Теория катастрофы - Ник Горькавый

— Нет у тебя никаких проблем, — проворчал Джерри. — Не кипятись.

— Вы как-то странно изменились за лето... Что случилось? — не смогла сдержать любопытства Дзинтара.

— Мы с Джерри теперь больше, чем друзья! Гораздо больше! — смело сказала Никки. — Он теперь мой Лев, а я — его Леопард. Я влюблена в него больше, чем в шоколад.

Джерри заалел и сказал смущённо:

— Никки, это не принято — так откровенно хвастаться личными делами.

— Почему? — рассмеялась Никки. — Люди, вы странные! Хвастаться одеждой и машинами — можно, а своим Львом — нет? Ну-ка, немедленно похвастайся мной!

Джерри глубоко вздохнул и смущённо улыбнулся.

— Не могу. Это глубоко внутри и не выворачивается наружу.

Никки не была привередлива:

— Молодец! Всё равно хорошо сказал... — И она, улыбаясь, снова поерошила длинные каштановые волосы Джерри.

— Сил нет смотреть на вас, влюблённых идиотов... — проворчала размягчённо Дзинтара.

А Хао действительно опустил глаза и стал похож на задумчивого Будду.

Джерри с Никки не были бы так безмятежно поглощены друг другом, если бы знали, что в это же самое утреннее время проходили два совещания — на соседней планете и в ближайшем городе.

Одна встреча посвящалась Джерри, на другой обсуждалась судьба Никки.

В четырёхстах тысячах километрах от Колледжа, в просторной комнате с низким потолком и без окон, вокруг круглого стола сидели трое мужчин. Внешне все они были как на подбор: среднего возраста, с невыразительными лицами, в неброских костюмах. Лишь голоса обладали индивидуальностью: один человек был пискляв, второй говорил баритоном, а третий хрипел и покашливал.

Хриплый сказал:

— С сегодняшнего дня я возглавляю операцию «Наследник» и хочу, чтобы до «Беседы» мы задействовали «Сирену».

— Чёрт побери, ты уже третий раз это говоришь, — пробурчал баритон.

— Мы знаем, чего ты хочешь, — перебил писклявый. — Но пока «Профессор» не войдёт в активную фазу, мы не сможем спланировать следующие шаги.

— Ждать недолго, — сказал кашляющий. — «Профессор» активизируется уже сегодня.

— Не верю я в этого профессора, — пробормотал баритон, — в нём обаяния ни на грош. От него воняет...

Другая встреча проходила в светлой роскошной комнате всего в пятистах километрах от кафе, где сидели четверо наших друзей. В огромное окно заглядывали солнце и вершины городских небоскрёбов.

Делового стола в комнате не было. Просто стеклянная сверкающая пластина с парой бокалов на ней непонятным образом висела между мягкими креслами.

В одном из этих кресел сидел красивый высокий человек и повелительным тоном говорил собеседнику:

— Сейчас она практически безопасна. Прикормите её немного, приручите — и достаточно. И так слишком много шума вокруг этой Маугли.

Второй человек слушал молча. Откуда-то сквозило ледяной очевидностью, что он безоговорочно предан говорящему. Ему было всё равно, что делать — приручить указанную зверюшку или оторвать ей голову. Он выполнит всё, что прикажет прикормивший его всесильный хозяин.

— Будет сделано, ваше величество, — почтительно сказал он в конце встречи, вставая с кресла и привычно поклонившись.

При этом его правая щека сильно дёрнулась, обнажив белый верхний клык.

Ничего страшного, просто нервный тик.

У второкурсников лекции проходили по разным факультетам, и Никки с Джерри впервые оказались порознь. Это внесло грустную ноту в сентябрьский день. Зато последняя лекция по социологии была общая — Никки и Джерри обрадовались встрече и сели, конечно, вместе. Лекцию читал новый преподаватель — профессор Тхимсот. Ещё до начала занятия Линней-Сова успел всем рассказать, что Тхимсот — известнейший социолог и мировой авторитет.

Это был пожилой приземистый человек. Обильная сероватая шевелюра кудрявилась вокруг бледного лица с веснушками и маленьким носиком. Тхимсот носил старомодные оптические очки — такие толстые, что они скрывали цвет его глаз.

Никки первый раз увидела очки, так сильно искривляющие свет.

«Зачем он носит искажающие очки?» — неслышно удивилась она.

«Кривое для одного — прямое для другого, — философски ответил Робби. — Профессор корректирует неправильное фокусное расстояние своей глазной системы».

«Почему же он не пройдёт обычную процедуру исправления зрения?» — недоумевала девушка.

«Кажется, ты навсегда останешься Маугли, не понимающей азов человеческой психологии, — язвительно отметил друг. — А я, вернувшись из космоса, уже прочитал пару сотен книжек по психологии. И всё теперь знаю про вас, обезьян-переростков. Очки для вас — это не только оптическое устройство, но и эффективный корректор лица, конструктор нужного имиджа и декларатор консервативных ценностей. А испуганным людям очки заменяют маскировочную сетку».

«Очки как декларатор ценностей?» — Никки потрясённо замолчала, подавленная непостижимостью человеческого общества.

Первый вопрос лектора к аудитории был неожиданным:

— Кто любит истории о путешественниках во времени?

Поднялось несколько рук. Лектор удовлетворённо сделал вывод:

— Полагаю, вы знакомы и с концепцией «машины времени». Данное устройство упоминается в тысячах книг, где хрононавты меняют настоящее и будущее, производя небольшие изменения в прошлом. Как привлекательна возможность исправления совершённых ошибок! Отправиться назад во времени и остроумно ответить какому-нибудь нахалу, или не опоздать на свидание с любимой девушкой...

Некоторые студенты в аудитории заулыбались.

— Кроме машины времени, для изменения истории нужен ещё способ расчёта её альтернативных вариантов. Увы, машина времени — вещь фантастическая, хотя математики упорно пытаются скрестить квантовые червоточины с замкнутыми времениподобиыми кривыми в четырёхмерном пространстве. Зато предсказание истории теоретически реально. О, если бы мы имели чудесный способ математического расчёта будущего!

Глаза лектора мечтательно закрылись, и он сделал паузу.

— Ведь для изменения истории машина времени совсем не нужна! Повернуть историю просто: достаточно понять — какое изменение в настоящем мы должны сделать, чтобы получить нужное нам будущее.

Аудитория зашумела. Лектор мягко улыбнулся.

— Это может показаться невероятным: управлять своим будущим, решать его как математическое уравнение?! Но концепция математического предсказания будущего появилась ещё в двадцатом веке. Тогдашние модели мировой экономики и демографии были до смешного примитивны и рассчитывались на древних компьютерах, похожих на ящики с гирляндами новогодних лампочек. Но общая идея первых футурологических моделей была совершенно правильна: нужно взять основные компоненты настоящего, задать взаимосвязи между ними — и спрогнозировать их развитие.