Тернистый путь - Леонид Ленч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как куколку, вас облил, — обеспокоенно сказал портной, переходя на «вы». — Обратите внимание на толстовочку Дерньер, крик Парижа. Одних карманов шесть штук.
— В грудях давит, — прошептал полузадушённый бригадир. — И штанина одна короче другой.
— Это она у вас просто задратая, — небрежно сказал Суворов и, быстро присев на корточки, дернул книзу короткую штанину так сильно, что клиент чуть было не упал.
— Ногу оторвешь, черт! — грубо крикнул бригадир, совсем рассердившись. — Испортил ты мне товар, мастер дырявые руки.
Портной с достоинством пожевал губами.
— Я графьям шил и медали от них имел.
— Графьям угождал, а зажиточному колхознику не сумел, — сказал бригадир и вышел, хлопнув дверью
Неприятность с бригадиром была только началом в длинной цепи огорчений портного Суворова. Колхозники шили много, в заказах недостатка не было, но деревенские клиенты оказались ужасно придирчивыми и требовательными, в особенности колхозницы. Заказав портному демисезонное пальто, жена сельского кузнеца Аграфена Марковна ежедневно вечером приходила в портновскую избу и, встав в дверях, спрашивала ледяным голосом:
— Шьешь?
— Шью, — отвечал Суворов с раздражением, — иди себе, мамаша, не прохлаждайся.
— Ну шей, шей. Ты смотри старайся, Суворов. Да гляди, чтобы по фасону было, по картинке. Не угодишь — муж тебя через правление может, свободное дело, совсем из колхоза наладить.
Портной бесился: невидная деревенская бабенка, от нее коровой несет за версту, а какой тон! С тоской и нежностью вспоминал он о городской кооперативной мастерской. Там куда проще было работать. Эх, если бы не проклятая жилетка!..
Однажды Суворова вызвали в правление колхоза Он пришел мрачный, надменный, сел к столу председателя, не снимая шапки.
— Вот что, товарищ Суворов, — сказал председатель с цыганской черной бородой и смеющимися глазами, — будет у тебя шить костюм тракторист наш, Ванюшка Устинов. Это есть золотой тракторист, таких трактористов имеется не больше десятка на весь Советский Союз. Его геройский портрет все газеты пропечатали Он у нас женится, Ванюшка, и хочет приодеться по всем статьям. Ты должен хорошенько постараться для него, товарищ Суворов. А инспектором по качеству правление приставляет к тебе Кузнецову жинку, Аграфену Марковну. Она будет на всех Ванюшкиных примерках присутствовать и следить, чтобы у тебя какого огреха не вышло, как тогда со Щукиным, с Василием Ивановичем.
В тот же вечер портной жестоко напился. Взлохмаченный и страшный, он бродил по деревенским улицам, искал кузнечиху и кричал:
— Кувалда! Землеройка! Что можешь ты понимать в портновском качестве?!
А отоспавшись, рано утром он вышел на крыльцо и почувствовал всем своим существом, что, пожалуй, из деревни ему теперь не уехать, что жена и дочь, наверное, уже выехали сюда из города и что надо работать хорошо, иначе пропадешь.
К первой примерке костюма для знаменитого тракториста он готовился с трепетом. Когда тракторист, белозубый, желтоволосый, веселый — жених! — надел скроенный пиджак с одним рукавом на булавках и Аграфена Марковна, суровый инспектор портновского качества, наклонив голову набок, стала всматриваться в покрой, портной почувствовал, как у него неприятно похолодели руки.
— Как будто спинка чуть морщит, — сказала Аграфена Марковна, щурясь.
Портной почтительно поправил ее:
— Никак нет-с, не морщит. Это они ручку так держат. Опустите ручку, товарищ Устинов.
Уходя, Аграфена Марковна сказала:
— Огрехов как будто не видать. Приходи завтра в гости, мастер, к вечеру. Чаем с медом угощу.
Портной шаркнул ногой и отвесил кузнечихе церемонный поклон.
— Мерси-с, приду-с. Супругу почтение.
Захлопнув за клиентами дверь, он вздохнул с облегчением:
— Ну, слава тетереву, обошлось!..
НА УРОКЕ
Дверь Марии Густавовне открывает Юрка, сын ее ученика, ответственного работника и слушателя факультета особого назначения Василия Игнатьевича, — существо стремительное, озорное и вихрастое
Через минуту Мария Густавовна слышит его звонкий нахальный голос:
— Папа, папа, вставай учиться, к тебе твоя старушенция пришла!
Краснея, Мария Густавовна поправляет перед зеркалом растрепавшиеся седые волосы и входит в столовую с непроницаемо-любезным выражением на лице.
За обеденным столом, уставленным грязной посудой и остатками утренней еды, сидит толстая бледная женщина в нарядном, но грязном халатике. Лицо у женщины сердитое, надутое. Кажется, будто она еще не проснулась и вот присела к столу на пять минут досмотреть какой-то малоприятный сон.
Это жена Василия Игнатьевича — Наталия Львовна. Она небрежно кивает Марии Густавовне.
— Садитесь, гражданка. Василий Игнатьевич одевается, вам придется обождать.
Учительница смотрит на часы: нет, она пришла вовремя. Вздохнув, Мария Густавовна садится, положив себе на колени свой видавший виды портфельчик.
Некоторое время женщины молчат. Потом Наталия Львовна лениво спрашивает:
— Вы что — только математику преподаете?
— Да, только математику.
— Вы на мою гимназическую математичку похожи. Мы ее, извините, «Уксусом» звали. Я по математике хорошо шла, на четверку.
Мария Густавовна улыбается вежливо, но криво.
— А сейчас я все забыла, — хвастается хозяйка дома. — На днях села Юрочке помогать, так, верите ли, три часа дробь на дробь делила. Так и не разделила Разозлилась, устала, Юрку отругала и спать легла
С трудом преодолевая странное отвращение, которое внушает ей Наталия Львовна, Мария Густавовна сочувственно кивает головой, а сама тоскливо думает-«Скорей бы уже одевался Василий Игнатьевич, что он там тянет, будто на бал собирается».
Наконец она с облегчением слышит молодцеватый баритон своего ученика:
— Здравия желаю, Мария Густавовна. Заходите!..
В непроветренной комнате Василия Игнатьевича пахнет спальней, табаком, одеколоном, и от этой сложной смеси запахов у Марии Густавовны сразу же начинает ломить левый висок. Василий Игнатьевич свеж, чисто побрит и настроен весело. А главное, ему безумно не хочется заниматься: тягучая, как рахат-лукум, лень владеет всем его существом.
Не теряя времени, Мария Густавовна вынимает из портфеля блокнот, карандаши и учебники и сразу же приступает к уроку.
— В прошлый раз я вам, Василий Игнатьевич, дала общее понятие о самом предмете «тригонометрия». Сегодня я хочу вам объяснить, что такое тригонометрические функции. Смотрите сюда, на этот чертежик… Запомните: синус равен отношению перпендикуляра, опущенного из конца дуги…
— Одну минутку, Мария Густавовна, — перебивает ее Василий Игнатьевич, — я давно уже хотел вам сказать про эти ваши синусы-финусы. У меня возникла такая идейка, рационализаторское, что ли, предложение. Дарю ее вам, пользуйтесь. Можете от своего имени внести в Академию наук или куда нужно. Нельзя ли для удобства, так сказать, потребителя перевести все эти тангенсы-котангенсы на русский язык? Ведь мы боремся против употребления иностранных слов, где это не нужно. Так? Почему же я этот самый синус-финус должен называть синусом, а не как-нибудь попроще?!
Василий Игнатьевич говорит на эту тему долго, красноречиво, страстно упиваясь звуками собственного голоса, а когда Мария Густавовна открывает рот, чтобы перебить его, яростно трясет головой и делает страшные глаза. Когда он наконец умолкает, Мария Густавовна, морщась от боли в виске, говорит:
— Мне кажется, что это к уроку не относится, Василий Игнатьевич. Итак, смотрите сюда. Синус равен отношению перпендикуляра, опущенного из конца дуги…
Но тут в комнату врывается Юра. В руке у него тетрадка, нос, уши, щеки и даже брови измазаны в чернилах.
— Опять задача не выходит, папа, — сообщает он, трагически поднимая свои фиолетовые брови. — Вот эта Как колхозник продавал на рынке лук.
— На ловца и зверь бежит, — приятно улыбается Василий Игнатьевич — Мария Густавовна, прошу вас, помогите моему орлу. Покажи тете задачку, Юра.
Мария Густавовна хочет сказать, что в ее обязанности не входит решать задачки на четыре действия арифметики для детей слушателей факультета особого назначения, но почему-то она этого не говорит, а покорно берет задачник.
— Вот эта, — тычет пальцем в задачник Юра. — Ух и трудная! Вам, пожалуй, ее и не решить. Мама вон не смогла. Вот эта. Колхозник привез на рынок десять кило луку…
Наконец задача с луком оказывается решенной. Ублаготворенный и несколько удивленный Юра уходит.
— Итак, — бодрясь, начинает Мария Густавовна. — Смотрите сюда, Василий Игнатьевич. — Синус, следовательно, равен отношению перпендикуляра IK, опушенного из конца дуги…
— Сложная наука — тригонометрия, — с уважением говорит Василий Игнатьевич, смотря на чертежик. — Геометрия тоже трудная, а тригонометрия в три раза труднее. Потому она, должно быть, и «три».