Карта императрицы - Басманова Елена

— А сами вы заходили к ней? — спросил Вирхов.

— Да, — смутился художник, — она как раз на службу собиралась.

— А с какой целью вы к ней заглядывали? — напирал Вирхов.

— Из любопытства… — казалось, к художнику постепенно возвращается дар речи, — заметил я как-то, что вышивает она золотыми нитями на холсте — обычном, но очень большом, — какие-то слова… Одно разобрал — что-то вроде Донского… Все подшучивал над ней, старался выведать… Не о Дмитрии ли Донском идет речь? Думал, заказ какой-нибудь из церкви, да само полотно скромное, безыскусное… Любопытство заело…

— Из любопытства и лишили ее жизни при помощи бараньей кости? — Карл Иванович оценивающе рассматривал вероятного преступника, приходя к выводу, что силы в этом человеке достаточно, чтобы лишить слабую женщину жизни с помощью столь нетривиального оружия.

— Господин следователь! Не убивал я Аглаю! И зачем? — В возмущении художника проскальзывало что-то неестественное, деланное.

— Мотивы убийства мы выясним, — прервал его Вирхов. — А вот почему вы в шлеме, милостивый государь? Что за маскарад?

— Фотографировался в нем… А купил у старьевщика, дешево. Думал, пригодится для какой-нибудь модели… Потом, позже. Сейчас-то я только заказы на Петра Первого исполняю.

— Вижу-вижу, — обвел взором стены помещения Вирхов. — А как вы объясните, что тот холст со словами, о котором вы изволите рассуждать, при осмотре места происшествия не обнаружен?

— А никак… — Художник потеребил свой вислый ус. — Был он, в пятницу видел.

— Так-так, вчера. А был ли он сегодня, вы не знаете?

— Нет, господин следователь, не знаю, — опустил голову Закряжный.

— Странно… А не заговорила ли в вас преступная алчность? — Следователь встал со стула и начал расхаживать перед допрашиваемым. — Если холст забрал заказчик и заплатил за него, то не на денежки ли вы и позарились? По вашему жилью не скажешь, что вы сильно преуспели в материальной сфере жизни.

Вирхов выразительно обвел глазами комнату, софу под дешевеньким покрывалом, точно таким же, какое он видел в комнате убитой, стол со скудноватой трапезой.

Художник остановившимся взором смотрел на дознавателя. Околоточный, нетерпеливо переминающийся около него огромными ножищами в сапогах, на которые были напялены галоши с прорезями для шпор, решился подойти к следователю и что-то виновато прошептал ему на ухо. Вирхов недовольно кивнул и, дождавшись, пока полицейский выйдет из мастерской, продолжил:

— Вы убили беззащитную женщину. Ограбили ее, забрали денежки и как ни в чем не бывало отправились на пасхальную службу. Пригласили гостей, как я понял, завлекли их в свою мастерскую, инсценировав праздник и творческое вдохновение. Причем дверь на лестницу оставили открытой. Так, чтобы подозрение могло пасть на любого из здесь присутствующих…

— Ну уж нет… — возразил неуверенно художник. — Да и все мои гости могут подтвердить, что я стучал в дверь Аглаи, хотел, чтобы она с нами села разговляться…

— Вы могли это предусмотреть, чтобы обеспечить себе алиби, — отрезал Вирхов. — Хотя все могло быть и по-другому. Может быть, вы использовали бедную женщину для помощи по хозяйству, а также искушали ее амурными поползновениями. Может быть, вы ее убили не из-за денег, а из чувства ревности? Может быть, она отдала свое сердце другому?

— Насколько мне известно, у Аглаи не было ни друга, ни жениха.

— Но мужчины-то к ней ходили, — утвердительно произнес Вирхов.

— Только заказчики, — сопротивлялся допрашиваемый, — и вполне солидные люди.

— Вы знаете кого-нибудь из них?

— Последнее время бывал только господин Крачковский. Я его не видел, но Матильда Яновна как-то говорила мне, что ее соотечественник зачастил, отзывалась о нем как о приятном господине.

— А что заказывал поляк Аглае?

— Вроде халат расшитый хотел, Матильда точнее знает.

— А что вы имеете против него?

— Да я никогда его в глаза не видел! — чуть на плача вскричал Роман Закряжный. — Богом клянусь!

Вирхов поморщился.

— А теперь объясните мне, почему вы, войдя с гостями в мастерскую, оставили дверь на лестницу незапертой?

— Забыл, запамятовал, — зачастил подозреваемый, — на меня облик господина Стрейсноу подействовал. Такое разительное сходство с императором Петром Великим!

При упоминании своего имени англичанин встрепенулся, но Брунгильда легким кивком успокоила его.

— И вы квартиру свою не покидали? — продолжил Вирхов.

— Нет, господин следователь, не покидал! — заверил его художник. — Был с гостями. Только на кухню за студнем да за посудой сбегал.

— Так-так, — протянул следователь. — И как долго вы отсутствовали?

— Ну, может быть, минуты три-четыре, — замялся художник, — впрочем, точно не скажу.

— Значит, из мастерской вы выходили, — констатировал Вирхов. — И алиби у вас нет.

Вирхов отвернулся от художника и осмотрел понурых гостей Романа Закряжного.

— Доктор Коровкин, — обратился он к старому знакомому, — а вы не заметили, сколько времени отсутствовал господин Закряжный?

Смущенный доктор не торопился с ответом.

— Видите ли, Карл Иваныч, точного времени я не заметил, — наконец начал он. — Однако, признаюсь, и я покидал ненадолго застолье. Подозрение может пасть и на меня. Кроме того…

Клим Кириллович запнулся и покраснел.

— Продолжайте, продолжайте, — поощрил его Вирхов, — мы во всем разберемся. Вы же не были заказчиком покойной?

— Нет, Карл Иваныч, не имел чести, — доктор раздумывал, — но мне кажется, что только присутствовавшие дамы не выходили из комнаты… Да и господин Шебеко все время оставался здесь.

— Так-так, очень интересно. — Карл Иванович испытующе посмотрел на бесстрастное лицо англичанина. — Действительно, чертовски похож на великого государя! Так и мистер Стрейсноу тоже выходил из помещения?

— Ему необходимо было взять фотоаппарат, оставленный в прихожей, — пояснил доктор, — он делал групповой снимок вокруг портрета. — Клим Кириллович чуть улыбнулся, а Брунгильда что-то зашептала мистеру Стрейсноу.

— Да, я видел, — рассеянно ответил следователь. — А вы, вы, уважаемый господин…

Вирхов остановился возле молодого интеллигентного вида чиновника.

— Дмитрий Андреевич Формозов, — мягко подхватил тот, — как уже вам сообщал, служу в управлении Ведомства Императрицы Марии, находящегося в настоящее время под покровительством Вдовствующей Государыни Марии Федоровны.

— Итак, уважаемый Дмитрий Андреевич, покидали ли вы во время застолья мастерскую?

— Выходил на несколько минут, по надобности, — понизив голос, сообщил Формозов.

— И я выходил, — сделал шаг вперед страховой агент. Мятый серый пиджак его топорщился на плечах, а нестерпимо розовый галстук, как нарыв, торчал у кадыка. — Честь имею представиться, Модест Макарович Багулин. Папироску выкурил на лестничной площадке, чтобы дам не смущать да пожара в мастерской ненароком не устроить. Имущество-то ведь и гениальные картины — все не застраховано.

— А, так это ваш окурок мы нашли на лестнице, — сердито сказал Вирхов, с ног до головы оглядывая румяного толстячка. — Значит, еще один подозреваемый. Ну что ж, выпишем всем повестки для снятия подробного допроса. А господин Закряжный как главный подозреваемый будет немедленно арестован.

— А что будет с моей мастерской? — сиплым голосом спросил Закряжный. — С портретами Петра Великого?! Их же надо доставить тем, кто за них заплатил! И Ее Величество Вдовствующая Императрица разгневается! Вон тот портрет нужно установить к ее приезду в Аничковом дворце!

— Мастерскую опечатают, — сурово отчеканил Вирхов.

— А если ее кто-нибудь подожжет?! А если мои работы украдут?! — возопил в отчаянии художник.

— Я готов забрать портрет прямо сейчас, если позволит господин следователь, — раздался приятный баритон Формозова. — Документы на заказ оформлены. Как только следствие убедится в невиновности господина Закряжного — а я в ней уверен, — он получит в нашем ведомстве причитающуюся ему сумму.