Искупление - Анна Мистунина

Ночью она долго не могла заснуть. Лежала вместе с братом на расстеленных попонах и слушала негромкое хрумканье лошадей. Ночь выдалась неожиданно теплой, как будто лето подумало-подумало да и решило все-таки наступить. А может быть, добрая судьба нарочно хранила Тагрию от мелких неудобств, оставляя взамен лишь самые отборные, вроде отшибающих ум заклятий и ранних смертей всех, кого она любила.

Безлунное небо висело над холмами, как черное решето, где звезды были дырками, пропускавшими далекий солнечный свет. Вот дырки вздрогнули, на миг заслоненные крылатой тенью. Птица. Всего лишь птица. Тагрия закрыла глаза. Рядом негромко дышал Бетаран — то ли спал, то ли просто лежал, как младенец, ни о чем не думая.

Ночь, запах лошадей и мокрой земли, прохладный воздух на щеках, зовущие звуки леса. Она мечтала об этом. Когда-то. Собиралась после смерти дедушки уйти бродяжничать, может, даже пристать к разбойникам — говорили, среди них бывают женщины. Променять тоскливую крестьянскую жизнь на свободу и опасности и, может быть, смерть, но Тагрия не боялась смерти, только скуки. А потом, однажды, где-нибудь встретить его. В то время ей твердо верилось, что так и будет. И сказать… Правда, что именно она скажет, Тагрия никак не могла решить. Все, что воображала ночью, поутру казалось ужасно глупым, а к вечеру уже придумывалось новое, еще глупее.

А потом погиб, забитый до смерти своими пьяными дружками, отец, всего через месяц умер дедушка, и смертельная лихорадка чуть не забрала Бетарана, а Тагрия встретила Мория. Не встретила — нашла. Стала баронессой и приказала себе не думать больше о том человеке.

Теперешнее же путешествие случилось без ее воли. И, само собой, она не собиралась никого искать. Если только… если не окажется, что Бетарана иначе никак не излечить. «Тогда я тебя найду, — пообещала Тагрия зло. — И ты его расколдуешь. Только попробуй отказаться, ваше высочество!»

Через два дня холмы измельчали, стали чаще попадаться речки с перекинутыми мостами из толстых бревен, рощи и лиственные леса, уже одетые кружевным зеленым убором. Тогда же стало ясно, что Дилосс не первым попал под заклятие. Оно прошло, как гигантская волна, смывая селение за селением и оставляя мертвенный след погубленных жизней. Ничего подобного прежде не случалось, теперь Тагрия была уверена — это не обычное нападение. И надеялась только, что поражена не вся Империя.

Каждый день, ухаживая за братом, заставляя его принять пищу или справить вовремя нужду, Тагрия пыталась дозваться его. То шутила и смеялась, то напускала сердитость, то пробовала «магический» голос, приказывая проснуться… Бетаран молчал. Преодолевая отчаяние, Тагрия снова и снова говорила с ним, и очень скоро поняла: брат слышит каждое слово, слышит, хоть и не в силах ответить. Теперь его не приходилось насильно кормить, как в первый день, достаточно было сказать «ешь», и Бетаран послушно принимался за еду. Предоставленный сам себе, он все так же замирал, глядя перед собой. Тагрия то молилась, то призывала проклятия на головы магов и упрямо продолжала его звать.

Несколько раз им встречались жрецы — настоящие и вольные, они быстро проезжали отрядами в несколько десятков человек. Такие патрули ездили теперь во множестве по дорогам Империи, следя за порядком, разыскивая следы присутствия колдунов и приходя на помощь попавшим под заклятие. Тагрия все еще не решалась показаться им на глаза. Она так и не придумала, как объяснить, почему брат заколдован, а она — нет, поэтому всякий раз, почувствовав их еще издалека, съезжала с дороги и принималась искать укрытие. А однажды вечером она нашла жрецов у дороги — мертвыми.

Неизвестно, почему они ехали такой маленькой группкой, куда спешили так, что не побоялись вшестером отправиться в путь через заколдованные места. В легендах говорилось, что грифон одним ударом разрывает коня и всадника. Тагрия и раньше знала, что в легендах не все правда, вот и здесь — грифонам точно пришлось ударить не один раз. Может быть, два или даже три.

Когда смогла наконец оторвать глаза от страшного зрелища, Тагрия посмотрела вверх. Но ни грифонов, ни даже стервятников не увидела, только легкие перистые облака кружили над мертвецами.

— Знаешь, Бет, — дрожащим голосом сказала Тагрия, — мне тут не нравится. Поехали-ка дальше. И вообще, давай сегодня попозже остановимся, а?

Бетаран спорить не стал. В последнее время он взял привычку во всем соглашаться с сестрой. Не то, что раньше — но как же она скучала по прежнему, языкастому, упрямому, как мул, Бетарану! И пусть бы он во всем подражал Морию, пусть бы вечно спорил с ней, насмехался и грубил, лишь бы не это мертвое равнодушие!

Солнце село, но Тагрия упорно подгоняла лошадей, пока не стало совсем темно. Тогда она устроила привал как можно дальше от дороги, в буковой роще. Быстро накормила Бетарана овсяной лепешкой и связкой сушеных слив, найденных в крайнем доме одной из встречных деревень. Хозяев там не оказалась — то ли их увели жрецы, то ли забрали для своих нужд маги. Тагрия не стала выяснять.

А ночью, когда она лежала, слушая дыхание брата и боясь заснуть, над верхушками буков пронеслась крылатая тень — никакая птица не может быть такой огромной. Тагрия не вскрикнула, только открыла рот и зажала его ладонями. Тень на мгновение закрыла небо и улетела дальше, туда, где остались мертвые жрецы. Вскочив, Тагрия в ужасе смотрела ей вслед. Но колдовской зверь, похожий сразу на льва и на орла, не вернулся за двумя человеческими жизнями. Не в этот раз.

В ту ночь Тагрия впервые заплакала, обняв молчащего Бетарана и дрожа, как мышонок перед кошкой. Одна, с глупой своей детской магией, когда вокруг все отмечено заклятием, а над головой летают грифоны — куда она вообще едет? Что ей искать, если везде то же самое, везде серый туман и маги, и жрецы, которых маги убивают?!

Но пришло утро, с белесым рассветом, с легкой весенней прохладой, и Тагрия упрямо оседлала лошадей и продолжила путь. Серо-коричневая полоса дороги с местами проросшей травой давала если не надежду, то хоть занятие. Остановишься — не будет и этого. Тогда проще было остаться в Дилоссе и ждать милосердия от жрецов.

Теперь ее пугало все: безлюдье и тишина, и глухой стук копыт, и пустая дорога через бесконечные дубравы, час за часом, так что непонятно уже, едешь или топчешься на месте. В любом звуке чудилось хлопанье крыльев. Тагрия так напрягалась, пытаясь почувствовать магов, что заболела голова. Но ни грифонов в небе, ни жреческих отрядов на дороге ей не встретилось, ни в тот день, ни на следующий. Встретились другие, о ком она забыла и думать. Оказалось — зря.