Дочкина свадьба - Александр Рекемчук

Сани резко тряхнуло, занесло вправо. Гайдамович едва не слетел с саней.

Трактор переполз кювет, сворачивая с дороги на профиль. Уже был виден этот профиль — прямая просека, рассекшая пополам сине-зеленую чащобу хвойного леса. Плотно стояла тайга. Было трудно даже представить себе, как сумели проломить в ней эту тесную щель.

Впрочем, все здесь и подсказывало, что люди шли напролом, торопясь. Пни не корчевали, подрезанные стволы валили набок, прямо в упругие объятия других деревьев. Лишь бы пробиться: зима сравняет и сгладит все шероховатости, настелет сорок снежных слоев — скатертью дорога, и по зимнику к дальней буровой пройдет караван машин…

То зимой.

А в данный момент натужно ревет трактор. Брызжет из-под гусениц острая щепа. Колкие ветки стегают наотмашь. Трясет, швыряет в стороны…

Гайдамович сел спиной к трактору и, придерживая руками края капюшона, заслонил лицо. Глядел в амбразуру.

Просека, сужаясь, медленно уходила вдаль. Позади саней с озорным свистом выпрямлялись молодые еловые тростинки. Выскакивали коренастые пни в затейливом убранстве поганого гриба. Появлялись настоящие грибы — с пень вышиной, досыта изъеденные червем. Багряной росой высыпала брусника. Широкими кругами шла рябь по замутненным лужам. Уползала одна лужа, другая. Все уползало…

Что-то зеленое, полосатое лежало в луже.

Гайдамович встрепенулся, напряг зрение, ахнул. Его как ветром сдуло с саней. Догнал трактор. Размахивая руками, старался перекричать мотор и грохочущее лесное эхо:

— Стой, стой! Остановитесь, я вам говорю…

Трактор замер. Яша, улыбаясь, выглянул из дверцы.

Попирая лужи бродовыми сапогами, Гайдамович бежал по просеке в обратном направлении.

Он долго, сдвинув брови, со всех боков осматривал оброненный арбуз. Арбуз оказался целым. Гайдамович, дыша тяжело и порывисто, то ли от бега, то ли от пережитого волнения, вернулся к саням.

Улыбающийся Яша выглядывал из дверцы.

— Не заметил бы, потеряли бы — в другой год на дороге росли бы.

— Здесь вырастут! — буркнул Гайдамович, заталкивая арбуз под брезент к остальным. И вдруг изошел стоном: — О-ой…

Из-под брезента глянула на него разинутая алая пасть расколотого арбуза. Розовая слюна текла из пасти… И в другом месте темной влагой набухал брезент. Прощупывалось липкое, скользкое…

— Что вы наделали? — кинулся к трактористу Гайдамович. — Я же вам говорил черным по белому: ехать осторожно, самый тихий ход… Что вы наделали, а?

Яша взглянул. В робости почесал затылок:

— Я ведь и так осторожно… Дорога… Дальше хуже будет… Ехать дальше?

Гайдамович ничего не ответил. Сел на сани, нахлобучил капюшон.

Ехали дальше.

Через час просека уткнулась в речку. Никудышная такая лесная речка — ручьишко в пять шагов шириной. Проезжая здесь зимой, Гайдамович даже не догадывался о существовании речки — зима и ее сровняла с землей. А теперь, пожалуйста вам, речка — воды по колено, обрывистые берега…

— Тряхнет, — пообещал Яша.

— Что? — возмутился Гайдамович. И задумался. Он долго стоял и думал. Потом вернулся к саням, откинул брезент, взял под мышки по арбузу и зашагал к речке. Перешел ее вброд, хлюпая бродовыми сапогами, положил арбузы на землю и опять — вброд через речку…

Яша вздохнул, заглушил мотор.

Огромный шар солнца скатывался к горизонту. Солнце, уже осеннее — красное и холодное, было похоже на разрезанный пополам арбуз. Алым соком перепачканы края облаков, алый сок стекает на вершины сосен. Солнце заходит.

А Гайдамович и Яша все таскают через речку арбузы, складывают кучей на другом берегу.

Было уже совсем темно, когда трактор, рыча как зверь, на всю окрестную тайгу, переполз русло. Вытащил за собой сани. И снова замолк.

Гайдамович и Яша развели костер на берегу. От усталости едва шевеля челюстями, пожевали хлеба, копченой рыбы. Гайдамович после долгих колебаний принес из кучи расколотый арбуз и отдал Яше.

— Спасибо, — сказал Яша, зарываясь всем лицом в прохладную, освежающую мякоть. — Думал, сегодня приедем, — добавил он немного погодя. — Завтра приедем.

— Послушайте, вы не в курсе дела, откуда взялся этот новый директор конторы? — не выражая особого интереса, поинтересовался Гайдамович.

— Шурганов? Алексей Николаевич? Я же с ним три года на Среднем Тимане работал. Он там был директором конторы, а я — трактористом…

— Насчет вас мне безразлично, — успокоил Яшу Гайдамович. — А его как — перевели или сняли?

— Сняли и перевели, — объяснил Яша. — Он там по финансовой части проштрафился, Алексей Николаевич. Без денег клуб построил. Денег, значит, на клуб предусмотрено не было, а он построил. Ну, инспектора из райфо и прижали…

— Ха, так я и знал с закрытыми глазами! — не скрыл торжества Гайдамович.

Яша отер рукавом мокрые от арбузного сока скулы, улыбнулся:

— Я в том клубе с Агнюшкой познакомился… Это у меня жена — Агнюшка.

Громоздкие тракторные сани влачились по просеке. Они цеплялись за пни, кренились в колдобинах, утопали в трясине и снова спотыкались о пни.

На санях лежал брезент, под брезентом хрустело и чавкало. Розовая жижа обильно текла с саней, мокрый след тянулся за санями. Густые тучи лесных мух — зеленых, черных и даже фиолетовых — с ликующим жужжанием сопровождали этот унылый транспорт. Мухи вились над санями, атаковали брезент, плотными роями устилая орошенную землю. Они шумно наслаждались дармовой кормежкой и, вероятно, упивались тонким запахом, столь необычным в этих местах, где не пахнут даже цветы…

Мухам было хорошо.

А Гайдамович сидел на санях, скользя безучастным взглядом по мельтешащим стволам и веткам еловой чащобы. Порой он еще вздрагивал телом, уловив квакающий звук, — звук обозначал, что еще один арбуз рассыпался на куски. Но Гайдамович уже на все махнул рукой и теперь только отмахивался от мух.

Он отмахивался от проклятых мух и в десятый раз, беззвучно шевеля губами, повторял, что именно он скажет, когда его спросят, куда девалась одна тонна арбузов. Он все скажет!..

В неровное тарахтенье трактора вплелся другой — уверенный и ровный гул. Над острыми ажурными верхушками елей возникла еще одна острая ажурная верхушка. Выше всех.

Это была семнадцатая буровая.

Там, на буровой, сквозь шум дизелей и насосов, тоже заметили новый звук.

Распахнулась дверь бревенчатого жилого домишки, и оттуда посыпались как горох. Кто в шапке, а кто без шапки, кто обутый, а кто прямо с постели — так и чешет босиком. По дощатому трапу сбегал бурмастер Карый. А с самого верха металлической вышки машет руками верховой.

Подбежали, обступили, кричат — кто кого перекричит:

— Здравствуйте!.. Каким таким попутным ветром?.. Привет, братцы!..

— Ох, давно я людей не видал! — стал восхищаться небольшой такой курносый парнишечка. — Покажитесь, какие вы есть, люди?

— А мы что — нелюди? — поправил его другой буровик.

— Так тоже, конечно, люди, — восхищался парнишечка. — Только ты мне, к примеру, уже надоел хуже горькой редьки.

— Как же вы сквозь лес продрались? — спросил буровой мастер Карый.

И при этом все с нескрываемым уважением посмотрели на одного гостя, на другого гостя.

Один гость, тракторист Яша, стоял и застенчиво улыбался и размазывал мазут по щеке.

Другой гость, экспедитор Гайдамович, как ехал сидя на краю саней, с поднятым капюшоном, так и сидел теперь на краю саней, с поднятым капюшоном. Только сухие пальцы его рук, до крови иссеченные хвоей, очень тесно переплелись, похрустывали и шевелились, разговаривая о чем-то между собой.

Должно быть, буровиков озадачило или же обидело молчание гостей, потому что они тоже примолкли, стали удивленно переглядываться.

А бурмастер Карый шагнул к саням, сдернул брезент, нагнулся.

Остальные буровики шагнули за ним и тоже нагнулись.

— Мать честна! — воскликнул небольшой курносый парнишечка.

— Мать… — поразился другой.

И тут началось что-то невообразимое.

Могучий хохот грохнул по опушке. Бурмастер Карый хохотал, запрокинув голову, ухватившись за грудь, колыхаясь, будто его не держат ноги. Курносый парнишечка едва не катался кубарем по земле. Остальные надрывали животы каждый по-своему, кто во что горазд:

— Аха-ха-ха-ха-ха…

— Ыхи-хи-хи-хи-хи…

— Ox, не могу!..

Так они смеялись без передышки уже минут пять, а может быть, и больше. И уже заметались в лесу потрясенные птицы. И уже пятнистая чья-то собака, оседлав испуганный хвост, с визгом бросилась прочь.

Лишь тогда кто-то первый заметил, а потом заметили остальные.

Тракторист Яша медленно повернулся и полез в кабину своего трактора. А Гайдамович повалился локтями, лицом на мокрый, замызганный брезент, и сутулая спина его мелко, беззвучно тряслась…