Битва за Курилы - Валерий Павликов

В то, что увидел, было трудно поверить. На краю фриза светилось яркое пятно! Содзи открутил пленку назад и сделал глубокий вдох, старясь разогнать туман, наплывавший на глаза. Справившись с охватившим его волнением, он снова прильнул к экрану.

Он был все еще там – этот непонятно откуда взявшийся свет, таинственно мерцающий на пятисотметровой глубине.

Сбитый с толку, майор встал и прошелся по комнате. Его руки слегка дрожали, он не знал, что с ними делать. Чувствуя себя так, словно его ударили под дых, Накамура подошел к окну и приоткрыл его. Слегка посвежевший от холодного утреннего воздуха Содзи подошел к телефону и набрал номер. Длинный протяжный гудок прозвучал четырежды, прежде чем на другом конце провода сняли трубку.

– Слушаю…

– Господин генерал?..

– Да, кто это?

– Майор Содзи Накамура.

Командир Седьмой глубоководной экспедиции генерал-лейтенант Ямамото не скрывал своего недовольства тем, что его разбудили.

– В чем дело? Какого черта вы звоните мне в такой час?

Содзи вдруг представил, что ждет его в случае ложной тревоги. Но он не колебался.

– При анализе видеозаписи, полученной с «Юнадо-4», я обнаружил нечто подозрительное. Трудно даже представить. Полагаю, вам надо посмотреть самому.

– Ты случайно не хлебнул саке, Содзи?

– Нет, господин генерал. Только немного устал.

– Тем не менее ты полный болван. Догадываешься, что тебя ждет, если ты разбудил меня напрасно?

– Дело слишком важное, чтобы вводить в курс дела кого-либо другого, не пользующегося вашими полномочиями.

– Что, настолько важное, что нельзя оставить до утра? – В голосе генерала звучала издевка.

– Нет, – Содзи сглотнул и откашлялся, прочищая горло, – если вы не отреагируете на мой звонок, мне придется обратиться к генерал-полковнику Минадзи.

Заявление Содзи было встречено ледяным молчанием. Наконец Ямамото сказал:

– С чего вы решили, что глава нацбезопасности в три часа ночи станет слушать непроспавшегося майора? Учтите, хоть вы и зачислены в отряд акванавтов, это еще никогда не поздно исправить.

– Если вы проверите мое личное дело, то убедитесь, что я никогда не давал повода усомниться в своей компетентности.

– Вот как? – Ямамото насторожился и подумал, что, может, все-таки следует выслушать упрямца. – Ладно. Говорите. Так что же случилось такого, что не может подождать до утра?

– Мне кажется, на морском дне в Курильском проливе, – начал Содзи спокойным голосом, – в точке с координатами 147 градусов 27 минут восточной долготы и 43 градуса 51 минута северной широты, есть источник света неизвестного происхождения.

8

Стоя перед обшарпанной дверью подъезда типовой хрущевки в Бутово, Дроздов с интересом осматривал дом с огромными, толщиной в палец, трещинами между панелями.

«Ну и хрущоба, – подумал он, переведя взгляд на дверь. – Вдова академика могла бы позволить себе жилье и получше»

Огромный, мускулистый, с энергичным подбородком и спокойным взглядом серых глаз, бывший майор ГРУ Андрей Викторович Дроздов пользовался уважением не только коллег по частно-разыскной деятельности в своем родном Колпине, но и представителей правоохранительных органов и даже криминальных авторитетов, в среде которых заслужил почетную кличку Дрозд.

Когда-то давным-давно он занимал ответственную должность во внешней разведке. Работал в Анголе, Заире, Афганистане… Теперь же, после катастрофы, превратившей страну в руины, все прежние его действия потеряли смысл: отряды, с которыми он воевал, были давно разбиты, операции, которые разрабатывал, оказались бессмысленными, режимы, которым помогал, канули в вечность.

Он уже не чувствовал себя членом разведывательного сообщества, не чувствовал себя посвященным. Их «монашеский орден» распался, выродился в департамент бездеятельных малооплачиваемых чиновников, которые были не нужны государству и только имитировали какую-то деятельность. Последние несколько лет Дроздов занимался частным предпринимательством и, стараясь в своей работе не отставать от последних достижений в области высоких технологий, никогда не расставался с ноутбуком.

Вот и сейчас маленький серый чемоданчик с оперативной памятью на два гигабайта находился в его огромной руке. Дроздов был в темной кожаной куртке и серых брюках. Единственным его украшением были массивные «Ролекс» на толстом золотом браслете. Он никогда не придавал большого значения своему внешнему виду. Главным делом для него всегда была работа. Его бывшие и нынешние коллеги считали, что он слишком часто погружается в себя, и тогда его лицо становилось застывшим, взгляд устремлялся в одну точку, а движения и жесты замедлялись, словно он внутри включал кнопку автопилота. Все знали, что в такие моменты мозг Дроздова работает над решением важной проблемы и ему лучше не мешать. Среди тех немногих, в ком он нуждался, были в основном коллеги по работе. Вместе с ними он изощрялся в решении интеллектуальных задач – от криминологических проблем до математических головоломок. Единственное, что не принимал его мозг, это глупейшие сканворды и кроссворды, где от человека не требуется ничего, кроме памяти, да и то в ограниченной области модных словечек.

Вдова академика Бармина, Надежда Сергеевна, жила в двухкомнатной квартире на третьем этаже. Как выяснил ранее Дроздов, дочь Ольга с ней не проживала, хотя и была прописана в той же квартире.

Дроздов поднялся на третий этаж и постучал в дверь шестнадцатой квартиры. Женщина – на вид лет сорока пяти – открыла ему. В ее длинных иссиня-черных волосах блестела седина, две почти белые пряди свесились на левый глаз с небольшим шрамом у виска. Некоторое время она настороженно глядела на майора, потом шагнула назад, приглашая войти. На руках у нее сидел пудель. Его выпученные черные глазки злобно осматривали гостя.

Сунув руку за пазуху, Дроздов предъявил удостоверение инспектора ГИБДД.

Слабый проблеск удивления промелькнул у нее на лице.

– Проходите.

– Извините, что потревожил, – сказал он, входя в темную прихожую, заставленную старой мебелью, – но мне надо задать несколько вопросов вашей дочери.

– Ее нет, – она явно встревожилась, – а что случилось?

– Ничего особенного. Она проходит у нас как свидетель ДТП.

– Странно, мне Оля ничего не говорила.

Бармина взглянула на него испуганно еще раз, но, ничего не сказав, спустила пуделя с рук и жестом пригласила пройти в небольшую, скромно обставленную гостиную.

– Чай будете? – спросила и, не ожидая ответа, загремела посудой на кухне.

Дроздов присел на деревянный стул, затрещавший под ним, как старый парусник под порывом ветра. В комнате стояли старомодный полированный сервант, два кресла и стол, накрытый потертой скатертью. Судя по обстановке, вдова ученого жила небогато. Дроздов подумал об академике. Каким фанатически увлеченным своей идеей человеком надо быть, чтобы ради претворения ее в жизнь бросить семью? Но стоят ли все достижения под водой, вместе взятые, одной сединки в волосах этой еще нестарой женщины?

Через несколько минут Бармина внесла на подносе чашку горячего чая и сахарницу с серебряной ложечкой. Сделав из вежливости один глоток, Дроздов поставил чашку на стол.

– Где сейчас Ольга?

– Она фактически не живет со мной, – ответила вдова. – Так, иногда позванивает… В основном чтобы сообщить, что все в порядке.

– А вы знаете номер ее мобильного телефона?

– Где-то должен быть… – Бармина стала листать блокнот, лежащий на столе. Набрав названный ею номер и услышав традиционное: «Абонент недоступен», Дроздов решил зайти с другого конца.

– Поймите, Надежда Сергеевна, дело серьезное. Погиб человек, а Ольга видела, как это произошло. Мы не остановимся, пока не найдем ее.

Покачав головой, женщина уставилась в свою чашку.

– Оля не считает нужным ставить меня в известность о своих делах. Говорит, это ее жизнь. – Рука у вдовы слегка дрожала, когда она поднесла чашку ко рту.

– У вас есть ее фотография?

Рыжая, с огромными зелеными глазами девушка смотрела на Дроздова со снимка, который Надежда Сергеевна вынесла из соседней комнаты.

– Скажите, где бывает Ольга? – спросил Дроздов. – Мне нужно собрать как можно больше сведений о ней.

– Что рассказывать? – В глазах Барминой не было ничего, кроме желания помочь. Она тревожилась о дочери, это было очевидно, но она знала мало, а возможно, и ничего.

– Кто ее друзья?

– Разве она скажет? – беспомощно развела женщина руками. – Понимаете, я воспитывала ее одна, и в результате дочь выросла слишком самостоятельной. Слишком… Даже иногда упрекала меня в том, что я осталась одна и не вышла снова замуж. Как будто я виновата в этом!.. Мне жалко ее, а еще больше жалко себя. В последнее время Оля очень изменилась…

Голос ее прервался, лицо скривилось, женщина словно собиралась заплакать.