Каратели - Петр Головачев

«Сегодня в час ночи взорвана станция южнее Красного Рога».

И так почти каждый день. И еще одна запись: «Положение партизан в марте значительно упрочилось». Доносил сотрудник разведотдела 184-й полевой комендатуры лейтенант Биршенк».

В штаб 2-й танковой армии в Орел им был направлен доклад и отчет о потерях за период с 1 по 29 марта 1942 года. Общие потери за месяц составили 345 солдат и 6 офицеров. В том числе убитых 282, раненых — 69 человек.

Немцы не на шутку забеспокоились. 18 апреля в Брянск из штаба 2-й танковой армии, взамен прежнего командира комендатуры генерала Бранда, прибыл новый командующий — генерал-майор Фридрих Бернгард. Теперь охрана тыла армии возлагалась на новое ведомство — штаб тыловой области (условное обозначение — «Корюк-532»).

Приезд генерала совпал с днем рождения фюрера. Как полагается, был и фейерверк. Вечером на Брянск был совершен большой налет советской авиации. Сброшено более сотни бомб большого калибра и много зажигательных. Двое суток не стихали пожары в городе.

Особенно пострадали вокзалы Брянск-Главный и Брянск-Южный, железнодорожные пути, пристанционное хозяйство. Полностью уничтожены два воинских эшелона с горючим, техникой и боеприпасами. Убито более 40 и ранено 214 солдат и офицеров.

Генерал привез секретный приказ штаба 2-й танковой армии № 224-42 о начале формирования добровольческого полка из числа советских граждан. Фактически же формирование началось еще зимой. Полк создавался в основном из числа военнопленных. Перед ними ставилась задача — охрана коммуникаций, проходящих по лесным районам партизанской зоны, борьба с «бандитами», то бишь, с партизанами.

Немцы полагали, что перешедшие на службу к ним отщепенцы-добровольцы, хорошо знающие местные условия, язык, характер «русской души», смогут активно противостоять партизанам.

Командиром полка назначался комендант брянского лагеря военнопленных в поселке Урицкий «Дулаг-142» подполковник Вайзе. По штату полк состоял из трех батальонов по 600 человек. Полку передавалось 50–60 немцев для генерального руководства и присмотра. Первоначально полк именовался «полк Вайзе» по имени его командира, а с конца 1942 года — «Десна». Добровольцы получали довольствие и обмундирование (б/у) немецких солдат, а оружие — советской армии. Командиры батальонов (немецкие офицеры) получали право наказывать добровольцев без суда и следствия, вплоть до расстрела.

Первым реальным результатом разработки этого формирования был арест (по вновь открывшимся обстоятельствам) двух первых преступников Мирошникова и уже упоминавшегося ранее Меуха. Розыск их не представлял особых трудностей. Но для оперативного опознания мне пришлось выезжать в Воронеж и Рязань.

При проведении этих мероприятий возникло несколько непредвиденных обстоятельств. Но, как говаривал Аркадий Райкин, «об этом потом». Все окончилось хорошо.

Выяснилось, что в Белоруссии осенью 1943 г. они перешли в партизанский отряд Маркова. Материалы хранились в Центральном партизанском штабе в Минске. Пришлось выехать туда для личного ознакомления с документами. Мне повезло. Было выявлено более 30 человек, служивших в данном формировании. Добровольцы, когда почувствовали, что наказание — вот оно, не за горами, сдавались партизанам целыми взводами и ротами. Даже успели 10–15 дней повоевать на стороне партизан, стараясь показать себя с наилучшей стороны. Вдруг зачтется?

Дальнейшее было делом техники. Считая, что после осуждения за службу у врага все забылось, Мирошников и Меух проживали каждый у себя дома. Они были арестованы.

Их групповое уголовное дело было рассмотрено Брянским областным судом. Оба они служили в 3-м (617) батальоне. Первый — командиром особого взвода, второй — переводчиком. В качестве свидетеля выступил представительный мужчина с орденом Красной Звезды и шестью медалями на груди, участник штурма Берлина Сидорин. Вот что он рассказал.

«Я уроженец Навлинского района. В сентябре 1942 г., утром, наше село окружили каратели, в большинстве русские, которые пришли со стороны Десны. Они выгнали из домов всех жителей — стариков, женщин, детей и инвалидов и погнали в село Вздружное. Там уже были собраны жители окружающих поселков. Каратели подожгли Вздружное, поселки Жданово и Ворошиловский, а жителей погнали к реке, в сторону Трубчевского района. Нашу группу, где находился и я с отцом (тогда мне было 16 лет), подогнали к Десне, напротив деревни Голубчи и на пароме переправили на другой берег. Там уже находились ранее доставленные туда жители и несколько партизан.

Как только мы сошли на берег, пьяные каратели набросились на нас и стали избивать. Я помню, как каратель Мирошников (фамилию его и других я узнал позже) прикладом ударил в позвоночник Шевелева Степана. Избивали и других, кого, я сейчас уже и не помню.

Потом всех мужчин, в том числе и меня с отцом, согнали в кучу, и Мирошников открыл огонь из автомата. Вместе с ним стреляли еще два или три человека (они известны, но привлечь их к ответственности не успели — прим. автора). После первых очередей мой отец был убит в грудь и упал, падали и другие. Испугавшись, я тоже упал в небольшую промоину, отец — на меня, что меня и спасло.

Постреляв, каратели ушли. Но вскоре вернулись и начали добивать тех, кто еще был жив. Все это время я лежал, притворившись мертвым, под телом отца. Женщины находились здесь же, метрах в 10–15, и хорошо видели весь этот кошмар. Мой дядя Голяков был ранен в руку.

Так я лежал долго. Уже во второй половине дня со стороны Голубчи появился немец с переводчиком по имени Вольдемар. Они о чем-то говорили по-немецки и осматривали расстрелянных. Обнаружив, что я жив, они сняли с меня куртку и повели в деревню. Когда поравнялись с Голяковым, он попросил воды, но Вольдемар вытащил пистолет и пристрелил его. В живых остался только я. Оставшихся на лугу женщин спас от расстрела командир роты Майоров. Он запретил расстрел женщин (Майоров, в числе других, сдался партизанам в Белоруссии и был призван в Советскую армию, воевал, судим не был — прим. автора).

После допроса в штабе меня отпустили. В этой деревне я жил и работал сапожником. Отступая с Брянщины, каратели забрали меня с собой. В 1943 году я был призван в Советскую армию, воевал, был награжден».

В заключение добавим, что оба карателя были осуждены. Мирошников приговорен к высшей мере наказания, Меух — к 15 годам. Третьим из этой преступной плеяды был Панкратов, он же «Москва». О его розыске и разоблачении читайте чуть дальше.

По различным причинам не удалось привлечь к ответственности ряд карателей, которые были разысканы. Жиров, сослуживец «Москвы», к тому времени умер. Избежал наказания Белостоцкий, участник расстрела мирных жителей на берегу Десны (о чем рассказывал Сидорин): не смогли его вовремя «упаковать» документально, для ареста не хватило свидетельств. Суровенков, будучи вызван следственным отделом как свидетель, покончил с жизнью, бросившись под поезд. У нас на него материалов, кроме доказательств о службе карателем, не было. Но, видимо, кошка знала, чье мясо съела. Он был важным свидетелем, и, уйдя из жизни, затруднил дальнейшее комплексное расследование.

То же самое совершил вызванный в Брянск на допрос некто Корнейчук. Он лишил себя жизни прямо в гостинице, не будучи даже допрошенным. Но здесь было совсем другое дело, следует рассказать подробнее. Мы несколько лет разыскивали активного карателя Ковальчука. Это был настоящий убийца. На его счету было несколько случаев убийств. Корнейчук имел некоторое сходство с разыскиваемым Ковальчуком, но кое-что не складывалось, и мы медлили.

Тут у нас получился прокол. Не доведя проверку до конца, не убедившись, что Корнейчук и Ковальчук — одно и то же лицо, мы его вызвали на допрос в Брянск. За что и поплатились. Он прибыл вечером, его устроили в хороший двухместный номер в гостинице. Как выяснилось, ночь он не спал, решал, что делать. Видимо, решил, что отступать больше некуда. Утром, когда ушел сосед, он нанес себе несколько смертельных ножевых ранений. Дело дошло до обкома. Мне и следователю пришлось писать объяснения. Но мы сумели доказать, что это был настоящий палач. Все окончилось простым внушением. Этот урок мне запомнился на всю жизнь.

Что же совершил Ковальчук-Корнейчук?

Доказано, что он, будучи пулеметчиком особого взвода 1-го батальона, принимал активное участие в нескольких групповых расстрелах местных жителей — партизанских семей, всего примерно 30 человек. А также в расстреле 10–15 человек (точно не установлено) солдат-добровольцев своей же роты, зимой 1942-43 гг. Командир взвода 4-й роты 615 батальона Черников и другие, находясь на охране железнодорожной станции Красный Рог, готовили переход к партизанам. Планом предусматривалось ликвидировать немцев и увести роту в лес, за Десну. О заговоре стало известно Ковальчуку, назовем его так. Он являлся агентом немцев, донес командиру батальона Шраде. Тот приказал немедленно арестовать заговорщиков. Часть их задержали сразу, другие оказали вооруженное сопротивление. Нескольких солдат, укрывшихся в землянках, забросали гранатами. Часть пыталась на лыжах бежать и скрыться в лесу, но они также были задержаны.