Твоя любовь сильнее смерти (сборник) - Мария Садловская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже, прости, что не молюсь Тебе! Я умею "Отче наш", мама научила. Приду домой и обязательно помолюсь. А сейчас прошу Тебя, Господи, сделай так, чтобы мой муж Бойчук Алексей Гаврилович был живой. Ты же знаешь, он никому зла не сделал! А люди этого не знают и говорят о нем что ни попадя, а все – неправда!.. И даже, Господи, если он не будет рядом со мной жить, а где-то в другом месте, все равно, пусть будет живой!
В порыве благодушия Ксения хотела было добавить: "Пусть даже с другой женщиной, лишь бы был живой!" Но вовремя остановила себя, не став играть с огнем – вдруг Бог ее просьбу исполнит дословно! И стала креститься три раза, как мама учила.
Ее просьба к Господу сопровождалась обильными слезами, которых Ксюша не вытирала – руки были заняты в молитве…
В это время скрипнула дверь, и со словами: "Есть кто живой в доме?" зашла старая бабка Дарья, жившая по соседству. Увидев Ксению, она несколько раз осенила себя крестом и испуганно воскликнула:
– Свят-свят! Сгинь, нечистая сила!.. Или это ты, Ксюня?! Живая?! А все думали, что тебя немцы тоже… ну, того… убили. Антон ходил искал тело. Они с Катериной хоронили всех ваших, кого убили, – бабка шарила любопытными глазами по всей комнате, не забывая рассказывать. – Почти весь ваш род, девонька, немец уничтожил. Все из-за Алешки. Что-то он им не потрафил. Говорили, он вроде как бы передал партизанам разные оружия с немецкого склада… Перебегал из хаты в хату, пока не добрался до леса. Даже я видела со своего курятника. Я там пряталась. Ну, а в лесу его якобы немцы настигли и убили. Вишь, как он все время притворялся. Вроде бы и немцам угождал, а оружие, ишь ты, партизанам отдал! Так все говорили. Ну, а я-то давно знала, что Алешка хитрющий парень! Как же, на глазах у меня вырос, да будет немцам угождать!.. А свекрови твоей царствие небесное! Не выдержала Марфа такого, на второй день Богу душу отдала. Говорят, сердце не выдержало. А я говорю: это у Марфы заболели нервы, вот и померла. У нас все от нервов идет… А Павлинку Катерина Антонова забрала к себе. Они, Антон и Катька, эту бойню пересидели в силосной яме. Так и спаслись. Ну вот, вроде все тебе рассказала… Притомилась немного… А ты, значит, живая?
Ксения за все время рассказа соседки не произнесла ни звука. Страшные сообщения оглушили, и она перестала что-либо чувствовать. Зашел Колька, поздоровался, спросив у сестры, что делать дальше. Ксения перевела пустой взгляд в пространство и неизвестно кому пожаловалась:
– Не знаю, как жить, забыла, не могу вспомнить…
Старушка, с опаской поглядывая на Ксению, суетливо засобиралась домой, бросив на ходу:
– Ну, девка, ты того… не дури! У тебя дите.
Затем проворчала:
– Не вспомнит она! Ишь ты! А я вот помню, как в тридцать третьем человечину ели!
И уходя так грохнула дверью, что Ксюша вмиг отрезвела и попросила брата помочь завязать на два конца большой платок. Туда положила то, что смогла отыскать – несколько юбок, две домотканные сорочки, фартук. В сенях на гвозде висел плюшевый полушубок. Его Ксения также сунула в узел. Затем послала брата вынуть из замка ключ, чтобы взять с собой. А будут уходить, замок защелкнут. Чтобы ключ не затерялся, решила его положить в карман полушубка. Когда клала, пальцам попалось что-то твердое, будто высохший горох. Ксюша выскребла все из кармана, поднесла к глазам и громко крикнула: "Ой, мамочка!"
Колька испуганно бросился к ней, но увидев, что сестра рассматривает на ладони какие-то камешки, успокоился. Кажется, это камни из ее бус, у нее такие были, он помнит. Но затем Ксения поднесла ладонь ко рту и стала целовать бусинки. Парню это было совершенно непонятно:
– Сень, давай домой двигать! Тучи собрались, вот-вот дождь пойдет. Собирайся быстрее!
Ксюша ошалелыми глазами посмотрела на брата и немыслимо радостным голосом выдала:
– Живой мой муж!
Затем взъерошила волосы на Колькиной голове и твердо заявила:
– Не убили твоего дядь-Лешу!
Крепко сжатый кулак с камешками Ксюша положила себе на грудь, будто хотела вдавить внутрь себя…
Колька с опаской глядел на сестру: он слышал, что иногда от горя люди становятся дурачками. Как Дунька Матвеиха у них в селе. Получила похоронку на своего Матвея и сына Володьку и с тех пор цветов в волосы натыкает, якобы она невеста, и ходит по селу, просит всех на свадьбу. Коля испугался; чтобы не тревожить сестру (где-то он слышал, что с "такими" надо во всем соглашаться), мягко сказал:
– Ладно, Сеня, хорошо, что живой. Пойдем домой!
– Коля, ты не понял! Не бойся, я не сошла с ума! Вот послушай: Лешка прикрепил мои бусы к своим карманным часам. Чтобы все время носить с собой.
Щеки Ксюши заалели, вспомнив, что сказал тогда ее муж: "Как гляну на часы, так твоим запахом и потянет"… Николай осторожно спросил:
– И поэтому он живой? Не понимаю я, Сенька, что ты хочешь сказать.
– Да что же ты, бестолочь такая! Здесь половина камешков. Это для меня. Он надеялся, что я посмотрю карманы. Вторую половину Алеша взял с собой! Понял теперь?
Колька наморщил лоб, изображая натужную работу мысли, и, сделав вид, что понял, согласно кивнул головой. Затем они забрали пожитки и отправились домой в Зорянское.
Пока Ксюша закрывала дверь, Колька забежал к соседке (та хозяйничала во дворе) и, заглядывая в глаза старушки, с надеждой спросил:
– Бабушка Дарья, скажите, а конь Кочубей… не знаете где? Может, что слышали?..
Дарья разогнулась, приставила ладонь к глазам, закрываясь от солнца, и нехотя ответила:
– Считай, нету Кочубея. Данилиха видела, как немцы уводили его с собой.
Помолчав, добавила:
– Лошадь-то гладкая, откормленная – мяса много будет!
Колькино лицо жалобно скривилось, хотел было что-то возразить бабе Дарье, но, махнув рукой, покорно развернулся и, понурив голову, пошел к сестре.
По дороге Ксюша научала брата:
– Никому ни о чем не говори! Это очень опасно, понял? Затаскают в сельсовет на допросы. А то еще, упаси и отведи Господь, в энкаведе! Пусть думают все, что убили Алешу. Так даже лучше. Маме тоже не надо говорить.
А еще через пару лет произошло событие, после которого все сомнения, возникающие иногда в мыслях Ксении относительно мужа, отпали начисто.
Однажды после обеда работу в поле пришлось прекратить: заладил дождь. Все стали расходиться по домам. У Ксюши с самого утра на душе было тревожно. Непонятно, почему тянуло домой. Казалось, так и полетела бы сию минуту! И сейчас она даже не стала набирать в рядюжку соломы, что негласно разрешалось всем. Так и побежала налегке по тропинке к своим огородам.
Забежала в дом, запыхавшись. Первым делом поспешила к колыбели. Наталя, крепко обняв руками свернутую из старого фартука куклу, мирно посапывала. Старая Александра из-за дождя также прикорнула на топчане. Колька сидел за столом, чинил кнут – ремешок совсем износился. Тем не менее Ксюша озиралась вокруг, словно ища чего-то. Затем молча вопросительно взглянула на брата. Тот таинственно, приложив палец к губам, кивнул на дверь, приглашая Ксюшу выйти.
– Сень, это точно был посланный от дядь-Леши! – горячо, вполголоса зашептал Коля. Только тихо, чтобы мама не услышала. Она велела тебе не говорить об этом мужике.
Потрясенная Ксения опустилась на стоящую рядом лавку и прерывающимся от волнения голосом слабо спросила:
– Где он, этот посланный?
На что брат рассудительно ответил:
– Не пугайся, пожелтела вся!.. Будешь трусить – ничего не расскажу!
– Говори, Коля, я не боюсь, – как могла спокойно попросила Ксения.
– Ну, значит, заходит к нам в хату какой-то дядька. Сразу, как ты ушла в поле, он и пришел. Я еще не успел уйти на конюшню. Поздоровался. И спрашивает разрешения переночевать у нас до завтра. Говорит, что ему надо в Калиновку к родственникам, а идти не может, разболелась раненная нога. А сам глазами так и шарит по всей хате. Наталке дал конфету, вон там бумажка осталась на столе, увидишь. Еще спрашивал, а где мама девочки? Это значит – ты… А когда подходил к Натахе, совсем не хромал, я специально смотрел. Так что никакая нога у него не болела.
Колька сделал паузу. Жадно слушающая Ксения с нетерпением поторопила:
– Ну дальше, дальше, Коля! Где он, этот дядька? Почему думаешь, что он от Алеши?
– Ну, что дальше? Ты же знаешь нашу маму… Сразу в крик: "Колюня, беги в сельсовет, все доложи и узнай, что за квартирантов раненых мне присылают? А если что, так и заяву напиши!" Пока я пробовал ее успокоить, дядька этот говорит: "Напрасно вы, мамаша, кричите", – и пошел к двери, а меня позвал: "Ты, парень, проводи меня до ворот!" Мама еще проворчала: "Нечего провожаться – собака на привязи!"
Николай замолчал. Ксюша глядела на брата и, казалось, не дышала. Она ждала еще чего-то. Между тем Коля полез за пазуху, долго там чего-то шарил, в конце концов вытащил замусоленный узелок, медленно его развернул и протянул сестре красноватый камешек. Ксюша, подавив восклицание, протянула было руку, потом испуганно отдернула назад, будто от чего-то живого. Удивленный Колька стал увещевать сестру:
