Девушка из города башмачников - Эдуард Анатольевич Хруцкий

не осталось и следа. Ноги ватные, непослушные руки и тошнота.

Она опустилась на пенек, уронила винтовку. Неужели это она, Зина, только что убила человека? Она уже забыла слово «враг», «фашист». Перед глазами только слипшиеся от крови светлые волосы.

За спиной затрещали кусты. На поляну выскочил один из бойцов.

— Готов? Молодец, девка! Что ты? Жалко, что ли? Здесь жалеть нечего: или ты его, или он тебя. Это с непривычки. Пройдет! Я, когда в тридцатом на границе первого хлопнул, не делю жрать не мог. Пройдет, Зина. Война ведь.

Он наклонился над убитым, обшарил карманы, снял планшет, пояс с пистолетом.

— Пошли, Зина, домой пора, а от голода живот сводит.

Зина изумленно смотрела на этого уже немолодого человека. Ведь только что был бой. Трудный, очень трудный. Только что он смотрел в глаза смерти. И надо же: думает об обеде.

Утром следующего дня батальон вновь выстроился на плацу.

— Товарищи, — комбат подошел почти вплотную к строю, — мы выполнили свою задачу. Вражеский десант уничтожен. Бойцы батальона вели себя мужественно. От лица командования объявляю благодарность.

— Служим Советскому Союзу!

— Боец Галицына, выйти из строя.

Зина отпечатала три шага и повернулась лицом к батальону.

Романов и Колосов подошли к ней.

— Боец Галицына, за проявленную храбрость командование награждает тебя вот этим трофейным пистолетом. — К Зине подошел Колосов и протянул ей маленький «вальтер» в лакированной кобуре.

Шли дни, похожие друг на друга, как винтовочные патроны.

Караулы у складов и на станции, проверка документов, патрулирование. А фронт все ближе и ближе подходил к Москве. Все больше и больше раненых привозили в Талдом. Под госпитали заняли клуб, школы, местную больницу. Город опустел, остались одни женщины. И сводки с каждым днем все хуже и хуже.

Шли дни. Горькие, трудные. Дни первого года войны.

Зина только что сменилась с поста. Отогревалась у печки в караульном помещении. Можно поспать целых два часа. Лечь на жесткий топчан, укрыться шинелью и спать целых два часа.

— Галицына, — вошел начальник караула, — срочно в райком партии к первому секретарю.

— Меня, к Михайлову?

— Тебя, тебя. Давай бегом!

В кабинете первого секретаря сидел светловолосый старший политрук.

— Товарищ Галицына? — поднялся он навстречу Зине. — Садитесь, пожалуйста.

Зина осторожно присела на краешек стула.

— Вас, кажется, Зиной зовут?

— Да.

— А меня Сергей Иванович, Сергей Иванович Емельянов. Да что это вы на краешек уселись? Вы поудобнее располагайтесь, шинель снимите. Давайте я вам помогу. Вот и хорошо. Значит, вам девятнадцать лет?

— В августе исполнилось.

— Мне тут о вас говорили много хорошего. Смелая девушка. Не страшно было в лесу-то тогда?

Зина никак не могла понять, что хочет от нее старший политрук. А вдруг он проверяющий из Москвы: говорили же, что скоро всех девушек из батальона заберут в тыловые госпитали.

— Если вы меня из батальона хотите забрать, товарищ старший политрук, то я не согласна. Я на фронт просилась, не пустили, а в госпиталь не поеду.

— Ну зачем же так, я вас в госпиталь не приглашаю. Вы мне о себе расскажите, только подробнее.

— А что говорить? Говорить-то нечего. Училась, пионервожатой была, купалась в Дубне, книжки читала. Потом война.

Емельянов слушал ее внимательно, только иногда задавал самые неожиданные вопросы: «Умеете ли вы ездить на велосипеде, управлять машиной? Занимались ли спортом? Кто любимый писатель?»

Постепенно скованность первых минут пропала.

Зина свободно, даже весело отвечала на вопросы своего собеседника.

— То, о чем я хочу поговорить с вами, Зина, должно быть тайной даже для ваших родителей. Комсомол хочет доверить вам очень важную и не менее опасную работу. Работу в тылу…

— В госпиталь, товарищ…

— Не перебивайте, в тылу врага. Подумайте, вы можете отказаться, мы берем только добровольцев.

Емельянов замолчал, достал папиросу. Молчала и Зина.

Работать в тылу! Значит, партизанкой! Сразу же вспомнились выпуски «Боевых киносборников».

— Я согласна.

— Вы хорошо подумали?

— Да.

— Помните, что для всех вы уезжаете в Ташкент, работать в госпитале.

— Хорошо.

— Сбор завтра в семь утра у райкома.

А город был таким же маленьким и грустным, словно ссутулившимся под осенним дождем. И небо было таким же. Серым было небо и по-осеннему неуютным. Все оставалось на местах, только в этот день резко менялась ее жизнь. Прошлое оставалось на этих улицах, залитых дождем, а будущее… Но об этом она не знала.

Рано утром выехала из Талдома старенькая полуторка. В кузове, тесно прижавшись друг к другу, накрывшись брезентом, сидели Зина Галицына, Клава Тишина, Тоня Большакова и Клава Комолова.

— Прощай, Талдом, прощайте, знакомые с детства улицы, прощай, Дубна. Свидимся ли когда-нибудь?

Старенький грузовик увозил их на запад.

«Ночь», которая не наступила

Так мы и уехали. — Клавдия Ивановна наливает стакан воды.

— А дальше что?

Но дальше она не знает. Их привезли в Москву и направили в разные части. Емельянов забрал с собой Зину на Калининский фронт. Клавдия Ивановна попала туда через неделю после смерти Зины. Потом ее ранило, и она уехала в Талдом. Ничего она не знала и о Емельянове.

Я не стал расспрашивать Клавдию Ивановну о заданиях, которые выполняла Зина. Она о них наверняка не знала. Прочитать о Зининых делах можно было лишь в документах с грифом «секретно», рассказать о них мог лишь один человек — Емельянов. Без Емельянова поиск был мертв. Не было главного- деталей. Даже если бы мне посчастливилось найти документы разведотдела Калининского фронта, они ничего не рассказали бы. Мне, непосвященному человеку, невозможно разобраться в закодированных сводках и полузашифрованных донесениях.

Емельянов был необходим. Только он сумел бы досказать конец этой повести, дорисовать портрет Зины Галициной.

Я знал его фамилию, имя, отчество, знал звание старший политрук. Оставалось только одно — писать письмо в управление кадров Главного политуправления Советской Армии.

Ответ пришел неожиданно быстро. С поистине военной лаконичностью мне сообщили, что бывший старший политрук Емельянов в кадрах Главуправления не числится, нет его и в списках погибших. На письме стояла фамилия сотрудника управления кадров, наводившего справку. Я разыскал его по телефону. Меня очень внимательно выслушали.

— История действительно необычная. — Мой собеседник помолчал с минуту. — Не отчаивайтесь. Помните, в 1943 году был ликвидирован институт военных комиссаров? Мне думается, что Емельянов из старших политруков переаттестован в капитаны. Я вам советую обратиться к начальнику военно-научного управления Министерства обороны генералу Платонову. Он вам непременно поможет.

Через несколько дней меня принял генерал Платонов. Он с большим интересом отнесся к моим поискам.

— Вам нужно поработать в нашем архиве. Одному вам будет трудно. Я вам дам в