Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme - Наталья Солей

«Какая красота! Никогда раньше таких не встречал… а может, просто не обращал внимания… Что-то в ней есть. „Лица необщим выраженьем“», – промелькнула в голове тютчевская строка.

Владимир уже был готов направиться к незнакомке. С такими девушками на улице, конечно, не заговаривают, но вдруг произойдет чудо, и каким-то немыслимым образом она обратит внимание на простого архитектора, сраженного наповал ее – чем? – грацией, красотой, вкусом, гармонией?

Но произошло совсем другое. Пока Володя тщетно пытался подобрать нужное слово, чем же его поразила эта девушка, к ней вдруг подъехала машина. Оттуда вышел привлекательный (на взгляд Шапошникова, даже излишне привлекательный) молодой человек, одетый от Патрика Хельмана, и, торопливо открыв для барышни дверцу машины, помог ей сесть. Чудное видение тут же оказалось проглочено водоворотом движения.

Ты ко мне не вернешься: на тебе теперь бархат;Он скрывает бескрылье утомленных плечей.Ты ко мне не вернешься: предсказатель на картахПогасил за целковый вспышки поздних лучей!

Услужливая память подбросила на редкость подходящие строки, но это еще больше раздосадовало нашего архитектора.

«Естественно, такая девушка не может быть одинокой. А я, как мальчишка, стою и расстраиваюсь из-за мимолетного видения. Видение прекрасно, а душа ужасна. Такое тоже может быть. Легко! Впрочем, какая бы она ни была, с этой девушкой ты больше никогда не увидишься. Надо настроиться на предстоящий разговор, Ромео! Ну надо же, сам от себя такого не ожидал. Видимо, старею, стал сентиментальным».

С этими мыслями Володя набрал нужный код и, дождавшись ответа, зашел в дом.

Корбю

Шарль Эдуар Корбюзье был из тех знаменитостей, которые на самом деле интереснее своей славы. Нередко архитекторы становятся знаменитыми на склоне лет, это профессия мудрых. Знаменитый Ллойд Райт, безумно популярный в среде потенциальных заказчиков Владимира, построил тот самый вожделенный «дом над водопадом», который мечтает возвести на Среднерусской возвышенности каждый третий шапошниковский клиент, ни много ни мало в шестьдесят девять лет! Этот факт всегда радовал Владимира – есть еще время для раздумий и разбега…

О Шарле же всерьез заговорили, когда ему было меньше тридцати. Свой первый дом он построил в семнадцать. И с тех пор беспрестанно трудился, претерпевая всевозможные злоключения, трудности, провалы, иногда добиваясь успеха. Этим он и был интересен – все время шел вперед, не оглядываясь на неудачи, которые в конце концов становились его победами.

Неудачи… Одну из них он потерпел в 1925 году. Это случилось на парижской выставке L’Exposition Internationale des Arts Dйcoratifs et Industriels Modernes.

Тогда туда приехал один русский архитектор и сделал павильон, который произвел на всех оглушительное впечатление. Что-то непередаваемое. Четко высказанная новая архитектурная идея. Как все гениальное – это было абсолютно просто. Практически обычный стеклянный куб с диагональным ходом наверх. Павильон-то ведь небольшой, а такая диагональная лестница давала ощущение безграничности, непознаваемости с первого взгляда, делала простой интерьер сложным, многоплановым.

Русского звали Константин Мельников. Его павильон, по признанию прессы, стал гвоздем выставки и прямо-таки ошеломил Запад. Все думали, что после революции и Гражданской войны русским не до искусства, – а они оказались на голову впереди остальных.

Корбю, конечно, такого не ожидал. Он задумал свой павильон «Эспри нуво» как ударный. В целом выставка была традиционной – и Корбю думал эпатировать всех. Казалось, был готов беспроигрышный, говоря современным языком, пиар-ход – а тут пожалуйста! Советский павильон оказался и смелее, и новее. Именно он был в центре внимания.

Правда, Шарль повел себя мужественно, никоим образом не показав, что чувствует себя побежденным. Напротив, он организовал великолепный пикник для своих коллег, сказал, что вовсе не возражает, если будут приглашены участники выставки, о которых пишут все газеты, – русские.

Мельников искренне обрадовался приглашению. Ему было приятно ощущать особый к себе интерес, говоривший о широком признании его таланта.

На пикнике он был в центре внимания, с удовольствием, обстоятельно отвечал на расспросы о поисках и тенденциях новой архитектуры, о том, что делается в Союзе. Однако, узнав, что в числе собравшихся есть и Корбюзье, которого до этого он не знал в лицо, Мельников почему-то расстроился и замкнулся. Было заметно, что он очень сожалеет о своей излишней откровенности.

Он почти холодно приветствовал Шарля, коротко назвав свое имя – Константин, безуспешно пытаясь скрыть свою досаду.

Они сразу узнали друг друга – два вожака из разных стай, преследующие одну цель. В какой-то момент они оказались в одной берлоге, где им сразу стало тесно, и это ощущение друг от друга осталось на всю жизнь. Они были одноименно заряжены, а такие заряды по законам физики отталкиваются друг от друга. Внешне Корбю и Мельников были совершенно не похожи, но на первый взгляд казалось, что они рождены от одних родителей. Высокого роста, с хорошей осанкой и спортивными фигурами, оба они обладали особой грацией раскованных, самодостаточных, уверенных в себе людей с хорошими манерами. Оба были импозантны, харизматичны, явно имели успех у женщин и, кажется, даже одевались у одного портного, в стиле элегантной небрежности. К тому же и тот и другой, благодаря веселому нраву, остроумию и счастливой способности относиться с легкой иронией не только к окружающему миру, но и к своим достоинствам, всегда оказывались в центре внимания любой компании.

И тем не менее при всем кажущемся сходстве эти люди были с разных планет. Корбю – стремительный и неистовый лидер, с орлиным носом и волевым подбородком. Знающий, куда он идет, выбирающий, а зачастую и прокладывающий совершенно новые пути к конечной цели. Мельников же, в котором все было правильно – от черт лица до мыслей и поступков, был гением, загнанным в общую колею, ведущую в неизвестность, но сбиться с нее было опасно для жизни.

Может быть, поэтому так по-разному горел огонь в их глазах. У Корбю они пламенели азартом жизни, а у Мельникова – огнем обреченного таланта.

Много позже, вспоминая подробности их первой встречи, Корбю прежде всего отмечал досаду и настороженность Мельникова, мысленно удивляясь странности этих русских. Возмущаются очевидным, не хотят считаться с чужими законами, в том числе и с законами рекламы, презирают их, а потом ненавидят тех, кто неизбежно завоевывает признание, соблюдая правила рынка. Да, Мельников тогда выиграл, но память об этой победе постепенно стерлась. О нем забыли даже в России.

А Корбю стал по-настоящему знаменит. К шестидесятым годам вдруг возник интерес к стилю ар-деко. Наперебой вспоминали павильон «Эспри нуво», построенный Корбюзье, а о Мельникове – ни слова. Эта выставка осталась в истории событием, которое продемонстрировало последние достижения в области архитектуры, проектирования интерьера, мебели, изделий из металла, стекла, керамики и послужило толчком к стремительному развитию стиля ар-деко. Только Мельников теперь был ни при чем.

Новый дух нового стиля естественно предвидел и предсказал знаменитый французский архитектор Ле Корбюзье. Ведь это он спроектировал, построил и, что немаловажно, назвал свой павильон «Эспри нуво». Вдохновленный духом Корбюзье, не менее знаменитый художник Лалик соорудил фонтан из цветного стекла со световыми эффектами и «Стеклянный интерьер» павильона Севрской фарфоровой мануфактуры, что и породило новый стиль. А русских на той выставке вроде как и не было.

Советские архитекторы были выключены из международного архитектурного процесса – и это при их более остром, чем у кого бы то ни было, ощущении актуальных направлений и тенденций! С годами эта изоляция стала вызывать в Корбю чувство сожаления и горечи. Силу сталинской эпохи, стирающую в пыль все на своем пути, Корбюзье познал на себе. Он увидел, что талант при Советах обречен на гонения и что от личных качеств там ничего не зависит. Этих качеств советским архитекторам хватало только на то, чтобы дышать тем же воздухом поиска, что и весь остальной мир. Другое дело, что никто в этом мире не знал и не хотел знать о них.

Приглашение иностранцев и участие в международных конкурсах и проектах уже и в двадцатых годах были в Советском Союзе достаточно редким явлением, а потом и вовсе прекратились. Но тогда, в 1925 году, после знакомства с Мельниковым, Корбюзье мечтал побывать в России. И его мечта сбылась – причем самым невероятным и неожиданным образом.

Чай с… Корбюзье

Лифт остановился на четвертом этаже. Возле двери Владимира уже встречала Ангелина Ивановна.