Домино - Иселин Херманн

Этот мальчик — мечтатель, слышал он часто. Так бабушка говорила дедушке, после того как его укладывали спать.

Это пройдет. С возрастом это проходит, — пытался утешить ее дедушка.

Но так же, как то, что он витал в своих мыслях, ее раздражало, что ему нужен был час, чтобы сбегать в булочную. Но нельзя же бегать и думать одновременно? Он шел. И думал. О Миледи из «Трех мушкетеров». И когда он мысленно доходил до той сцены, где д’Артаньян уже почти целует ее в полумраке, он начинал идти медленнее, чтобы вскоре совсем остановиться. Но когда наступала следующая сцена, там, где д’Артаньян понимает, что у нее на плече выжжена лилия, он снова ускорял шаг. Быстрее… прочь от этой сцены. Сцены фехтования… там, где он был д’Артаньяном… заставляли его идти медленнее. Они ему очень нравились. В финале он даже вынужден был садиться на обочину, хотя до булочной было еще далеко. Поскольку только он мог фехтовать и правой, и левой рукой, именно он мог повиснуть на люстре и пронестись на ней через зал. Мимо проезжали машины, но он был в другом месте. Он был другим, но направлялся в булочную.

Из этого вырастают. Это пройдет.

Ворота закрываются, и Зефир поворачивает налево, по направлению к Северному вокзалу.

Вы всегда торопитесь! — кричит консьерж ему вслед.

~~~

Когда Эрик просыпается, он обычно идет в кафе. Всегда в одно и то же, ритуалы делают мир надежным. Он сидит и пишет пару часов после газеты и кофе. Он пишет текст от руки. Это позволяет сочинять где угодно. И только после этого он набирает текст на компьютере. Хотя немного комично писать одно и то же два раза. Не обязательно быть столь скрупулезным с такими текстами, как «Свадьба доктора Бедингфилда» и «Обещание капитана Скотера». Но ему это нравится. Нравится сидеть в кафе и быть похожим на писателя. По ночам, когда он дежурит, он не может сидеть за компьютером, но, несмотря на серьезную работу, ему все равно удается что-то написать от руки. Он не знает, сколько рассказов он уже сдал. Когда Эрик достает блокнот — возникает эффект собаки Павлова. Нет: когда Эрик сидит в кафе и достает свой блокнот из кармана, возникает эффект собаки Павлова. Автоматически ему нужно закурить. Нет: автоматически ему нужно закурить Gauloise. Но только одну и всегда только Gauloise и всегда только легкую. Дома он никогда не курит, и на работе, конечно, тоже. Запрет на курение в парижских кафе медленно набирает обороты. Когда из органов здравоохранения пришли с проверкой в «Bouquet du Nord» и спросили, как владелец планирует следовать правилам, Мишель ответил:

Просто. Очень просто. Тех, кто курит Gauloise, мы посадим здесь, — он наверняка сделал соответствующий жест рукой, — а тех, кто курит Virginia — там.

А некурящих, мсье?

Посередине!

Во многих кафе значок зала для некурящих бессмысленно висел в углу и отсылал сам к себе.

Эрик зажигает сигарету одной из мягких спичек, которая должна пережить три неудачные попытки, прежде чем четвертая, наконец, удастся. Это тоже часть ритуала. Он заглядывает на предыдущую страницу, читает, что написал ночью. Он, конечно, легко может закончить рассказ сегодня. Это происходит автоматически.

~~~

Моя мышка дома? Токе в прекрасном расположении духа, когда он по дороге домой забегает к «девчонкам», как он их, к своему собственному сожалению, начал называть про себя. Слово «девчонки» для него какое-то пренебрежительное, такое же, как «глоток воды» (вместо «стакан воды») и «тапочки».

У меня для тебя кое-что есть, Роз. Он достает из кармана мятные леденцы, шоколад и две книги серии «Арлекин». Роз нюхает их.

Ой, они совсем новые. Я видела их в киоске. Как ты догадался, что я их не читала?

Токе пожимает плечами. Мужская интуиция.

Ну-ну, не надо тут из себя строить. Ты знаешь, говорят, что блондинки, которые красятся в темные цвета, приобретают искусственный интеллект.

Иногда она думает быстрее, чем ему кажется. Но, с другой стороны, официантка должна быстро реагировать, иначе она не сможет проработать за барной стойкой больше недели.

Лулу лежит на пледе на полу и явно чем-то недовольна. Маленький ребенок столько всего хочет и так мало всего может. Токе не нужно просить Роз занавесить окна. Неважно, что они делают, — когда он тут, шторы всегда задвинуты. Он смотрит на нее. Роз значительно меньше него и намного ниже женщины, живущей напротив. Она симпатичная. И красные щечки Лулу унаследовала явно не от чужих людей.

Он расстегивает верхнюю пуговицу ее блузки. И следующую.

Нет, Токе, я не могу, когда Лулу не спит. Это… это неправильно.

Что еще за новости? С каких пор она стала такой церемонной?

Дело не в этом, но Лулу — тоже человек, а когда другие смотрят, любовью не занимаются. Нам надо… Нам надо подождать, когда она уснет.

Уснет? Это будет, наверное, около половины одиннадцатого.

Вот тогда и зайди.

Я не могу вечером.

Роз пожимает плечами. Он ведь был в таком хорошем настроении.

Мы можем искупать малышку, предлагает Роз.

Лулу, должно быть, в своей прошлой жизни была дельфином. Она хихикает и похожа на какого-то млекопитающего. Но если их смех распространяется только как эхо, то ее звучит звонко.

Я думаю, что я как-нибудь возьму ее в бассейн, говорит он.

Мы могли бы пойти вместе.

Тишина.

Лулу никогда не мыли волосы шампунем. Токе против. Роз считает, что это странно и, должно быть, неприятно, но делает так, как он говорит.

Я ненавидел, когда мне мыли голову. Это было, как атака, мыло щипало глаза, а мою голову так запрокидывали назад, когда мыло нужно было смывать, что у меня болело горло, и казалось, оно сжималось, потому что мне ну очень надо было поплакать.

Да, но у детей должны быть какие-нибудь детские травмы!

Опять. Она не так глупа, как кажется.

Одно из преимуществ взрослого — то, что можно мыть голову просто горячей водой.

У тебя красивые волосы, Токе.

Да, вот и я о том. Роз, может, если ты приложишь ее к груди после ванны, то она заснет?

Ну-ну! Роз смотрит на него строго. После рождения Лулу она стала менее уступчивой. Это, наверное, неплохо. Во всяком случае, она констатирует, что это так.

Хорошо, тогда мы поиграем в дочки-матери, сдается он.

Давай, нельзя же все время играть в больницу.

28 февраля Эрик не дежурит в клинике. Состояние мадам Флёри настолько улучшилось, что ей уже рассказывают, что у нее была остановка сердца. Но сейчас анализы неплохие, и она чувствует себя хорошо.

Я в состоянии сама это оценить. Пациентка смотрит на врача пронзительным взглядом. Не вы ли меня спасли, мсье?

Нет, это был дежурный ночной смены.

А, тот молоденький?

Нет, это был мсье Эрик, у него сегодня выходной.

Как жаль. Как жаль, повторяет пожилая женщина и засыпает.

~~~

Зефир помнит все даты: дни рождения родителей, бабушек, дедушек, старых школьных друзей. 15 марта — в день смерти Цезаря — на нем всегда черный галстук. Манон считает его полным идиотом. За пятнадцать дней до того, как он достает галстук, он всегда покупает для жены букет анемонов. Это она забавным не считает. Это совершенно естественно, что он помнит день их свадьбы. 28 февраля они всегда ходят ужинать в ресторан, и в этом году он забронировал столик в «L’Orangérie» на острове Святого Людовика. Очень фешенебельным рестораном владеет актер из «Комеди Франсез», открывший это место, чтобы его коллеги могли нормально поесть после работы. Сейчас здесь два меню: утреннее и вечернее. Ресторан настолько эксклюзивен, что в нем только восемь столов, и посетители лишены права выбора. Так бывает в светских кругах. Крайности сходятся. Только самое убогое бистро в жалком провинциальном городе может предложить своим клиентам такое обслуживание. Но на этом сравнение заканчивается. Помещение декорировано бронзовыми бра, бархатными драпированными занавесками и бордовыми скатертями из камчатной ткани. Они начинают с шампанского и с трех маленьких канапе: икра, фуа-гра и пюре из семги. У официантов здесь нет привычки отвлекать посетителей рассказами о кулинарных творениях, которые можно либо увидеть, либо испробовать, либо остаться к ним равнодушными.

Из подачи еды здесь не делают целого представления. Гробовую тишину ресторана нарушает появление Клаудии Кардинале. Всем хорошо известно, что она живет в квартире у причала рядом с Самаритен. Но все-таки! Владелец приветствует диву поцелуем в щеку. Взгляд Манон на Зефира означает: да, это она — ну и что?

Классическая музыка такая же мягкая и невыразительная, как и белые гребешки, которые им подают на закуску. Невидимая рука разливает вино по бокалам с той же изысканностью, какой наделены подаваемые блюда: мясо перепелов в саркофаге, филе-миньон из телятины в лимоне. Разговор приглушен или совсем отсутствует. Заметно большое количество пар среднего возраста, которые приходят сюда демонстрировать совместную жизнь, затвердевшую в тихой и равнодушной тоске. Когда они ужинают в ресторане, Манон и Зефир, тишина между ними не такая кричащая. Они обмениваются мнениями о еде, об интерьере. Слышны разговоры. Негромкие. Единственная парочка, которая говорит друг с другом без умолку, — двое мужчин. Легко увидеть, кто есть кто: молодой с напомаженными гелем волосами — это тот, кто проводит больше времени перед зеркалом, а пожилой мужчина с двойным подбородком — тот, кто платит.