Елена прекрасная - Александр Каневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Срок ожидания зависит от суммы денег, которые сунешь директрисе Загса. А там такая сексуальная дама, с томными коровьими глазами, два вымени, затянутые в лифчик. Когда она спрятала туда деньги, то с благодарностью замычала.
— А свадебное платье? Я же не успею ни сшить, ни купить!
— Уже.
— Что уже?
— После твоего звонка семья была поднята по тревоге. Мама отыскала какой-то супер-магазин, где торгуют свадебными платьями из Парижа. Она дала аванс и отложила три платья, на выбор. Если тебе понравятся, купим все три, будешь и дома ходить невестой! Ты у меня будешь вечной невестой!
Он снова привлёк её к себе. Она опять вывернулась из его объятий.
— Мы же договорились.
Вздохнув, он произнёс:
— Хорошо. Я подожду первой брачной ночи. Но тогда медовый месяц проведём в Якутии.
— Чего это вдруг?
— Я увёзу тебя в тундру, чтоб наша первая брачная ночь была полярной и продолжалась шесть месяцев.
И он запел, подражая исполнителям этой песни:
Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам!Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам.Мы поедем, мы помчимся на оленях утром раннимИ отчаянно ворвёмся прямо в снежную зарю…
Он пел, а она смеялась и постепенно оттаивала.
Назавтра пришёл Григорий. Не здороваясь, протянул Елене маленькую самодельную куклу, сшитую из разных лоскутков. Глаза и рот её были нарисованы, пришитый сверху кучек меха заменял волосы. Кукла была одета в выцветшее самодельное платье.
— Это бабушкина, — пояснил он. — Война забрала у неё детство, ни кукол, ни игрушек не было. Прабабушка сшила ей эту куклу, набила ватой, одела в платье. Когда после войны уже появились игрушки, бабушка с этой куклой всё равно не расставалась — она считала её талисманом нашей семьи, подарила её моей маме, а мама мне. В нашей семье считалось, что эта кукла приносит счастье, поэтому я дарю её тебе. — Елена что-то хотела ответить, но он жестом остановил её. — Я пришёл, чтоб ты не подумала, что я затаил обиду. Не надо ничего объяснять. Говорить буду я, а ты слушай.
Мой папа — стоматолог. После развода с мамой, у него было несколько жён, в основном, беззубых. То есть, они приходили к нему без зубов, он им ремонтировал челюсти, они становились зубастыми и покидали его. Появлялись следующие беззубые, у которых не было денег на врача. Обретя новые челюсти, они тоже исчезали. Так повторялось неоднократно. Но папа не унывал. У него есть любимая поговорка: «Пусть будет плохо, лишь бы хуже не было»… — помолчал и добавил: — А вот мне уже хуже быть не может.
— Пожалуйста, не исчезай из моей жизни, я не хочу тебя терять, — тихо попросила Елена.
Он грустно улыбнулся и процитировал:
— «Твоя умная голова всегда должна быть рядом со мной» сказал султан, когда ему подали на блюде голову любимого визиря»… — и после паузы произнёс: — Куда я денусь? Я всегда буду рядом, — снова помолчал и добавил: — В любом качестве.
Поднялся и пошёл к выходу. Она проводила его до входных дверей.
— Езжай осторожно: бюро прогнозов предупредило об урагане, он уже должен был дойти до нас. Чего-то опаздывает.
— Наверное, застрял в пробках, — предположил Григорий и вышел за дверь.
Глава тринадцатая
Семья Амирана была очень колоритна. Папа-бизнесмен, Георгий Живидзе, в годы перестройки вместе со всей семьёй переехал из Тбилиси в Москву, открыл фирму по переработке фруктов и овощей: соки, маринады, варения, компоты… Сырьё поставлялось из Грузии, дела шли хорошо, папа расширял производство, уже не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге, в Калуге, Брянске…
Шумный, горячий, вспыльчивый, он состоял из сплошных эмоций: увлекался, рисковал, совершал ошибки, исправлял их и снова шёл на рискованные авантюры. Мама, Натела, учительница географии, наоборот, была сдержана, осторожна, прагматична и всё время поучала папу: не то, не туда, не так… Папа обожал маму, поэтому терпел её замечания. Но когда она доводила его до точки кипения, он вскакивал и с глазами убийцы угрожающе кричал:
— Мне надоело! Сколько можно терпеть! Я убью тебя! Убью!.. — И нежно завершал. — Солнышко.
Потом долго извинялся и признавал, что она, конечно, права, но вокруг него сплошные мудаки, и он не может за всеми ими уследить.
— Исключи из своей жизни всех мудаков, — требовала мама.
— Тогда я останусь в одиночестве, — объяснял папа. — Вот Амиран завершит учёбу, будет мне помогать, мы с ним такие дела закрутим!..
На Амирана папа Живидзе возлагал большие надежды. Амиран был поздним ребёнком в семье, до него родились три дочки. Живидзе предупредил жену, что она будет рожать до тех пор, пока не выдаст на гора мальчика.
— Мне нужен продолжатель рода, помощник и наследник, кому передать своё дело!
Амираном новорожденного назвали в честь дяди, известного художника-карикатуриста.
Когда Елена была у них в гостях, папа Георгий протянул ей толстый альбом брата.
— Здесь его карикатуры. Он — такой талант! А как трудолюбив! У него даже в спальне стоит мольберт, рядом с кроватью: немного поспит, потом немного порисует. Жену немного полюбит, потом вскочит и опять порисует… Чтобы впечатления были свежими. — Потом добавил. — Правда, он не очень красивый — вся красота нашей семьи ушла к Амирану!
Папа имел основание это утверждать: Амиран был пронзительно красив: тёмные вьющиеся волосы, точёный нос, огромные серо-голубые глаза, которые радостно смотрели на мир и как бы взывали: любите меня, люди! И его любили.
… Елена, просмотрев альбом дядиных карикатур, вернула его папе.
— Ну, как? Понравились? — поинтересовался тот.
— Очень. Все понравились. Но самая лучшая карикатура на обложке.
— Это не карикатура, — уточнил папа, — это его фотография.
Свадебный банкет заказали в грузинском ресторане. Готовясь к нему, Георгий Живидзе замучил хозяина своими требованиями:
— Посуда должна быть протёрта до блеска; бокалы, рюмки, фужеры — хрустальные; баранину покупать рано утром на рынке, чтоб была свежая. Будет много гостей из Грузии, а грузины в баранине разбираются!
Хозяин ресторана пытался его успокоить:
— Мы мясо всегда покупаем на рынке, и овощи, и зелень, и…
Живидзе прервал его:
— Зелень не надо! В Москве — это не зелень! Все травы привезут родичи из Тбилиси, настоящие, грузинские травы: и черемшу, и цицмати, и экала, и тархун, и кондари!..
Глава четырнадцатая
Воскресным утром, когда Елена завтракала вместе с соседкой по даче, сквозь дыру в заборе протиснулась маленькая собачонка в красном ошейнике. Увидев её, соседка испугалась:
— Леночка! Посмотрите! Она может быть бешеной!
Елена рассмеялась.
— Что вы! Она очаровательна! Мы с ней знакомы. Она уже неделю навещает меня, каждый день пролазит сквозь эту дыру, просит кушать, наестся, отоспится и убегает.
Собачка подбежала к столу и стала вертеть хвостом в ожидании угощения. Проглотив несколько ломтиков ветчины, выбрала тенистое место, легла и сразу заснула.
Соседка всё ещё с опаской произнесла.
— Наверное, бродячая?
— Не думаю: посмотрите, какой у неё красивый ошейник. Я сейчас пошлю записку её хозяевам.
Она вырвала листок из лежащего на столе блокнота и написала: «Ваша собака каждый день прибегает к нам, чтобы поспать. Что это значит?» Сложила листок, разбудила собачку, прикрепила листок к ошейнику и, угостив собачку ещё куском ветчины, через ту же дырку в заборе вытолкала её на улицу.
— Будем ждать ответа.
Соседка не успокоилась.
— Леночка, вы очень рискуете: берёте её на руки — она может вас укусить — она же дикая.
— Что вы, Анна Петровна! Она очень симпатичная. — Елена улыбнулась. — Гораздо симпатичнее председательницы нашего дачного кооператива, а мы же её впускаем!.. Давайте подождём ответа.
Ждать пришлось не долго. Минут через двадцать, пока соседка выражала свои опасения, а Елена её успокаивала, собачка снова появилась. В её ошейник была втиснута ответная записка. Елена вытащила её и прочла вслух: «У нас в доме четверо детей, от новорожденных до двухлетних. Можно, я тоже приду к Вам поспать?».
Елена рассмеялась:
— Ценю юмор автора!
Вырвала из блокнота ещё один листок и стала что-то писать. На удивлённый взгляд соседки, пояснила:
— Пишу приглашение!
— Не опасно? А вдруг это какой-то бандит?
— С таким чувством юмора?.. Вряд ли!
И прицепила своё приглашение к ошейнику собачонки.
В полдень, когда соседка уже возилась в своём огороде, в калитку постучали, там стоял Борис Пахомов, рядом — собачонка, которая и привела его сюда. С улыбкой поздоровался.