Отражение во мгле - Сурен Цормудян

Сабрина с трудом высвободила оружие, оперлась на него и стала ждать.

Бронислав и другие охотники показались у подножия горы обломков через минуту. Они неторопливо взошли к Сабрине. Отец при этом поднял обрубок хвоста.

«Ну вот теперь-то он может меня обнять?» — думала дочь, глядя на лидера.

Однако глаза, способные выдать отцу ее желание, прятались за темным стеклом забрала. Хотя Бронислав не мог не знать, как жаждет Сабрина родительского одобрения и ласки, которой она была лишена с тех пор, как начались — между прочим, по ее настоянию — тренировки с тяжелой стальной цепью.

Бронислав лишь положил ей на плечо левую руку, а правой поднял обрубок хвоста.

— Ты справилась, — сухо сказал он и обернулся к остальным. — Ну, братья мои, нашего полку скоро прибудет. Моя дочь уже почти охотник.

Он обошел вокруг трупа.

— Это трутень, — сообщил Бронислав. — Трутни оплодотворяют яйца, которые исходят из чрева матери всех тварей. Это все, на что они способны. И единственное, для чего рождаются на свет. Свое дело они делают единожды, после чего становятся пищей для матери всех тварей и ее принцев. Но не все трутни принимают с достоинством свое последнее предназначение и великую миссию вскармливания великой матери и ее гарема. Есть и такие, что бегут из гнезда. Бегут далеко и потом бродят среди руин в ожидании скорой и бесславной смерти. Сегодня мы вернем этого трутня в царство великой матери всех тварей. Да будет так!

Каждый из охотников рыкнул, три раза стукнув кулаком себя в грудь.

— Ну а тебя, дочь моя, — снова возложил Бронислав ладонь на плечо Сабрины, — ждет заключительное испытание, после которого ты станешь настоящим охотником.

— Я готова, отец! — с волнением воскликнула она.

— Это испытание — охота на самое мерзкое существо на нашей планете.

4

ПРИЧИНЫ

Константин стоял посреди своей комнатушки и задумчиво смотрел на лучину, сгоревшую уже на две трети.

Позади на кровати сидела Марина, взгляд ее был полон укора и обиды. Молодая женщина нервно катала в ладонях подаренный мужем кулон.

— Костя, почему? Скажи, почему ты так на это реагируешь?

Странное дело. Вроде бы Константин прекрасно понимал, почему отреагировал именно так, а не иначе. Понимал, отчего известие о беременности Марины не вызвало в нем положительных эмоций, а скорее наоборот. Но вот превратить это во внятную речь он не мог, что невероятно раздражало и даже сбивало с толку. И Костя чувствовал, что его молчание еще больше оскорбляет супругу. Но всякий раз, когда он делал вдох, чтобы заговорить, выбранные слова утягивало в водоворот тревожных мыслей.

— Ну скажи хоть что-нибудь! — выкрикнула Марина.

— Разве это повод для радости? — хрипло проворчал наконец Константин.

— Что?! — Она дикой кошкой спрыгнула с кушетки и, мгновенно оказавшись рядом с ним, с силой развернула к себе лицом. — Что ты сказал?! Это не повод для радости?! А что же, по-твоему?! Это ребенок! Наш с тобой ребенок!

— Я верю, — буркнул Константин.

— Тогда скажи, что не так? — Марина уже еле сдерживала слезы.

Она положила ладони ему на плечи и заглянула в глаза, надеясь, что вот сейчас они загорятся радостью.

— Ты хоть понимаешь… — Он сглотнул и дернул головой, не находя сил смотреть любимой в лицо. — Понимаешь, какой это риск?

— А при чем тут риск?

— Лиду Карпенко вспомни. Вспомни, кто у нее родился. Ребенок, у которого мозга не было и голова от этого сплюснута. Руки вместо ног, а вместо рук ничего. Ты не видела его, а я видел. И он прожил всего полтора часа.

И тут из глаз молодой женщины хлынули слезы.

— Господи, Костя, что ты такое говоришь? Ну, ты видел его когда-то и боишься до сих пор. А зачем жену страхом этим заражаешь, когда у нее под сердцем уже новая жизнь бьется?! Зачем, Костя?! У Вероники ведь нормальный мальчик родился. Ему всего три годика, а он уже ходить начал!

Константин зажмурился и отвернулся.

— Вероника потеряла все зубы, пока беременная была, и ее парализовало после родов.

— Но теперь ведь паралич прошел! Она сама уже ходит! И у Оксаны Самойловой дочка здоровая.

— Она немая…

— Но здоровая! И Оксана тоже не пострадала!

— Ее кесарили, Марина. Так не рожают…

— Прекрати сейчас же! — вскричала супруга. — Нельзя такое говорить, слышишь?! Есть уйма других примеров!

— И среди них немало трагических…

— Замолчи! Ну и пусть! Пусть рискованно! Но ради чего риск, Костя?! Это же дети! Новая жизнь! Будущее! А что случится, если все откажутся от детей?! Если перестанут бабы рожать, что случится?! Это же конец!

— Конец давно настал, Марина. Мы просто последние его свидетели.

— Ну сейчас-то зачем думать об этом? Родненький! — Она снова развернула его к себе лицом. — Котик, ну ведь малыш уже зачат. Он уже во мне. Надо теперь только радоваться и жить ради него. И ради нас.

— Ну… есть же другой выход. Малышева… Она ведь делает такие вещи. За тридцать личинок…

Звонкая пощечина, и Константин вытаращил на Марину глаза. Она трясла перед собой кулаками и плакала. И муж смотрел, как вздрагивает залитый в смолу черный жук.

— Ненавижу тебя! — закричала Марина и выскочила из жилища, хлопнув дверью.

Лучина погасла. Костя опустился на пол и уронил голову на ладони.

— Я же за тебя боюсь, глупая, — бросил он в сторону двери, но едва ли жена его услышала.

Константин вздохнул, вспомнив ее холодные губы. Сегодня ведь могла быть совершенно другая ночь… Сейчас ведь ночь на земле?

— Крест нашего мира, говоришь? — хмыкнул Селиверстов, морщась и убирая опустевшую железную кружку подальше от своего лица. — Это ты здорово придумал. — Он снова глянул на большой фанерный щит у стены, на котором была изображена разноцветными мелками карта метро в виде креста.

— А что, символично, — кивнул Жуковский, снова разливая мутную жидкость по кружкам. — Раньше у нашего мира был глобус. А теперь большой такой, жирный крест остался.

— Да не факт, — мотнул захмелевшей головой Василий. — Кроме нас есть люди на земле. Ну, ты вроде искательствовал раньше… Нет? Ты же сам говорил, что почти до Омска дошел и там следы видел гусеничные. Было дело? И я туда ходил. Там и повредил зрение, когда эту чертову неразорвавшуюся фосфорную бомбу нашли. И не только следы, но и людей видел. Да и ты что-то, помню, по пьяни рассказывал про уральские убежища. Вот бы всем вместе собраться…

— Эх, Вася. Чем больше людей вместе, тем скорее они перегрызут друг друга, — усмехнулся Андрей. — Ну, — он поднял кружку и кивнул на собеседника, — давай, за мир во всем мире.

— Экая ты циничная, кощунственная язва, — улыбнулся Селиверстов и стукнул своей кружкой по кружке собеседника. Они выпили. Василий снова поморщился. — Эта твоя «Массандра» такое дерьмо! — простонал он и, выхватив из миски жареную медведку, стал с усердием ею занюхивать.

— Ты всегда мне об этом говорил и никогда от нее не отказывался, — злорадно захихикал Жуковский. — А насчет людишек я прав.

— Насчет чего? — Василий отправил жареного жука в рот и стал жевать, похрустывая.

— Ну, насчет того, что если всех выживших собрать вместе, они поубивают друг друга. Вот даже пусть ядерная зима кончится и путешествия на дальние дистанции станут легче. Благо вроде? Черта с два. Это лишь приблизит развязку. Начнутся новые войны. Или одна большая. Последняя война. Ты никогда не задумывался об исторической тенденции развития нашей цивилизации?

— У-у-у. Да ты пьян, Жучило. Слова матерные полезли…

— И кто из нас язва? — Жуковский не обиделся.

По обыкновению, улыбнулся и налил в кружки еще пойла.

— Да ладно. И что за тенденция такая?

— Чем больше численность населения Земли, тем страшнее война. Чем больше людей, тем хуже катастрофы, которые они сами себе устраивают. А вот ежели бы людей совсем не было, то и бедствий ужасающих не случалось бы.

— А динозавры отчего вымерли?

— При чем тут динозавры, дружище?

— Ну как при чем? Людей ведь тогда не было. А массовое вымирание из-за катастрофы было. А ты говоришь, люди во всем виноваты.

— Ну и правильно говорю. Люди. Почему ты думаешь, что динозавров убила катастрофа? Да потому что люди об этом сказали. Ну, у людей мышление такое. Все объясняется катаклизмом. Динозавры обязательно вымерли. И обязательно из-за катастрофы. Ну, ничего другого в голову не приходит. Менталитет такой. Мы иных вариантов либо не приемлем, либо тупо не видим. А если кто и выскажет альтернативу, так на смех его поднимем. Может, они, динозавры эти, не вымерли. Может, они в космос полетели.

— Ну ты даешь!

— Ну вот, я же говорил! Да ты дослушай. Может, они такого уровня развития достигли, что в святой дух превратились. Откуда нам знать? Но у людей одно на уме. Катастрофа. У людей даже Вселенная появилась из Большого взрыва. И никаких других версий. А может, были люди тогда и они, по своему обыкновению, динозавриков угробили? Вот как-то так. Ну. Давай. За гуманизм. — Он снова качнул своей кружкой.