Годы — не птица - Николай Алексеевич Фомичев

— Да что ты с них возьмешь? Они, городские, все как есть выгибули.

Институтские сбегу в речку падают, ногами брыкают, брызжутся, орут, как ребятишки. Захар Кузьмич, усмотрев, что двое парней к стрежню плывут, сказал старшому:

— Река у нас водоворотная, быстрая. Пусть остерегутся.

Тот загаркал в ладони, сложенные рупором:

— Товарищи, предупреждаю: на реке водовороты. Кто там на середину гребет?! Сейчас же вернитесь!

— Ну, я в контору, — сказал ему Захар Кузьмич. — Вон, вторая от угла пятистенка. В интернат буду звонить насчет размещения людей.

На улице встретился Захару Кузьмичу Ленька, внук бабки Анны. Трусит Ленька в линялой майке, а штаны, хоть и съерзнули ниже пупа, а до щиколок все ж далеко не хватают.

«Гляди чё вымахал, — удивился Захар Кузьмич. — В покойника отца долготье растет… Сколько же ему? Годов десять?»

— Здорово, дядя Захар, — крикнул Леньки.

— Здорово, здорово. Постой-ка, голова.

Ленька приостановился.

— Что мать-то? Все в больнице?

— В больнице, дядь Захар. Доктор говорит, к уборочной выпустит.

— А ты что же… Заработал бы чего, матери на гостинец.

— Да где заробишь?

— А хоть бы на свекле. Такие же хлопцы, с того вон берега, по трешнице в день зашибают.

— Будто?

— Иль я врать буду? Знаешь, где поле-то свекольное?

— А то…

— Вот… Садись сейчас на попутную и пошел. А завтра не проспи: в семь часов машина пойдет. И приятелей своих зови.

— Ладно. — Ленька мотнул головой, дальше потрусил.

— Куда же ты, голова? — крикнул Захар Кузьмич.

Ленька не обернулся:

— Я, дядь Захар, городских только гляну…

В конторе, в горнице, бухгалтерша Маша в бумажках копается. Напротив ее — локти растянул по столу — кладовщик Яков зевает.

— Как с машинами? Люди вовремя уехали? — кинул ему с порога управляющий.

Яков отзевался, принял локти, ответил не спеша:

— Нынче по заявке, полностью дали. В восьмом часу всех отправили.

Проходя мимо Маши, Захар Кузьмич поздоровался.

В бесфорточном кабинете все еще утрешний дым висит. Телефонная трубка аж и та провоняла дымом. Позвонил в интернат, договорился насчет институтских, закурил, кликнул Якова.

Тот не сразу прихромал. Сел в угол, на лавку, из тени отозвался:

— Чё, Захар Кузьмич?

— Сколько у тебя лопат на складе?

— Ни одной.

— Как так ни одной?

— Так. На центральном нет, а я где возьму?

— А пилы, топоры?

— Два топора есть, без черенков, а пил мы сроду не получали.

— Ты сознайся, голова, когда последний раз на центральном складе был?

— А чё мне сознаваться — вчера… Да считай дня не пройдет, чтоб я не был там. А то в день и по два раза бегаешь…

Солнце светит из окна как раз на Захара Кузьмича, а Якова лицо плохо видно в дымном углу, — не поймешь, врет ли, правду ли говорит.

— Да-а… Плохо, голова, дело. Плохие мы с тобой хозяева.

— Отколь же нам взять-то, Захар Кузьмич? — Яков тихо говорит, как всегда.

— Ладно. Завтра к утру полтора десятка лопат, десяток топоров насаженных и две поперечных пилы чтоб готовы были. Городских нам на постройку клунь дали, понял?

— Понять-то понял. Да только где возьмешь? Своровать?

«Эх, кадры, кадры!.. Ничем его не проймешь. А ведь знает и как инструмент на складе уловить и где его теперь взять, — все знает, время только, зануда, тянет»… Захар Кузьмич три года с ним мается, с тех самых пор, как Якова с агрономов турнули за безграмотность. Давно бы надо какую-нибудь хозяйскую бабу поставить кладовщиком, да его-то, калеку хромого, куда? В сторожа? В партком побежит…

— Вот что: бери деньги и езжай в рабкооп.

— И чего зря говорите? — пожал плечами Яков. — Знаете же, что запрещено за наличные…

— Маша! — крикнул Захар Кузьмич.

Та уж в дверях.

— Деньги есть в кассе?

— Есть.

— Яков, сколько тебе надо?

— Мне нисколь не надо…

— На инструмент, говорю, сколько надо?!

— Гм… инструмент. Считайте сами: топор семьдесят шесть копеек, да пилы, кажись, по два двадцать, да лопаты копеек по сорок… Та-ак. — Голову пригнул, подумал. — В общем, рублей двадцать пять.

— Выпиши ему двадцать пять рублей, Маша.

— Я выпишу, Захар Кузьмич. — Маша по привычке начала косу крутить. — Только ведь за наличный расчет разрешено разовое приобретение на сумму не свыше пяти рублей. Вы же знаете. — И откинула косу за спину.

— Не в первый, не в последний, Маша. — Захар Кузьмич затянулся шибко и закашлялся. — Яков, попросишь в рабкоопе счета выписать по пять рублей разными числами. Понял?

— Да я давно понял. Только ответственность с себя сымаю. Вот при свидетеле. — И захромал вслед за свидетелем.

— Снимай, снимай, только дело поскорей делай… Погоди-ка, — остановил его в дверях, — а постелей у тебя на всех хватит?

— Хватит, — буркнул себе в плечо Яков и закрыл дверь.

Захар Кузьмич стал прикидывать, кому дать квартирантов:

«Не забыть бабку Анну. Хоть не велики квартирные деньги, бабке же и тех взять негде. Да квартиранты-то и молока, яиц, зелени купят, а когда и угостят чем — все помога старой. А то, смотришь, и обрезков припасут на стройке… Хороших бы мужиков впустить к Ольге-разведенке. Мается с двумя ребятишками баба, в поле весь день, а дом сирота: и плетень завалился, и крыша течет, с улицы видно — проржавые листы задрались».

В окно увидел: входит во двор «босая голова» с институтским парнем. Вышел к ним.

Парень — крупный, шея как у доброго бычка, грудь бугристая под футболкой. Волосом бел, простолиц, глаза же, однако, щурые. С хитриной парень.

Снизу на него глянув, старшой шевельнул бровями:

— Вот он, наш бригадир, Валентин Андреевич. По профессии как раз инженер-конструктор. Прошу, так сказать, любить и жаловать.

— Можно проще: Валентин, — улыбнулся парень всем лицом.

— Валентин так Валентин. Будем знакомы, — и хлопнулись по ладоням. У одного сухая, корявая, у другого мягкая, но крепкая.

— Людей можете в интернат везти, я договорился, — сказал старшому Захар Кузьмич. — Койки там есть, а постели у нас на складе. Вон мазанка небеленая напротив. Сейчас и получить надо, а то кладовщик за инструментом уедет.

— Ага. Понятно…

— А строительную бригаду мы уж с Валентином сами разместим, поблизости.

— Конечно, сами устроимся. Не маленькие, — сказал Валентин.

— И наряд с ним составим…

— Да, да, наряды — это главное, — потряс головой старшой и заспешил к столовой.

— Чего это он без шляпы-то? — спросил Захар Кузьмич.

— А бог его знает. Нарочно хочет, наверно, лысину подкоптить. Красивее так.

— Он кем же у вас в институте?

— Заведует издательским отделом. Наши труды редактирует.

— Вон как! Ну пошли, Валентин. Вон в ту, возле столовой, избу заглянем.

Управляющий сказал «изба», а какая там изба… избенка! И малостью избенка и своей древностью.