Эвкалипты под снегом (сборник) - Елена Пустовойтова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажи ты мне, если что-нибудь понимаешь? – Лариса выглядела озабоченной. – По мне – так с полосатым телом под «Билайн» ни одному мужику на глаза нельзя показываться. Или он ненормальный, этот раскрасавец? Как в той рекламе – живи на яркой стороне – полосатое себе выбирает?..
Ирина не отвечала, сосредоточенно укладывая в сумку свое снятое с плеч полотенце, которым она прикрывалась, боясь простуды.
Лариса принялась рассказывать Степочке обо всем, что было в гостях, не признаваясь только в своем зазывном смехе.
Бывший генерал, не вникая в красоты «такого мужика» и в тайны загорелого в «полосочку» тела его жены, резонно, выдавая каждым своим словом воинскую сущность, произнес, откупоривая шампанское:
– Любовь зла… И это очень хорошо. И давайте за это выпьем!..
Выпили. И долго сидели на веранде, слушая крики маленькой совки сплюшки, что заунывно, будто дуя в трубочку, кричала на всю округу:
– Сплю-ю, сплю-ю, сплю-ю…
Утро для Ирины вновь не было радостным – в окна хлестал дождь, и весь мир за ними был мокрым, грустным и некрасивым. И в душе у Ирины поселилась печаль. Но не из-за дождя – она это понимала. Она даже знала, что и с окончанием дождя того счастья, что было у нее в этом доме, уже не будет.
Сварила кофе и долго пила его, рассматривая в окно соседский недостроенный коттедж. Потом, стоя подолгу возле своих фотографий – мальчишкой с арбузом и колодцем – побродила по пустому дому. Взяла книгу, но, устроившись вместе с ней в кресле, включила телевизор. Да так и замерла перед ним, бездумно глядя на мельтешащие по экрану картинки.
– Уезжай, уезжай… – барабанил дождь. – Что делать? Что делать?.. – ныла душа.
Вскочила, как и раньше, одним рывком, стараясь сбросить с себя вместе с укрывавшим колени пледом само настроение, и пошла собирать чемодан.
За этим занятием и застала ее Лариса, которая искренне расстроилась, узнав о том, что Ирина надумала уехать из своего нового дома на целую неделю раньше намеченного.
Калитка
С Ларисой Ирина созванивалась, а на день рождения даже получила от нее открытку – это была первая за долгие годы открытка с поздравлениями, полученная ею по почте. Так получала поздравления от своих родных ее мама. Ларисина открытка напомнила Ирине даже запах фанерного, сколоченного отцом, почтового ящика, откуда она в детстве доставала принесенные почтальонкой газеты, из которых каждый год ко дню рождения мамы торчали яркие открытки. Как бежала с ними в дом, перепрыгивая на крыльце через две ступеньки, чтобы быстрей обрадовать мать…
Присланную из деревни открытку поставила наособицу перед собой на рабочем столе.
Лариса со Степочкой в этом году зимовали на даче – у генерала в городе давление повышалось, да и отвыкли оба от городского шума и гари в воздухе. Жили они в Вобле в ожидании снега, который никак не выпадал. Грязь надоела всем: и в городе, и в деревне. В деревне даже сильнее. Ощущение смерти в ней чувствуется острее из-за малого количества людей, которых непогода загоняет в дома, и у которых дел нынче, кроме домашних, почти не осталось. Справив свое нехитрое хозяйство, сидят, смотрят в окно на пустую улицу да вздыхают, проклиная грязь и скуку. То же делают и оставшиеся за городом новые русские – ждут снега, как спасения от тоски.
Лариса после отъезда Ирины наняла Сергея топить ее дом да хоть изредка в нем ночевать. Тот не отказывался. Видно, для него это был хороший, легкий приработок. Только сказала, тот и согласился. Дрова и уголь в дом завез – перетащил с сыновьями в подвал. Лариса и за дрова, и за уголь с ним расплатилась. Рассказывала Ирине, что огонь в окнах ее дома горит часто – почти всякий вечер, чтобы за дом не переживала – не отсыреет, а, главное, никакие бомжи его не облюбуют. Ирина слушала, соглашалась, вопросов ни о чем не задавала – и так все хорошо. Она бы и не догадалась нанять Сергея, и была Ларисе за ее заботу благодарна. Свой приезд в Воблю не планировала. Разве на Новый год. Да и то только потому, что Лариса отказалась расплачиваться с Сергеем. Так и сказала – дело твое, приедешь, семья будет с деньгами на праздник. Не приедешь – на Веркины учительские будут жить. Деньги в лесничестве Сергею обещали выплатить только к весне, когда получат наличку за проданный кругляк, что из леса можно будет вывезти только по зимним, устоявшимся дорогам.
Снег выпал поздно, в середине декабря. В городе продержался совсем недолго и принес туда с собой лишь слякоть, а в селе – улегся толстым покровом, скрыв под ним все раны, нанесенные земле человеком, и весь мусор, разбросанный им же по всем дорогам и тропинкам, лесам и перелескам. Лариса стала звонить чаще, соблазняя лыжами и морозцем, от которого весело скрипит снег, а также возможностью вспомнить детство, стоит только ей с ними выбраться покататься на санках.
В последний день старого года и отправилась на новом «Лексусе» Ирина вспоминать детство да нежданно объявившемуся в Вобле своему работнику деньги заплатить. Выехала еще по темноте, чтобы проехаться без пробок и заторов, на которые ох, как богаты старенькие, заезженные и неухоженные дороги Подмосковья. И была на месте уже через два часа.
Дороги в «Дворянском гнезде» были расчищены грейдером, и Ирина без труда добралась по ним прямо к своему издалека приметному дому, который стоял, красуясь новыми, медового цвета стенами и блестя стеклами просторных окон. В ограде было все так, будто дом был жилой – дорожка к нему не только была протоптана, как представлялось Ирине, а и широко расчищена – сможет и автомобиль во двор заехать. Остановилась у ворот, нарочито громко хлопнув дверцей машины. И замерла – в окнах веранды сквозь чуть тронутые морозцем стекла виднелась зеленая елка…
Будто чего-то испугавшись, повернулась и почти бегом направилась в Воблю.
Само село зимой поприжухло – голые деревья и кусты не прикрывали ущербности упавших серых заборчиков, как это делали летом, и некрасивости просевших всяк на свой бок банек с сарайками. Старые деревянные дома без зелени садов стояли лишенные летней романтичности, как голые, застигнутые врасплох – все напоказ. Подустав от годов своих, они осели, как кому сподручней – кто на правый бок, кто на левый. Были и такие, кого время в грудь толкнуло и завалило, вздыбив окна в облака, а кого и вовсе – лицом в кружевных наличниках ткнуло в землю. Не прикрытые садами, они выглядели немощно и беззащитно – не до красоты, лишь бы выстоять. Вразнобой среди них стояли дома новые, кирпичные, которым и летний наряд не в силах был придать романтичности, а зимнему это и вовсе было не под силу. Но ухабы на дорогах снег прибрал-сгладил, и белизну свою щедро расстелил по огородам. Зимним этим нарядом село и похвалилось перед заезжей, отряхнув под ноги иней со вздрогнувшей прямо перед ней высокой березы.
Вера стояла на пороге дома в том же летнем платье в горошек, в котором ее Ирина увидела впервые. Только обута была в короткие, с оторочкой из темного ситца в цветочек, валенки. Оторочки напомнили Ирине существовавшие у бухгалтеров времен детства ее мамы нарукавники. Сама крутила в руках такие обутки на одной из ярмарок Архангельска, куда ездила по делам своей компании, крутила и о доме своем думала. Только цвет валенок был белый.
– О-о-о! Как хорошо, что приехала! – кинулась к ней хозяйка. – Надолго? На праздник к нам – если захочешь… Будем рады… – приобняла Ирину, в то же время тревожно, даже испытующе глянув ей в глаза.
– Спасибо, но я сегодня же и обратно, – вдруг неожиданно для себя ограничила свое пребывание в своем загородном доме Ирина. – Приехала деньги отдать. Не хочу новый год с долгами начинать.
И желая придать вес только что озвученной причине своего приезда, пояснила:
– После твоего огуречного пустоцвета стала суеверной…
Пошли все в ту же летнюю кухню, в которой жарко топилась русская печь, и где вовсю шло приготовление к празднику. До умопомрачения вкусно пахло свежим хлебом, сдобой и жареным мясом.
Вера так же, как и летом, быстро поворачиваясь, суетилась с чаем, одновременно ставя на стол нужное и убирая лишнее. Казалось, все под ее руками, как у сказочного мага, оживало и отзывалось – и чайник засвистел, будто стоял и ждал только того момента, когда понадобится, и чашки чайные – застучали, зазвенели, и даже банка с молоком как-то весело хлопнула капроновой крышкой, будто и свой голос добавить хотела в общее веселье.
Все так и не так было здесь – жарко натопленная комнатка была и уютна, и в то же время грязна из-за натасканного обувью и размокшего в тепле снега. Старичок на иконе смотрел из-за стекла, в котором отражалось окно с белым снежным сугробом, совсем заголубелыми глазами, чем стал напоминать хозяина. Новое зеркало от пара кипящих с краю русской печи кастрюль припотело и не пугало своей пустотой.
Ирина медленно сняла перчатки, расстегнула вышитую по полам куртку, с долгим козьим мехом, опустилась на лавку. Почти на то самое место, где и летом сидела. Вытащила конверт с деньгами, которые ее стесняли, и пристроила под тарелкой со сдобой.