Там, где нас нет (Повесть) - Татьяна Устинова

Он пошел было к двери, но вдруг остановился.

Действительно, а сигнализация-то почему сработала? Потому что кто-то проходил мимо и «задел», как выразилась Маша?

Волков вернулся к сугробу, еще раз обошел его со всех сторон, взялся обеими руками за бампер и покачал.

Сугроб послушно качнулся, и с бампера тихо обрушился пласт чистого снега.

Ничего не произошло. Маша в некотором отдалении наблюдала за ним с интересом.

Волков зашел с другой стороны и постучал ботинком по колесу.

Опять ничего.

– Что вы делаете, Павел Николаевич? – громко спросила Маша.

– Собираюсь угнать машину Сиротина, – буркнул Волков себе под нос.

– А зачем?

Он налег на капот – в рукава моментально насыпался снег – и еще покачал тачку взад-вперед. Прохожие на тротуаре приостанавливались и с любопытством посматривали.

Только когда машина раскачалась как следует, под снегом вдруг зажглись огни, что-то хрюкнуло и завыло, очень громко, с переливами, как полицейская сирена.

– Проснулась, – сказал Волков сердито и отошел, отряхивая перчатки.

Повыв секунды три, машина опять полыхнула фарами и успокоилась, как и не было ничего.

Непонятно. Совсем непонятно, как сказал маленький Павлик про «Теоретические основы электротехники»!.. Выходит, кто-то на самом деле пытался угнать машину Сиротина или вскрыть, что ли, чтобы украсть оттуда автомобильную аптечку или карту Московской области?! А больше ничего в ней не было, Волков знал это точно. Осторожный Сиротин, отставной полковник, если бы мог, забирал бы из нее и аккумулятор, но в последние годы это стало как-то совсем неактуально.

Красть машину оживленным вечером в оживленном месте, да еще так, что сигнализация у нее все время срабатывала, – это кем надо быть?! Или и впрямь баловался кто-то?..

Только это странно. Как хотите, но странно!.. В этом районе серых фасадов, тесных тротуарчиков, высоких крылечек старинных «доходных домов», переделанных в учреждения, не было ни кафешек, ни забегаловок, ни дешевых магазинов «джинсовой одежды», да и от метро не близко, минут пятнадцать быстрым ходом! Здесь отродясь не резвились отроки – их принято теперь называть подростки, – не пили пиво, не били стекол, не матерились, не совокуплялись на лавочках, в общем, культурно не отдыхали!..

– Вы говорите, сигнализация несколько раз срабатывала? – подходя, спросил Волков у Маши.

– Вроде да.

– Вы сами слышали?

– Вроде нет.

Волков посмотрел на нее.

– Это что значит? Слышали, но не вы? Вы, но не слышали?

– Нет, нет, Павел Николаевич, я не слышала, то есть, может, и слышала, но не помню! Мне потом кто-то из ребят сказал, что она весь день пищала, его сигнализация!

– А кто сказал, не помните?

Маша честно подумала и ответила, что не помнит.

– А... зачем вы все это проделываете, Павел Николаевич?

Волков пожал плечами и придержал перед Машей тяжелую входную дверь.

– Сам не знаю, – признался он. – Мне все как-то не верится, что Коля погиб так... глупо.

Маша покивала горестно, Волков пропустил ее вперед, к лифту, а сам сунулся в окошечко, за которым помещался охранник, бритый молодой и сонный детина. Их было несколько, и все одинаково бритые, молодые и сонные.

Волков их все время жалел, честное слово, жалел!..

Вот сидят они за стеклом, провожают взглядами входящих. Когда не провожают, играют под столом на телефонных аппаратах в игру под названием «Большие гонки», а может, «Джунгли». Телефоны они держат так, чтобы с этой стороны стекла было не видно, чем именно они заняты в так называемое «рабочее время». У самого продвинутого, умеющего читать, в верхнем ящике стола, застеленном непременной газетой, лежит захватанный детектив, который он читает, кося глазами и прикрывая ящик пузом так, чтобы тоже было не видно.

В их работе нет никакого смысла, ибо в шесть часов их отпускают по домам, и стеклянная будочка пустеет. «Отразить нападение» они не смогут, потому что слишком неповоротливы, тяжеловесны и несообразительны, да и нападать вряд ли кто-то захочет.

В их жизни, казалось Волкову, тоже нет и никогда не будет смысла, потому что, посидев до шести на стуле в будочке на работе, они пересаживаются на поролоновые диваны дома и уставляются в телевизоры, как давеча таращились в «Джунгли» или «Большие гонки».

Самое сильное переживание – футбол по шестому каналу или с тещей поругаться.

Самое жгучее желание – свалить от супруги на рыбалку.

Самое лучшее развлечение – пивко охлажденное, да водочка, да под соленый огурчик и черный хлебушек в гараже у Сереги или у Санька.

И все. Больше никогда и ничего. Больше никуда и ниоткуда. Больше никак – не так и не сяк.

Жизнь уйдет, а они, эти из будочки, даже не догадаются о том, что она была! Не успеют проснуться, умыться, оглянуться по сторонам – может, есть все-таки что-то интересное, жгучее, острое, трагичное, веселое, странное, забавное, любовное!

«Впрочем, – остановил себя Волков, – мало кто знает, зачем живет. Или уж какие-нибудь заумные мудрецы, или, наоборот, дураки.

Вот ты, Волков, знаешь, зачем живешь?..

А Коля Сиротин зачем жил? И зачем погиб?..»

Волков, сунувшись в окошечко к охраннику, оказался очень близко к нему, так что тот даже подался назад.

– Здрасте, – сказал охранник растерянно. В желтых заскорузлых пальцах он крутил телефон, и несло от него перегаром, смешанным с мятным вкусом жвачки «белоснежность и буйство свежести». Буйством несло особенно.

– Камеру так и не исправили? – душевно спросил Волков.

Охранник собрал на лбу складки, и уши у него немного покраснели.

– Чего исправили?

– Камеру починили, спрашиваю? Камеру наблюдения, – пояснил Волков, стараясь быть терпеливым и жалеть охранника, у которого жизнь проходит, а он даже не замечает. – Камера у нас не работала, которая на улицу смотрит. Починили?

Охранник распустил складки на лбу и посмотрел на мониторы, подрагивающие черно-белой картинкой перед самым его носом. Три монитора показывали немое кино, а четвертый был темен и пуст.

– Нет, – сообщил охранник Волкову. – Так и не работает.

Волков кивнул и вылез из окошечка.

Если бы камера работала, можно было бы посмотреть, кто из его сотрудников выходил вчера на улицу под вечер, перед самым происшествием. Впрочем, Волков не знал в точности, пишет камера или так, для «форсу» поставлена. Может, она и не помогла бы!..

– Павел Николаевич!

– А?

Теперь уже охранник до пояса высунулся из будочки – половина его была на воле, а половина за стеклом, синяя форменная рубаха задралась, и мятые брюки лоснились.

– Павел Николаевич, а правду говорят, что с восьмого этажа вчера человек выпал?

Волков кивнул.

– А как оно вышло-то?

Волков пожал плечами.

– И не спасли?

Волков отрицательно покачал головой.

Охранник поторчал еще немного, а потом плюхнулся обратно на продавленный дерматиновый стул. Вид у него был задумчивый.

– Павел Николаевич, а что вы все спрашиваете, смотрите? Или вы... подозреваете что-то? – Маша смотрела на него с любопытством. Ее любопытство отражалась во всех зеркалах, которыми был увешан лифт.

– Подозреваю? – переспросил Волков почти натуральным голосом. – Ничего я не подозреваю. А почему вы вчера сидели так поздно, Маша? Или у вас тоже отчет, как у Ускова?

– Я мужа ждала, – быстро сказала Маша и поправила перед одним из зеркал локон. – Он должен был за мной заехать.

– Заехал?

– Ну да. Конечно.

– Вы... у себя в комнате сидели?

– Конечно. Я не просто так сидела, я работала!

– Да верю я, верю, Маша! Конечно, вы работали!

Лифт дрогнул, останавливаясь, и Волков спросил напоследок:

– И вы никуда не отлучались, и к вам никто не заходил?

Маша пожала плечами. Вид у нее был растерянный.

– Нет, ну, я выходила, конечно! Но... Нет, но какое это имеет значение?! Конечно, ко мне кто-то заходил, днем девочки забегали. Мы чай пошли пить, потом еще Ира Тимофеева заглянула, потом...

– Вечером, – перебил Волков мягко, – когда все это случилось! Вы же допоздна сидели, Маша. К вам кто-нибудь заходил вечером?

– Да никто ко мне не заходил! – крикнула Маша Данилова, и щеки у нее зарделись. – Я должна была работу закончить и мужа ждала, только он все не ехал! А потом уже Николай Иванович разбился, и я... я ничего не помню. А почему вы спрашиваете?! Он же просто упал! Нам милиция так и сказала – упал и все, тем более, что снег вчера пошел и наледь кругом!..

– Что... кругом? – переспросил Волков, и Маша смешалась.

– Вы не волнуйтесь, – сказал он отеческим тоном. – Я спрашиваю, потому что ключи от его машины куда-то делись. Мне их нужно найти. Его сын хотел машину забрать, вы понимаете...

– Понимаю. Конечно, понимаю.

– Ну, может, Коля их вчера где-то обронил. Может, у вас, если к вам заходил.

– Никто ко мне не заходил! Вечером ко мне не заходил ник-то!

– Не кричите, Маша, – попросил Волков. – Вы меня извините. Хотите сигарету? У меня хорошие, настоящие американские.