Плоть молитвенных подушек - Роберт Ирвин

Орхан заговорил с визирем повелительным тоном:

— Арестуй ту подлую женщину в беседке! Я не желаю ее больше видеть — как и ей подобных!

— Служить султану — единственная наша отрада, — ответил визирь, но при этом не шевельнулся.

Орхан внимательно посмотрел на визиря:

— А где же министры? Разве не пора некоторым из них появиться?

— Некоторые министры действительно были недавно здесь, о мой господин, но поскольку ты принимал у себя в гостях ту женщину, допускать их к тебе представлялось несвоевременным, и я велел им на цыпочках удалиться. Разумеется, они с большим нетерпением ожидают новой возможности заняться государственными делами. Значит, Перизада тебе не угодила? Подыскать другую женщину нам труда не составит. Моя жена, подобно мне, горбунья. Я мог бы ее тебе одолжить. Ты убедишься, что свидание с ней — настоящая проба сил, я в этом…

Орхан жестом велел ему умолкнуть. Они уставились друг на друга. Затем, после долгого молчания, Орхан заговорил:

— Никаких министров на самом деле здесь не было, правильно?

— Да.

— И никакие министры никогда не придут, правильно?

— Да.

— И ты не арестовал Анадиль?

— Нет.

— И Перизаду ты тоже не арестуешь?

— Нет. — Визирь выглядел немного смущенным. — Я — раб султана, и я надеялся на лучшее, вот почему я не хотел, чтобы он услышал то, что вызвало бы его недовольство.

— Ну что ж, в таком случае твои надежды не оправдались, ибо я весьма недоволен. Не быть тебе больше моим визирем. Но прежде чем я велю тебя арестовать, ты объяснишься. — Однако, даже слыша собственные слова, Орхан знал, что они лишены смысла и визирь относится к ним с пренебрежением.

— Ты не сможешь арестовать меня! По-моему, ты живешь в каком-то своем безмятежном сне, ибо только и знаешь, что то и дело приказывать: «Этого арестовать!», «Того арестовать!», «Эту казнить!». Мир, в котором ты оказался, совсем не таков, да и сместить меня с поста визиря не в твоей власти.

Орхан тяжело опустился на бордюр рядом с визирем.

— Тогда расскажи мне, каков этот мир на самом деле. Думаю, тебе пора поведать мне то, что мне не понравится.

— О мой господин, возможно, ты полагаешь, что, будучи султаном, правишь империей мужчин… однако здесь, в Гареме, тебя фактически только терпит республика женщин. Было время — быть может, лет сто тому назад, — когда султан правил Гаремом и Дворцом так же, как и Империей. Потом началась фитпна женщин. Тебе следует знать, что это за слово — фитпна. Оно попало в наш язык из арабского. Это слово означает разногласие, переворот, подстрекательство к мятежу, но помимо того, оно означает искушение или обольщение. Есть у него и другие значения. Например, испытание, горение и таяние, экстаз, безумие и одержимость. Наконец, фитпна означает также и женщину. Сотню лет тому назад женщины, воспользовавшись своими способностями к обольщению, устроили дворцовый переворот, а обманом, хитростью и снадобьями добились того, что мужчина, который был в то время султаном, сделался их рабом. С той поры всем заправляет женщина, которая носит титул старшей валиде. Ей, и только ей, подчиняются все евнухи, немые и невольницы.

— Значит, я… значит, султан стал просто-напросто игрушкой в руках Гарема?

— Увы! Если бы только это! В конце концов, нетрудно вообразить и более страшную участь. Нет, дела в Гареме приняли более серьезный оборот. И все из-за этого дьявольского движения Молитвенных Подушек…

— Что это за история с молитвенными подушками?

— Не спрашивай! Лучше тебе ничего об этом не знать — хотя бы до тех пор, пока не возникнет крайняя необходимость.

— Нет, время секретов и намеков прошло. Я желаю немедленно все узнать. Расскажи мне откровенно, что за опасность может таиться в молитвенных подушках?

— Ну что ж, нужно — значит, нужно… но ты пожалеешь о том, что спросил. Разумеется, если речь идет о какой-нибудь мягкой, украшенной вышивкой подушечке, на которой может отдохнуть, насладившись досугом, мужчина, то такая подушка опасности в себе не таит. Но я говорю о движении, известном как «Молитвенные Подушки из Плоти». Это очень древняя преступная секта, в которую входят некоторые племена, населяющие чащобы и болота Балкан. Хотя процветает секта на Балканах, она не имеет ничего общего ни с исламом, ни с христианством, будучи гораздо старше и того, и другого. Ее приверженцы убеждены, что человек может постигнуть Бога только при помощи женщин. Они полагают, что женщины — существа не одного с мужчинами происхождения. Женщины — это духи, нечто вроде добрых гениев, коих наделили плотью и поселили на Земле, дабы они направляли мужчин на путь духовного продвижения к Божеству. Женщины — это молитвенные подушки мужчин, и совокупление с ними готовит мужчину к Мистическому Союзу с Божеством.

Орхан обдумал слова визиря, после чего спросил:

— Действительно, все это кажется чудачеством и безумием, но не представляется таким уж опасным. С какой стати каждый мужчина должен бояться Молитвенных Подушек из Плоти?

— О мой господин, учти, что, если мужчина продлевает половую связь с женщиной из числа Молитвенных Подушек, это чревато его гибелью и абсолютным перерождением, ибо такова цель фитны. Поддавшись искушению, душа мужчины должна смягчиться и растаять, дабы он смог испытать Экстаз, а от Экстаза он вполне может погибнуть, однако останется мужчина в живых или нет — несущественно. Задолго до этого мужчину соблазняют, толкнув на путь полнейшего самоотречения, и его подлинная личность сгорает дотла в пламени исступленного восторга. То, что встает с постели, не имеет ничего общего с мужчиной, который изначально улегся там рядом с Молитвенной Подушкой из Плоти.

Орхан пытался сосредоточиться на смысле того, о чем говорил визирь, но это давалось ему с трудом. Мешало то, что всякий раз, как визирь произносил слова «женщина», «женщины» или «постель», язык во рту у Орхана начинал шевелиться. Что ему было до значения арабского слова, что ему было до происков древних балканских сект, если гадюку, которая извивалась у него за зубами, лишили ее напитка? Становилось все труднее думать о чем-то, кроме мягких, белых, округлых бедер.

Наконец Орхан признался:

— Я ничего не понимаю. Не имею ни малейшего понятия, о чем ты толкуешь.

— Я и сам этого не понимаю, — ответил визирь. — Подобные вещи понятны лишь женщинам.

Он хотел было что-то добавить, но в этот момент к ним размеренным шагом подошла по тропинке девица в костюме пажа и вручила визирю записку. Тот, прочтя ее, принялся горячо спорить с девицей-пажом. Наконец он пожал плечами и отпустил ее. Потом повернулся к Орхану:

— Похоже, Михрима ждет своего султана.

— Разве Михрима из тех, кто командует султанами?

На это визирь не потрудился ответить. Взамен он сказал:

— Мы идем в другую часть Гарема, удаленную от тех частей, где ты бывал до сих пор. По дороге я расскажу тебе одну историю.

История, которую рассказал визирь, такова: Сотни лет тому назад один из первых султанов, прародитель Орхана, повел свое войско в поход на Набатейское Царство и разграбил его. Общеизвестно, что Набатея была (и остается до сих пор) грязной, идолопоклоннической страной, населенной колдунами, отравителями и каннибалами, и султаново войско обошлось с ними соответствующим образом — турецкие воины отошли только после того, как превратили большую часть территории в безлюдную пустыню. Хотя почти все набатеяне были отъявленными грешниками, нельзя не признать, что при этом они обладали такой добродетелью, как терпение. В тот год, когда турецкое войско опустошило их страну, у царя Набатеи родилась девочка. Царь — счастливый отец — повелел, чтобы в грудное молоко, которым питался ребенок, добавляли яд. По его приказу стали смазывать ядом соски кормилицы. Ходят разные слухи о том, какой применялся яд — то ли аконит, то ли ртуть, то ли мышьяк, — но, что бы это ни было за вещество, давали его девочке в мельчайших количествах, дабы, вместо того чтобы отравиться и умереть, малютка привыкала к приему яда, и пока она росла, превращаясь в девушку, яд продолжали подмешивать ей в пищу, так что каждая жилка ее тела пропиталась смертельной отравой.

Было это в великую эпоху отравителей, когда токсикология считалась важнейшей наукой. Нынче таких отравителей уже не сыщешь, увы! Однако вернемся к девушке — принцессу сию звали Аслан Хатун, — каковая превратилась в ядоносную девицу, и даже слюна с ее губ способна была насквозь прожигать фарфор. Как только она достигла брачного возраста, царь Набатеи написал оттоманскому султану, предложив заключить между их двумя государствами вечный мир и скрепить сей мир брачным союзом между его дочерью и прямым наследником султана принцем Назимом. При этом он, разумеется, намеревался убить султанова сына, ибо стоило принцу обнять принцессу, как он в тот же миг неминуемо умер бы, отравившись ядом, содержавшимся в соках ее слюны или во влаге у нее между ног. Тело девушки было так насыщено ядом, что пространство внутри ее влагалища походило на гнездо, полное разъяренных ос. Половая связь с ядоносной девицей — одна из признанных разновидностей Смерти Праведника.