Искатель, 2013 №2 - Александр Бычков

— Алексей Юрьевич, а с Расторгуевым вчера на этом чердаке… ничего не было?

— Нет! Хотя… постойте… он кофе себе на ногу пролил, я ему ногу мазью смазывал…

По лицу майора пробежала какая-то тень, но он взял себя в руки и сухо сказал:

— Если что еще вспомните, вот вам моя визитка, позвоните.

Резко развернувшись и прихрамывая, он добрался до своей черной «Тойоты», громко хлопнул дверцей и уехал. Ганин остался один…

В отделении, которое располагалось в областном центре, Перепелица оказался не скоро: ему пришлось потратить большую часть дня в разъездах по городу. Сначала он побывал в архиве. Здесь предчувствие, побудившее его расспросить поподробнее о личных связях Ганина, подтвердилось: Левчик Наталья Ивановна и Дьяченко Клавдия Николаевна также погибли при странных обстоятельствах — одна захлебнулась в собственной ванной, при этом находясь в квартире совершенно одна, с закрытой на ключ дверью, а другая ночью отравилась газом: то ли забыла выключить конфорки, то ли специально их включила… Что касается остальных трех девушек, то с ними все было в порядке. После обеда Перепелица успел съездить ко всем трем: двух он застал на работе, третью дома — она была в декрете — и обстоятельно с ними поговорил о Ганине. Все три женщины характеризовали его как добрейшей души человека: гения, умницу, самое безобидное существо на свете… Никто никогда не слышал от него ни грубого слова, ни ругани. На осторожный вопрос Перепелицы о его психическом здоровье две женщины сказали, что никаких отклонений в нем не замечали, а вот Лазарева Светлана, довольно полная крашеная блондинка с необыкновенно располагающим к себе приятным лицом, держа на руках полуторагодовалого малыша, как-то внимательно посмотрела на Перепелицу, задумалась и сказала:

— Знаете… Леша, конечно, был странноватым парнем… Не знаю, можно ли это назвать психическими расстройствами, но странности у него были точно. В общем-то, из-за этого мы и расстались уже к концу пятого курса…

— А что с ним было? Приведите пример, — поближе пододвигая стул к столу, сказал Перепелица, буравя своим острым взглядом лицо Светланы.

— Да вы не подумайте, товарищ майор, с ножом он ни на кого не бросался, разными голосами не говорил, Наполеоном себя не называл… — улыбнулась Светлана. — Просто… Понимаете, все мы, художники, — не совсем нормальные, не как все, мы многое видим по-другому, иначе, чем обычные люди. Вы меня понимаете?

— Понимаю… — улыбнулся Перепелица.

— Но мы все-таки умеем выходить из такого состояния и быть очень часто самыми обыкновенными людьми — рожать детей, развлекаться, болтать на легкие темы…

— А Алексей?

— А вот Алексей — не мог… Нет, конечно, он мог и выпить, и пойти на пикник и так далее… Но всегда при этом думал только об искусстве, о картинах. На наших посиделках со спиртным только о них и говорил, а если пикник — обязательно захватит альбом и карандаши, рисует этюды, а уж если начнет писать картину… Пиши пропало! Будет неделями не вылезать из мастерской! Но, знаете, судьба и воздавала ему сторицей — тот, кто больше сил во что-то вкладывает, тот больше и получает… Бог ты мой, какие у него были картины!.. Вы их видели?

— Да, видел…

— Ну и как вам?

— Я не силен в искусстве, конечно, я все-таки школу милиции оканчивал…

— И все же?

— У меня лично создалось ощущение, что его картины ничем не отличаются от действительности, живые какие-то…

— Вот то-то и оно! — радостно подхватила Светлана, осторожно перекладывая заснувшего ребенка на кровать, а потом стала разливать уже заварившийся чай. — У Леши удивительный талант, его картины — почти как живые! Если он рисует снегирей в лесу, то, когда смотришь на картину, кажется, что они вот-вот взлетят; если рисует мальчишек в школьном дворе — услышишь их детский радостный визг. А иногда, когда на его картины смотришь немножко подольше — а я, поверьте, смотрела на них очень долго, — создается впечатление, что стоит только сделать шаг, и ты окажешься в том мире, по ту сторону рамы! Знаете, как в книжке Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье»? — Светлана, совсем забыв про чай, поставила свои пухлые локти на белую скатерть на круглом столе, оперлась обеими ручками о румяные щечки и мечтательно закрыла глаза, словно вспоминая о чем-то приятном…

— И все же, Светлана Ивановна, так почему же вы расстались?

Светлана, с трудом оторвавшись от своих грез, удивленно посмотрела на Перепелицу с таким выражением лица, как будто говоря: «ну это же и так очевидно!»

— Понимаете, сначала мне это нравилось. Я думала, человек талантливый, целеустремленный, напористый… Сами понимаете, это женщинам нравится… Ну, такие качества в мужчинах. А потом… Потом меня это стало раздражать. Знаете, когда человек неделями не вылезает из мастерской (вместо того, чтобы позаботиться хоть что-то продать, организовать выставку!), когда он говорит только об одних картинах… И ни тебе ласкового слова, ни комплимента! А уж когда он забыл про мой день рождения… Ну, в общем, я отправила его на все четыре стороны и съехала из нашей квартиры к родственникам. И, если честно, ничуть об этом не жалею!

Воцарилась тишина. Тихо тикали часы. Солнце уже перевалило на западную сторону небосвода и теперь неприятно слепило глаза. Перепелица задумчиво позвякивал чайной ложкой в чашке.

— Странно… А почему на тот же вопрос другие две институтские подруги Алексея ничего не ответили?

Светлана усмехнулась.

— Просто раньше эти черты не были у него особенно выражены, да и общались они с ним не так плотно, как я. Я-то с ним почти год прожила в одной квартире, а они — пару месяцев повстречались, да и все…

— Значит, Алексей раньше не был замкнутым, а стал таким позднее?

— Ну, конечно, все мы меняемся… Одно дело, вчерашние школьники, а другое — к концу института, почти взрослые люди… Ой, а что с ним произошло, товарищ майор, что-то плохое, да?..

Опрос некоторых других однокурсников Ганина — уже мужского пола — почти ничего не дал. Оказалось, что, кроме Расторгуева, мало кто с ним близко общался. Так, совместные студенческие застолья, выезды на природу, походы в кино, иногда жаркие дебаты на отвлеченные темы. Но ничего более. Друг у него был только один, и тот погиб.

Только к концу рабочего дня потрепанная черная «Тойота» Перепелицы наконец добралась до областного ОВД. «Ну и замечательно. Успею доложить о предварительных результатах следствия уже сегодня», — удовлетворенно подумал он.

Начальник отдела уголовного розыска, полковник полиции Сергей Валерьянович Усманов — круглый, лысоватый, серьезный мужчина, с заметным брюшком, в больших очках в роговой оправе — уже готовился пойти домой, когда массивная, обитая черной кожей дверь распахнулась и вошел, как всегда, быстрым, решительным шагом майор Перепелица. Кабинет был просторный, еще советского типа, стены обиты деревом, массивный длинный дубовый стол, кожаные кресла… Если бы не триколор и портрет президента РФ прямо над креслом полковника, можно было бы подумать, что это кабинет советского госслужащего — даже компьютера в нем не было.

— Здравия желаю, товарищ полковник!

— А, Перепелица… Я уж думал, что ты сегодня не появишься… Опять «глухарь»?

— Ну-у-у-у, «глухарь» не «глухарь», а все-таки что-то проклевывается…

— Правда? — удивленно поднял брови полковник. — Хорошо, если так… Мне тут «глухарей» и так хватает. Говори, что имеешь. — Он указал рукой на мягкий, обитый черной кожей стул рядом со своим столом.

— Дело оказалось не таким простым, как показалось вначале, — быстро и четко заговорил Перепелица. — Сначала я подумал, что это самоубийство или несчастный случай. Затем — что просто бытовое убийство, нападение хулиганов на пьяного прохожего. Вроде все сходилось — найдены следы крови на скамейке и на шляпе… Но потом мне бросилась в глаза странная деталь… Обычно нападения такого рода заканчиваются грабежом, а тут и бумажник на месте — между прочим, с пятью тысячами рублей, — что для пьяной шантрапы было бы большой находкой…

— А может, и не было никакого нападения? — неожиданно перебил его Усманов. — Пьяный человек — мало ли где мог упасть, расшибить голову, разбить нос, вот и крови лужа… А на теле обнаружены следы побоев?

Лицо Перепелицы исказила гримаса — он не любил «черных дыр» в своих умопостроениях.

— Тело обезображено до неузнаваемости. Если даже там и были побои, установить сейчас практически невозможно: просто кровавый кусок мяса — и все…

— Ну вот, я и говорю, — как-то неожиданно резко обрадовался полковник, — скорее всего никакого убийства не было, а просто пьяный разбил себе голову, нос, наследил кровью, а потом потерял равновесие и упал под движущийся электропоезд! — облегченно констатировал Усманов.