За жизнь мира - Александр Шмеман

Больше же всего игнорируется здесь небесная сущность Евхаристии, совершение ее восхождением «на небо» — увы, все развитие сакраментального богословия — западного в своих источниках, но усвоенного в »темные века» и православным Востоком, пошло по пути не вертикального, а горизонтального определения таинств, применения к святейшей тайне Евхаристии категорий и понятий «мира сего».

Что касается православных, то, несмотря на все их, de facto уступки западному богословию, они никогда нe перестали утверждать главное, а именно — что преложение (метаволи) хлеба и вина за Литургией в Тело и Кровь Христовы совершается Духом Святым, как исполнение эпиклезы, призывания, обращенного к Отцу, чтобы Он ниспослал Духа Своего на «ны и на нежащие дары»:

«Тебе призывом. Свете Святых,Благоволением Твоея благости придтиДуху Твоему Святому на ны и на предлежащия дары сия,И благословити я, освятити и показати Хлеб сей ... самое честное Тело...Чашу же сию — самую честную Кровь Иисуса Христа»

Но, сохранив это изначальное учение, православные зачастую сами не понимают его смысла и толкуют «эпиклезу» как православную «тайносовершительную формулу» отделенную от католической («слова установления») не минутами даже, а секундами. Но суть эпиклезы не в том, что она «заменяет» один «причинный ряд», одну «каузальность» другой, а в том, что в этом исповедании Св. Духа она отстаивает то эсхатологическое, вертикальное измерение Евхаристии, которое, как я старался показать на этих страницах, и составляет ее сущность. Пришествие Духа Св. — это всегда пришествие, откровение и явление Царства Божьего, это всегда начало «будущего века», это всегда причастие «небу». Быть «в Духе» — это значит быть «на небе», ибо само Царство Божие «есть мир, радость и праведность в Духе Святом» (Рим. 14,17). В Евхаристии — и это почти никогда не принимают во внимание комментаторы — Дух Святой сходит на нас и на дары: на Церковь и на ее приношение, претворяя саму Церковь в Тело Христово и Храм Св. Духа... т.о., если преложенне Св. Даров совершается всем священнодействием, всей Божественной Литургией, то являет, «показывает», .дарует» его нам Дух Святой...

Теперь Таинство исполнено. И об исполнении его свидетельствует, прежде всего, завершающее молитву Благодарения ходатайство: моление о Церкви, моление о мире, моление «о всех и за все». Академическое богословие ничего об этом ходатайстве не говорит. По их объяснению, преложение Даров совершается для «причастников», для их индивидуального «освящения», но не то говорит евхаристическая молитва: сразу после освящения Даров мы слышим следующее:

«Нас же всех,От единого хлеба и чаши причащающихся,Соедини друг ко другу, во единого Духа Святого причастие...»

и затем поминовение, начинающееся с Божьей Матери и святых и распространяемое на всю Церковь, на всех людей, на все творение. И нет лучшего доказательства ущербности современного подхода, в котором Евхаристия, вернее назначение и цель ее «сведены» к индивидуальному «причащению». Ибо причащаемся мы Христу и это значит — принимаем в себя Его жизнь, Его любовь, Его «служение». А про Него сказано, что Он «всегда жив, чтобы ходатайствовать за всех» приходящих через Него к Богу (Евр. 7 : 25). Поэтому ходатайство составляет первое и основоположное служение Церкви в «мире сем» и само содержание Таинства. Причастие подается нам как сила любить мир любовью Христовой, чтобы «быть как Он».

И второе: цель причастия, его сущность, определяется в молитве благодарения как «во единого Духа причастие», как исполнение того, что обещано в начальном благословлении — «благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога и Отца, и причастие Святого Духа» (по-гречески употреблено слово кинония, т.е. общение) . Св. Дух соединяет в любви, восстанавливает жизнь как общение. Общение с Богом и в Нем со всеми святыми, с Церковью торжествующей и православной, но также и с усопшими и со всеми людьми, со всем миром.

Поэтому ходатайство, завершающее молитву Благодарения и есть подлинное приуготовление к причастию или, по-другому, оно и есть начало причастия, ибо вхождение в то единство, в то общение и любовь, которое исполняется в нас причастием Телу и Крови Христовым.

Никто и никогда не был .достоин» принять причастие, никто и никогда «не заслужил» его, не был «готов» к нему. «Един Свят», только один — сам Христос — свят... Причастие есть Дар, дар Божией любви и заботы... и потому подлинной подготовкой к причастию является не «проверка своей готовности», а уразумение своей «неготовности». Причастие принимается в смирении и послушании, и главное — в простоте сердца. «Понеже Ты хочеши жити во Мне, дерзая приступаю...» Насколько же это «духовнее», чем тот «отказ от причастия» по причине «неготовности», что восторжествовал в Церкви и сделал большинство литургий — Евхаристией без причастников...

Евхаристия исполнена и наступит время «возвращения в мир». С миром изыдем — говорит предстоятель. Как бы ни было нам «хорошо здесь быть», мы не можем оставаться «на небе». Мы посылаемся обратно в мир — и в нем наше служение, наше свидетельство, наша забота... Но мы «видели свет истинный, мы приняли Духа небесного» и свидетельство наше в мире от виденного, от принятого, от совершившегося в нас. И в этом — начало нашей миссии. О ней — в следующих главах...

Время

»Время сотворити Господеви»

Покидая храм после воскресной Евхаристии, мы возвращаемся во время и с него начинается то освящение мира и жизни, таинством, даром которого является Евхаристия. Время есть, действительно, образ мира и жизни, образ их, как жизни, но также и смерти, конечного распада и исчезновения.-. Время, с одной стороны, как будто обещает рост, возможность развития, творчества, восхождения, и оно же — с другой стороны, все обрекает на смерть, все делает бессмысленным. ,,Смерть и время царят на земле» и «после глупой жизни приходит глупая смерть» (Л. Н. Толстой). Время трагично, ибо в нем, в сущности, нет настоящего, а только безостановочное претворение будущего — «еще не существующего» — в уже исчезающее прошлое, в смерть - Философам всех времен всегда была знакома эта ,,проблема времени», ее всегда старалась, так или иначе, разрешить человеческая мысль, а также человеческая религия. В нашу задачу, однако, не входит предложить еще один трактат о времени. Мы хотели бы кратко передать здесь христианский опыт времени, как он дан был верующим изначально и каким он, и по сей день, даруется Церковью. Ибо и здесь, по отношению к времени, Церковь предлагает не решение философской или богословской «проблемы», а именно дар. И дар этот становится «решением проблемы» только если принимается так же свободно и радостно, как он даруется. Или — по другому — такова радость этого дара, что ненужной становится сама «проблема»...

Чтобы понять сущность этого дара, нужно снова обратиться к литургии, снова попытаться расшифровать забытый язык ее. Действительно, в наши дни никого, за исключением единиц, не интересует то, что в прошлом так живо волновало христиан, например, праздники и их «годичный круг», суточные богослужения, т.е. все то, что «раскрывает» отношение самой Церкви к времени. Не говоря уже о простых мирянах, даже пастыри и богословы нередко утверждают, что наша «символика» устарела, оказалась несостоятельной, что у нас есть задачи посерьезней и было бы смехотворно разрешать их, относя, скажем, к Пасхе, Пятидесятнице, или, просто, к празднованию воскресного дня.

Но так ли это? Может быть несостоятельность их объясняется тем. что сами христиане перестали понимать подлинную их природу и тогда они и впрямь превратились в архаические и непонятные «символы». И, что еще важнее, не потому ли сами верующие перестали понимать эти «символы», что решили они, что религия не имеет отношения ко времени, ибо она есть спасение и бегство от времени, а не преображение его.

Мы должны понять, что не в том главная трагедия, что христианство пошло на недолжный компромисс с «миром сим», а в том, что «спиритуализировав» себя, оно превратилось в «одну из религий», обслуживающих людей и их .духовные нужды», тогда как вошло оно в «мир сей» как победное благовестие Царства Божьего, разрушения смерти и спасения, созданного Богом мира. Как и другие «спиритуалистические» религии, христианство сосредоточило все внимание свое на «душе», противопоставив ее «телу». Христиане впали в соблазн вообще отвергнуть и игнорировать время, но, тем самым, они отдали время во власть утопий, идеологий, веры в нескончаемый «прогресс» и в конечное торжество «земного счастья...». «Спиритуализация» христианства и есть, поэтому источник «секуляризации» мира, его жизни, его культуры, его, как говорят теперь, ценностей. Христиане стали утверждать, что раз Царство Божие — «не от мира сего», то время «мира сего» вообще не представляет религиозного интереса и что .духовная жизнь» состоит в уходе из него. И своего они добились. Они порвали со временем, предварительно наполнив его «христианскими символами» и теперь сами не знают, что делать с ним: действительно, невозможно, как говорят в Америке, «вернуть Христа в праздник Рождества Христова (действительно ставший «коммерческой», самой что ни на есть «материальной» вершиной года), если Он не «искупил», т.е. не наполнил смыслом само время.