Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отошли дальше на восток. Бои были тяжелые, кому как посчастливилось, а меня неподалеку от шоссе Барановичи — Минск ранило. Охраняли опушку леса с левой стороны, где развилка дорог шла. Нельзя пропускать противника. Так как воскресеньем было дело, мы сперва рассчитывали, что враг не пойдет, а отдыхать станет.
Наивные, молодые совсем. Немцы так и наперли с силой. Первую атаку пехоты отбили, хотя канонада была хороша, и пулеметы, и минометы повсюду били. А потом вторая волна через час пошла. И в это время осколками меня ранило в ногу и руку, голову пробило. Без памяти лежал. Оказывается, как мне позже рассказывали, немцы овладели нашими позициями, но этот рубеж был очень важен, поэтому красноармейцы перешли в контратаку. Врага выбили, командир полка прибыл в штаб батальона, который находился в семистах метрах от передовой. Меня же вынесли с поля боя санитары. Один из них, еврейчик, говорил, что хотели уже в убитые записать, но нащупали пульс. Счастливчиком оказался. Многие из товарищей там в земле остались. Как говаривал ротный после первых боев: «Если после немецкой атаки полвзвода осталось в живых, значит, уже хорошо отвоевали, а если два-три человека, то не повезло нам, больше противника не удержать».
Переночевал при штабе батальона, на следующее утро командир полка выехал в тыл на «полуторке» ГАЗ-АА, с ним в качестве сопровождения двигалась танкетка. Я к тому времени в себя уже пришел после контузии и страшно радовался, когда увидел эту танкетку, хотя по сравнению с Т-34 она казалась бы игрушкой. Комполка привез меня прямо в санчасть и поехал дальше по своим делам.
Интервью и лит. обработка — Ю. Трифонов
Вершинин Николай Петрович
До июня 1941 года мы спокойно учились. У нас были учебные легкие танки Т-26 и БТ-7. Как нам объясняли инструкторы, БТ-7, как более скоростной, предназначался для ведения разведки, а Т-26 считался основным танком. Причем первый мы учили мало, в основном занимались материальной частью Т-26. Чувствовалось тогда, что война все-таки будет, но никто ничего не объявлял.
Летом 1941-го часть курсантов, в том числе и меня, направили в летние лагеря под Харьковом, расположились у рощи в районе какого-то села. Занимались в строгом соответствии с уставами. 22 июня 1941 года я как раз стоял на посту. Была моя очередь. Оставалось еще больше часа до смены, когда сообщили о начале Великой Отечественной войны. Ну что же, как говорится, встретил первый день с оружием в руках. Затем с постов нас поснимали, какое-то время болтались без дела, и 26 июня на базе летнего лагеря нашего училища началось формирование сводного танкового батальона для фронта, которому передали учебные танки. Куда собираются отправить, ничего не говорили, все было под секретом.
Я попал в роту танков Т-26 башенным стрелком. При этом мы все продолжали считаться курсантами. Дней пять проходило сколачивание экипажей, но не столько занимались, сколько получали новенькую форму, ведь до этого учились в старых, изношенных и застиранных буквально до дыр комбинезонах. Выдали даже спецодежду, состоявшую из черной куртки и брюк. Получили и оружие: каждому члену экипажа вручили по нагану. Посадили 2 или 3 июля 1941 года в эшелон на близлежащей станции и повезли в Белоруссию. Катали целую неделю, сначала в одном направлении, потом в другом. Немцы быстро продвигались, все время фронт отступал, и не знали, куда нас бросить. Высадились в районе Могилева, вошли в состав 99-го танкового полка 50-й танковой дивизии 25-го механизированного корпуса. Наш танк зачислили в 1-й взвод 5-й роты. Пошли своим ходом к рубежу атаки. Остановились у небольшого села. Впереди располагалась небольшая роща, в Белоруссии холмистая местность, получилось так, что перед нами на пути к роще лежала котловина, засеянная гречихой. Само по себе поле небольшое, в белорусской земле поля можно шапкой закрыть, но пройти его надо по открытой местности под артогнем. Командир объяснил, что нужно во что бы то ни стало занять рощу, потому что рядом с ней проходила проселочная дорога (в Белоруссии тогда асфальтированных путей я практически не видел, разве что в городах), и нам нужно отрезать продвижение по ней немецких подкреплений.
Пошли в наступление. Как обычно в первые дни войны, вначале решили пустить пехоту. Знаете, так как я прошел на передовой практически всю войну, то могу сказать: воевали летом 1941-го плохо, никуда не годно. Сначала бросали на пулеметы и пушки пехоту, только потом танки пускали. Ну что же, пехота заняла рощу, но тут немцы спокойно охватили стрелков с флангов, и почти весь атаковавший полк пулеметным огнем перебили. Нас бросили в бой тогда, когда противник уже вернул себе позиции. В первой же атаке мой танк был подбит: попали под сильный огонь противотанковой артиллерии. К счастью, спаслись всем экипажем, хотя танк Т-26 быстро загорелся из-за бензинового двигателя. На что еще я обратил внимание: немцы специально били по моторной части танков, чтобы бензиновый двигатель загорелся. Да еще и наш механик-водитель из-за малого опыта вождения подвернул зад Т-26 прямо на линию огня артиллерии, и танк тут же получил фугасный снаряд. Так что мы остались танкистами без танка.
Но нужно было все-таки немца выбить из рощи. С помощью подоспевших танков Т-34 заняли ее. После боя и мы подошли туда. Там практически не было никаких оборонительных сооружений, только оросительные канавы. Так что перерезали дорогу наступающим немецким войскам, но большой ценой. Нас, танкистов и артиллеристов, что выжили в бою и могли держать оружие в руках, мобилизовали для пополнения пехоты. Отправили в сводный отряд, созданный на базе разбитого стрелкового полка. Тогда я впервые увидел, чего стоит один день на передовой: при построении оказалось, что от полнокровного стрелкового полка осталась неполная рота. Остальные или убиты, или ранены. И сейчас слезы наворачиваются на глазах, как вспомню, сколько молодых ребят погибло из-за того, что мы не умели воевать. Пока возились с формировкой, оказалось, что противник начал охватывать наши войска, и пришлось отступать. Так что рощей мы владели с вечера до утра.
Меня направили в пешую разведку, в сводный разведвзвод, который просуществовал около месяца. По ночам ходили за «языком». Я тоже ходил, но меня определили не в группу захвата, а в группу прикрытия, потому что не учился рукопашному бою или умению брать бесшумно
