Пари, миледи? - Делия Росси

с Рендоллом оставила много вопросов. Да и оговорки тетушки Амброуз. Что она имела в виду?

Я прислушалась к родовой магии и огляделась вокруг. Замок жил своей собственной жизнью, и она ощущалась в легком поскрипывании половиц и еле слышных вздохах, похожих на дыхание спящего человека. В солнечном свете, падающем из окон, отчетливо виднелись линии невидимого для обычных людей каркаса. Синие, желтые, серебристые, они были повсюду, скрепляя стены и тихо потрескивая в местах пересечения. Странно. Тетушка Амброуз сказала, что в Рендолле нет магии. Но тогда откуда этот каркас? И почему от него фонит силой?

Родовая магия толкнулась в солнечное сплетение, как раз туда, где висел невидимый кулон, и внутри вдруг тонко зазвенела незнакомая мелодия. Нежная, похожая на выводимую пастушьей свирелью старинную балладу. А потом в это переплетение звуков влился еще один — еле слышный, почти неуловимый, но удивительно притягательный. Он словно звал меня куда-то, и, повинуясь этому зову, я поднялась и пошла к выходу.

Коридоры второго этажа, лестница, холл, еще один коридор, бесконечные переходы, ведущие куда-то вниз — звук увлекал меня все дальше, вплетался в душу, и я шла, очарованная мелодией, что все явственнее звучала внутри.

Коридор стал уже, стены сдвинулись, нависли тяжелыми каменными боками, но звук не умолкал. Он все вел и вел меня вперед. Под ногами зашуршали мелкие обломки. Трещины в каменной кладке выглядели так, словно замок выдержал долгую осаду. А потом, за одним из поворотов, неожиданно появились массивные двери, а за ними открылся просторный зал, похожий на те, что описывались в рыцарских романах эпохи короля Торвуда, и я застыла, пораженная увиденным. Неровные стены терялись в темной высоте, узкие стрельчатые окна с разноцветными витражами, на которых изображались воины с мечами, бросали на пол разноцветные блики. Прямо посередине зала, на невысоком постаменте, стоял каменный саркофаг, а на него с потолка ниспадал огромный стяг. И цветок на синем шелке сиял так ярко, что казался отлитым из чистого серебра. А еще он был точной копией того, что «поселился» на моем запястье.

Я отодвинула манжету и уставилась на беззаботно кивающую головкой «живопись».

— И как это понимать? — Пробормотала вслух, сравнивая собственное нерукотворное украшение с тем, что сверкало на стяге. — Олли? — Позвала духовика, но тот не ответил.

Зато мелодия внутри зазвучала с новой силой. Цветочек изогнулся, и мне показалось, что он тянет меня к саркофагу. «Иди… — раздался в голове бестелесный шепот. — Подойди…»

Шаг. Еще один. И еще.

Я сама не заметила, как оказалась у надгробия. Зов стих. Цветок успокоился и довольно покачивал головкой. Я перешла на магическое зрение и едва не вздрогнула. Вот уж где силы было с избытком! Она разливалась в воздухе, мерцала темными всполохами по углам зала, кружила вокруг саркофага, то приближаясь, то удаляясь от него на расстояние вытянутой руки.

— Интересно, кто же ты такой? — Спросила еле слышно, разглядывая мраморное изображение на крышке.

Красивый, сурового вида воин неподвижно застыл со сжатыми на рукояти меча руками, и выглядел так реалистично, словно передо мной находилось не бездушное изваяние, а спящий человек.

— Наверное, кто-то из предков Стейна, — по привычке снова произнесла вслух, разглядывая полное силы и достоинства лицо, и присмотрелась к рассекающему каменную щеку шраму. Глубокий. Похож на те, что оставляет артийская сабля.

Запястье зачесалось, цветочек нетерпеливо подпрыгнул, а в памяти почему-то снова всплыл недавний поцелуй, и меня окатило горячей волной.

Рисунок на руке заволновался.

— Чего ты от меня хочешь?

Я непонимающе посмотрела на «украшение», а то настойчиво шевельнуло листочками и изогнулось, указывая на воина.

— Что?

Мне никак не удавалось понять, что нужно от меня затейливому «жильцу».

— Подойти ближе?

«Украшение» закивало.

Я встала вплотную к гробнице. Кулон потяжелел еще сильнее, по спине прошелся холод, а внутри поднялось странное предвкушение.

— Прикоснуться?

Цветок усиленно закивал, и я положила руки на крышку. По пальцам разлился могильный холод. Пару минут ничего не происходило, и я уже хотела отойти, как вдруг где-то в глубине саркофага послышался отдаленный рокот. Он медленно нарастал, отзываясь в душе гулким набатом, становился все явственнее, и мне хотелось сдвинуть каменную плиту, посмотреть, что там, добраться до источника звука и понять...

— Миледи?

Настороженный голос Хубера разнесся по залу и заставил меня очнуться.

— Как вы сюда попали? — Подходя ближе, встревоженно спросил дворецкий и торопливо добавил: — Здесь нельзя находиться. Эта часть здания сильно пострадала при пожаре, милорд запретил входить, пока не будут проведены реставрационные работы.

— Да? А как тут оказались вы?

— Э-э… случайно, — не совсем уверенно ответил Хубер, и мне показалось, что он сжался, словно хотел оказаться меньше ростом.

— Вы следили за мной?

— Ну что вы, миледи! — Неискренне возмутился Хубер, но его глаза не умели лгать, и я отчетливо поняла, что дворецкий не договаривает. — Прошу вас, миледи, нужно уходить, — торопливо добавил огр.

Он бросил взгляд на теряющийся в темной высоте потолок, а потом посмотрел на надгробие и заметно нахмурился, отчего на высоком лбу пролегли глубокие морщины.

— Хубер, а этот стяг… Что на нем изображено?

Я кивком указала на синее полотно.

— Родовой герб Стейнов. Но, миледи, сейчас не время говорить об этом. Прошу вас, пойдемте. Пусть лорд Саймон и лорды-хранители покоятся с миром, не стоит тревожить покой мертвых, — тихо произнес дворецкий и осенил себя знаком, отводящим беду.

— Так этот лорд здесь не один? Тут что, фамильный склеп?

Я огляделась вокруг и только сейчас заметила в каменных стенах неглубокие прямоугольные ниши, а, присмотревшись, и выбитые над ними имена.

— В Зале славы покоятся все Стейны, пострадавшие при закрытии Грани, — ответил дворецкий и поторопил: — Пойдемте, миледи. Нужно уходить.

Мне показалось, еще немного, и он наплюет на правила, схватит меня за руку и потянет за собой.

— Хорошо, идем.

Я пошла к высокому