Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного - Ирина Черепанова

Постижение сущности человека, его сознания, души, смысла существования также производилось в соотношении с проблемами воздействия языка: «Каждая серьезная философская концепция со­пряжена со своим особым, только ей присущим, языком. Отчетливо разными вырисовываются перед нами языки философий Канта, Гегеля, Ницше, Гуссерля, Витгенштейна, Хайдеггера. Серьезные философски ориентированные разделы науки — квантовая механика,  теория относительности — это также построения, обладающие своими собственными языками. ...Разные религиозные системы ока­зываются порожденными разными языками. Разные языки облада­ют разной выразительной силой. Но измерять выразительную силу языка мы не умеем. И важнее, может быть, даже другое — одни языки навсегда остаются эзотерическими (эзотеризм здесь гаранти­руется трудностью восприятия), другие становятся mass media». Философ, по мнению В. В. Налимова, это тот, кто владеет всей полифонией философских языков. А посколь­ку философы пытались объяснить мир, им приходилось, наряду с лингвистами, постигать и тайны языка.

В статье Д. Мосса и Э. Кинга, посвящен­ной экзистенциально-феноменологическому подходу к пониманию сознания, утверждается: «Человек лингвизирует свой мир, и лингвизация в этом смысле есть творческий процесс. Человек живет в ми­ре, пересотворяемом непрерывно с помощью его собственного язы­ка. Более всего центральные места и моменты в его мире оказываются обозначенными собственными именами. Наша откры­тость миру не просто структурируется языком, но также трансфор­мируется с его помощью».

Л. Витгенштейн в своем логико-философском трактате утвер­ждает: «5.6. Границы моего языка означают границы моего мира. ...4002. Человек обладает способностью строить язык, в котором можно выразить любой смысл, не имея представления о том, что означает каждое слово — так же, как люди говорят, не зная, как образовались отдельные звуки».

Х. Г. Гадамер — современный немецкий герменевтик считает, что «принцип герменевтики просто означает, что мы должны ста­раться понять все, что можно понять. Именно это я имел в виду, когда говорил: „Бытие, которое можно понять, — это язык“». И далее: «Сегодня наука и присущий человеку опыт о мире встречается при решении философской проблемы языка».

Вплотную подошли к осознанию проблемы языковой суггестии также нейрофизиологи и психобиологи.

Так, биоантрополог М. Коннер в конце книги «Спутанное кры­ло. Биологические ограничения человеческого духа» пишет: «мы хотим снова ощутить человеческую душу как душу, а не как биоэлектрический гул; человеческую волю как волю, а не как громадную волну гормонов; человеческое сердце не как волокни­стый влажный насос, а как метафорический орган понимания. Мы не нуждаемся в том, чтобы верить в них как в метафизические сущ­ности — они реальны, как тело и кровь, из которых они сделаны. Мы должны верить в них как в сущности; не как в анализируемые фрагменты, а как целое, сделавшееся реальным в нашем созерцании их, с помощью слов, которые мы употребляем, говоря о них, с по­мощью способа, которым мы обращаем их в речь... Для нас, со всем нашим спотыканием и среди нашего ужасного смущения, надо по­пробовать освободить спутанное крыло».

Следует упомянуть также статью П. Д. Мак-Лина «Воля к вла­сти, уходящая корнями в мозг», в которой говорит­ся о влиянии биологической предыстории человека на его устрем­ленность к власти.

Предвосхитил труды этих ученых Б. Ф. Поршнев, попытавший­ся соединить новейшие открытия в области археологии, антрополо­гии, лингвистики для объяснения глубоких эволюционных слоев в психике, мышлении, языке современного человека.

Раскрывая действие механизма суггестии, Б. Ф. Поршнев по су­ти присоединяется к концепции социального происхождения выс­ших психологических функций человека, развитой известным со­ветским психологом Л. С. Выготским применительно к психичес­кому развитию ребенка. Со­гласно Выготскому, все высшие психические функции суть интериоризованные социальные отношения: человек и наедине с собой сохраняет функции общения.

По мнению Б. Ф. Поршнева, зарождение второй сигнальной системы и появление языка напрямую связано с явлением суггестии: «Вначале, в истоке, вторая сигнальная система находилась к первой сигнальной системе в полном функциональном биологическом ан­тагонизме. Перед нашим умственным взором отнюдь не „добрые Дикари“, которые добровольно подавляют в себе вожделения и по­требности для блага другого: они обращаются друг к другу средст­вами инфлюации, к каковым принадлежит и суггестия, для того чтобы подавлять у другого биологически полезную тому информа­цию, идущую по первой сигнальной системе, и заменить ее побуж­дениями, полезными себе». «Вторая сигнальная систе­ма родилась как система принуждения между индивидуумами: чего не делать, что делать».

Б. Ф. Поршнев утверждает, что человек в процессе суггестии интериоризирует свои реальные отношения с другими индивидами, выступая как бы другим для себя самого, контролирующим, регулирующим и изменяющим благодаря этому собственную деятель­ность. Этот процесс уже не может осуществляться в действиях с предметами, он протекает как речевое действие во внутреннем пла­не. Механизм «обращения к себе» оказывается элементарной ячей­кой речи-мышления. Дипластия — элементарное противоречие мышления — трактуется Б. Ф. Поршневым как выражение исход­ных для человека социальных отношений «мы — они». Развитие феномена суггестии, по Б. Ф. Поршневу, в целом укладывается ме­жду двумя рубежами: «возникает суггестия на некотором предельно высоком уровне интердикции; завершается ее развитие на уровне возникновения контрсуггестии».

Здесь мы сталкиваемся, как минимум, с двумя проблемами, над которыми долгое время размышляют лучшие лингвистические умы. Это проблема происхождения языка и проблема функций языка.

Проблема возникновения языка занимала и философов и лин­гвистов, и решение ее, еще со времен античности, сводилось к двум основным вариантам: появился ли язык «по установлению» (thesei) или «по природе» (physei) вещей? Античная философия высказала почти все возможные точки зрения, которые впослед­ствии главным образом углублялись и комбинировались. Если философ считал, что язык создан «по установлению», то он дол­жен, естественно, отвечать на вопрос, кто его «установил», и здесь возможны следующие ответы: бог (боги), выдающийся человек или коллектив людей (общество). Возможны комбинации этих ответов: человек, наделенный божественной силой, человек со­вместно с коллективом людей. Если же философ полагал, что язык создавался главным образом «по природе», то его гипотеза утверждала или то, что словам соответствуют свойства вещей, или то, что им соответствуют свойства человека (его поведение), или то и другое вместе.

Б. Ф. Поршнев выдвигает суггестивную теорию происхожде­ния языка, подтверждая свою гипотезу данными нейрофизиологов о том, что из всех зон коры головного мозга человека, причаст­ных к речевой функции, т. е. ко второй сигнальной системе, эволюционно древнее прочих, первичнее прочих — лобная доля, в частности префронтальный отдел. Этот вывод отвечает тезису, что «у истоков второй сигнальной системы лежит не обмен ин­формацией, т. е. не сообщение чего-либо от одного к другому, а особый род влияния одного индивида на действия другого — особое общение еще до прибавки к нему функции сообщения».

Проанализировав практически все основные гипотезы проис­хождения языка, Б. В. Якушин приходит к выводу о неуклонном росте мощности информационных потоков, обусловленных тяже­стью борьбы за существование через стрессируемость организма, которая «расшатывала генетический фонд первобытных людей, делая его многообразным. Соответственно разнообразными стано­вились и их индивидуальные способности, расширялся диапазон выраженности инстинктов и потребностей и, прежде всего, инстинктов роста, познания и свободы. Все это приводило к усложне­нию иерархии сообщества, к частному перемещению индивидов по уровням и к трудностям управления коллективом. Возрастает роль доминирующих индивидов и лидеров. Для контроля над сообщест­вом и управления им необходимо оптимизировать сбор и обработку информации о его состоянии.

Усложняющиеся формы труда и борьбы, взаимодействующие с развивающимся мышлением, требовали более тонкого и информи­рованного управления».

В данном случае напрямую связываются язык, информация и управление, что соотносится с гипотезой Б. Ф. Поршнева об особой роли суггестии в процессе становления и развития языка, а также с данными психолингвистов, посвященных онтогенезу речевой дея­тельности.

По определению «Лингвистического энциклопедического сло­варя», функции языка представляют собой проявление его сущно­сти, его назначения и действия в обществе, его природы, т. е. они являются его характеристиками, без которых язык не может быть самим собой. Двумя главнейшими, базовыми функциями языка яв­ляются: коммуникативная — быть «важнейшим средством челове­ческого общения», и когнитивная (познавательная, гносеологическая, иногда называемая экспрессивной, т. е. выраже­ния деятельности сознания) — быть «непосредственной действи­тельностью мысли».