Эпикруг - Шломо Вульф

Тут раздался звонок в дверь. Ворвались какие-то странные бесполые личности, заверещали по-английски. Хмурые Хмельницкие мгновенно рассиялись улыбками, запасенными на этот случай. Начался светский разговор о чем-то, чего Лернеры не могли постичь, глупо улыбаясь, жалко кивая невпопад, когда обращались к ним.

Они не знали языков. Им это было не нужно, пока они жили в своей необъятной стране, казавшейся такой незыблемой. Они никогда не помышляли об эмиграции, не готовились к бытовому общению с иностранцами без переводчика.

Шустрым иностранцам-израильтянам ненавязчиво объяснили, что это совсем другие "руситы", которых надо поскорее сплавить в нижний город, не нашего с вами поля ягоды. Те понимающе улыбались убогим.

Уловившая ситуацию Женя еще более помрачнела и потянула мужа за рукав: "Пойдем..." "Неудобно..." "А говорить на незнакомом нам языке о нас при нас удобно?.."

Они встали. Существа заверещали еще громче и одновременно, протягивая Жене что-то явно из белья. Лернеры с выдавленным "еxcuse me" покинули веселую компанию и оказались на пустой душистой улице - кедровой аллее.

Олег быстро вышел вслед за ними и потянул Илью за локоть к себе: "Слушай, вы не в Союзе. Здесь надо или учить языки или пропадать. То есть не как-то иносказательно пропадать, а физически, как в романах Драйзера умирать на дне от голода! Поэтому мы сделали правилом в нашей семье НИ СЛОВА ПО-РУССКИ - никому, ни слова! Пока мы не можем бегло говорить на иврите говорим по-английски! Но не по-русски. Мы приехали сюда жить, а не прозябать. Мы ничего не помним из того, что было до Израиля. Если надо будет, вспомним, когда встанем на ноги. Если не последуете нашему примеру, вы попадете на дно, худшее, чем для тех алкашей, что вы изредка и издали видели в Союзе. Вы будете безработными, бездомными и голодными. Тут и с языками-то нет рабочих мест. Не только тех, что были у нас с вами - никаких. Тут никто нас не ждал, никому мы тут были не нужны. Наша репатриация, алия не восхождение, а просто политика: освободить Союз от евреев. И евреев - от Союза. Меня лично политика никогда не привлекала. И не привлекает. Человеческие судьбы - дело самих, как говорится, утопающих. Через несколько месяцев вам перестанут платить пособие. надо работать. Кем-попало. На тех рабочих местах, куда не идут даже палестинцы. Иначе... Поэтому - учи иврит. День и ночь. Если хочешь пытаться устроиться по специальности - учи английский. Вместо иврита - оба не изучаемы, один вытесняет другой. И забудь о своем великом прошлом. Спасибо Репам, что потеряли или украли твои бумаги и образцы. Если бы ты их предъявил и тебя оценили бы, то восприняли, как опаснейшего конкурента. После этого, ты бы зациклился на обидах вперемешку с надеждами, что ты реализуешь свое открытие, а тут никому решительно ничего не нужн. Там с тобой носились, но тут появись хоть Эйнштейн в зените его славы - отправили бы на помойке рыться, искать овощи на ужин. Тут - евреи! Страшная сила. Каждый - пуп Земли. Квартиру мы вам снимем, но вы и сами ищите. Не обижайтесь, но не можем же мы поселить в нашей съемной квартире всех, кто нам позвонит... День-два и - вас тут быть не должно. Смотрите объявления на столбах у Сохнута извоните. Вам будет снять неимоверно трудно: я впервые встречаю в алие евреев, которые приехали без малейших сбережений, без багажа, словно в турпоход. Я бы сам этому не поверил, если бы не знал тебя много лет. Квартировладельцам-израильтянам наплевать на ваши привычки и принцип жить честно. Они люди без сентиментов. За шекель родную мать из дома выгонят. Они привыкли сдавать людям с деньгами - хотя бы на полгода вперед. Но - найдем. Пока же действительно погуляйте. Пусть наши гости уйдут. Они и вообразить не могут людей, способных так двинуться в чужую страну. И не простят нам таких друзей. Это здесь - моветон. А мы с ними уже почти как свои... Не обижайтесь, а учитесь жить. Советский образ порядочного человека умер даже в Союзе. Здесь же он и не рождался на свет. Послушаетесь меня и вы будете мне же благодарны. Вы в жестком мире. Человек человеку - волк..."

4.

Ко всеобщему изумлению и облегчению квартира на съем все-таки нашлась. Так уж устроен мир, что на пике отчаяния и безысходности всегда находится облегчающий выход. Хотя бы и в виде смерти.

Это была квартира в бывшем оффисе-мисраде. Три комнаты и салон на две семьи. Плюс крохотная выгородка в коридорчике для плиты и еще меньше загашник в туалете для душа. С просторного балкона, как и с огромной крыши-солярия открывался вид на серые нежилые десятки лет бетонные здания с зияющими окнами без стекол. Хозяин, взяв со своих новых сограждан почти все их деньги, не потрудился хоть как-то оборудовать свой бывший оффис для обитания живых людей. Даже в подшефном колхозе, где о горожанах-привлеченных тоже не очень заботились, даже для заключенных на полах клали матрасы, набитые соломой, подстилкой оборудовали даже помещения для скота. Но улыбчивому высокому Ицику было не до таких тонкостей. Он не считал евреев ни людьми, ни скотом - только источником нежданной наживы. Это же надо - сразу столько из ничего, из давно заброшенного оффиса заработать! Если этим постояльцам нужны удобства - тем хуже для них. Шекели есть и у сотен других!

"А где мебель? - спросил было Илья, не поверив своим глазам. - На чем мы будем спать, есть, сидеть?"

Ицик долго морщился, переваривая вроде бы знакомые английские глаголы, но сс тщательно расставленными окончаниями, а потом похлопал Илью по плечу: "Вам нужна мебель? Нет проблем. Через неделю все привезу. Пока не могу. Машина в ремонте."

Владик и Варя, молодая пара из подселенной семьи, торопливо врывались в разговор, обращаясь одновременно к обоим собеседникам по-русски с интонациями, которые Лернеры до сих пор слышали только в антисемитских анекдотах. Хозяин ушел, повторяя свое "через неделю: холодильник, шкаф, две кровати, два дивана, два стола, шесть стульев..." - уже на лестничной клетке. Оставалось только одно утешение - жить как удастся, но не в гостях, на голове у совершенно уже непереносимых Хмельницких, откровенно презиравших Илью после его доверия к Репам... Идиот какой-то!

Зато новые сожители оказалась удивительно компанейской, рабочей, гомельской публикой. Владик тут же достал бутылку дешевой водки "Казачок", стал разливать ее с той самой совершенно русской торопливостью, что всегда отвращала Илью от титульной нации. Лернеры уселись на свой спальный мешок и чемоданы,Варя и Владик с обаятельной, но удивительно странной трехлетней Ариной, разместились прямо на полу, а снедь и стаканы, как где-нибудь на лужайке в лесу, разложили на газете "Наша страна". И отпраздновали свое освобождение от друзей. 5.

Наша страна оказалась очень красивой, когда все трое вышли наконец на улицы Хайфы уже не по делам. Лена дурачилась, вскакивала на низкие каменные заборчики, танцевала, раскланивалась с прохожими, которые ласково улыбались в ответ и что-то говорили на певучем иврите. Женя смеялась, вися на снова казавшейся надежной руке мужа, Илья, сам того не замечая, без конца улыбался солнцу, зелени, растущим на деревьях прямо во дворах апельсинам, январским цветам повсюду, летнему солнцу. В нашей стране все чувства были неестественно обострены. Если печаль, то на грани отчаяния, но если радость, то в ожидании неслыханного счастья - вот сейчас, за углом...

За углом была автобусная остановка. Пожилой респектабельный мужчина тут же обратился к ним по-русски. Ах, как он рад алие, как они, ватиким, те, что приехали сюда десять-пятнадцать лет назад, счастливы, что вы уже здесь, с нами. Кто Илья? Боже, какая удача! Он тоже морской биолог, много лет руководил местным институтом. Ему там все до единого обязаны если не жизнью, то карьерой и процветанием. Именно нового биолога там и нехватало! Нет-нет! Без его, ватика, рекомендациилучше и не соваться. Посудите сами, кто же возьмет человека с улицы? Совсем другое дело, если он сам позвонит и все устроит наилучшим образом! Немедленно... Ага, вот мой автобус. Коль тув, хаверим, как вам повезло!..

"Не потеряй его визитную карточку, - сказала Женя, когда автобус исчез за потоком машин. - Вот она - удача! Я же говорила. Все эти скептики будут посрамлены."

"Мама, он не давал папе никаких карточек, - еще смеялась Лена. - Он даже его имени не спросил, и своего не назвал... По-моему, он просто БАЛАМУТ..."

И солнечный мир тотчас окрасился в черные тона.

Зачем? Должна же быть хоть какая-то логика в поступках такого пожилого и солидного человека? Сумасшедший? Не похоже... Тогда - что?.. Поиздеваться? Покрасоваться? Перед кем? С какой целью?

Они снова бежали куда-то, оживленно обсуждая эту новую грань израильской ментальности, которые им постоянно навязывало общество, когда снова услышали русскую речь. Илья вообще не хотел даже останавливаться, но вежливая Женя и любопытная Лена несколько минут говорили с пожилой парой и чуть не насильно подозвали к прохожим обиженного биолога.