглядом сквозь стекла и шторы.