Труды - Сульпиций Север

Интерес Сульпиция к литературе, посвященной мученикам, его особое почитание Киприана и линия Киприан-Иларий-Сульпиций, - все это привело к возникновению у Фонтэна идеи о том, что Сульпиций знал “Житие Киприана” Понтия[115]. Эту гипотезу, как нам кажется, можно усилить, поскольку внимательное изучение текста открывает два почти дословных сходства, которые, если взять их с другими параллелями, могут с высокой степенью вероятности подтвердить то, что Сульпиций знал это произведение. С понтиевым “не должно скрывать жизнь такого мужа”, мы можем сопоставить сульпициево “нечестивым полагаю я скрывать добродетели такого мужа”, фраза “долго можно перечислять подобные примеры” дословно повторяется в обеих работах[116]. Вдобавок оба автора упоминают смирение, с которым их герои встречают недоброжелательство по отношению к себе; у обоих мы находим идею о том, что славы мученика может достигнуть даже тот, кто не претерпел физических мук; у обоих эта идея сопровождается жалобой ученика, который плачет, радуясь триумфальной смерти своего героя, и сокрушается по поводу своей собственной прожитой жизни[117]. В свете всех этих совпадений у нас есть основание полагать, что Сульпиций знал “Житие Киприана” Понтия, тем более, что к тому времени известность этого произведения уже не ограничивалась только Африкой и таким всеядным читателем, каким был Иероним. Оно также использовалось Пруденцием в Испании, а это почти рядом с Аквитанией, где жил Сульпиций[118].

Хотя знакомство Сульпиция с “Житием Киприана” было осознано далеко не сегодня, его осведомленность относительно “Жития Антония” Афанасия была признана почти всеми в 1912, когда появилась книга Бабю. Он вполне справедливо указал на то, что произведение Афанасия было первым в жанре агиографии и что “Житие Мартина” Сульпиция стоит в этом же ряду[119]. Однако Бабю слишком переоценивает влияние “Жития Антония” на Сульпиция. Это особенно заметно, когда он утверждает, что Сульпиций заимствует целые эпизоды из жизни Антония и приписывает их Мартину[120]. Действительно, некоторые параллели с “Житием Антония” просматриваются в первых главах “Жития Мартина” и произведение Афанасия, действительно, оказывает некоторое влияние на сульпициеву трактовку дьявола. Но его реальное значение, вместе с житиями святых Иеронима, заключается, прежде всего, в стимулировании общей идеи описания жизни Мартина; а не в обеспечении Сульпиция исходным материалом или моделью, которая могла быть принята целиком. Мы вернемся к этому позже, здесь же надо только отметить, что Сульпиций знал это произведение в латинском переводе Евагрия[121].

Следует также отметить серьезное влияние, оказанное на Сульпиция Иларием из Пуатье. Оно просматривается, прежде всего, в открытых обличениях продажного руководства церкви в его произведении “Против Констанция”. Епископы безудержно льстили императору-еретику (“враги, исполненные лести ..., Констанций - Антихрист”)[122]. Большое влияние данной работы Илария на произведения Сульпиция очевидно, и это видно хотя бы из его сообщения о том, что Мартин оказался единственным из всех епископов, который отстаивал апостольское достоинство, отказываясь раболепствовать перед Максимом[123]. Есть также два фрагмента, где Сульпиций сознательно вторит Иларию: в своем втором письме, когда он рассказывает о суде над мучениками, которому подвергся бы Мартин, если бы он жил во времена гонений, и в “Диалогах”, где описываются результаты молитв Мартина против демонов[124]. Кроме того, Сульпиций использовал в своей “Хронике” произведение Илария “Против Валента и Урзакия” и, возможно, также “О соборах”: последнее сочинение было направлено галльским епископам в то время, когда Иларий еще пребывал в изгнании[125]. Что касается экзегетических работ Илария, то, как мы уже видели, Сульпиций знал “Книгу загадок” и весьма похоже, что он также был знаком с его “Комментарием на Евангелие от Матфея”[126].

Другой латиноязычный церковный автор IV в., которого, как мы полагаем, мог читать Сульпиций, - это Амвросий Медиоланский. Как и Иларий, Амвросий был активным сторонником монашества и занимал резкую антиарианскую позицию. Он тоже не заискивал перед императорами и поддержал мнение Мартина о неуместности суда над Присциллианом. Даже если Амвросий и не встретился с Мартином в Туре во время этого судебного процесса, дружеское общение между двумя епископами можно усмотреть в том факте, что Мартин получил мощи медиоланских мучеников Гервасия и Протасия, чьи останки были чудесным образом открыты Амвросием незадолго до этого[127]. Однако прямого свидетельства того, что Сульпиций читал какие-либо произведения Амвросия у нас нет, хотя есть два момента, которые могут подразумевать это. Один указывает на то, что Сульпиций мог знать произведение Амвросия “О вдовах”[128] и возможно, что видение святой Агнессы, Феклы и Марии связано с присутствием всех в трех в сочинении Амвросия “О девах”[129]. Вдобавок, есть некое определенное сходство между вторым письмом Сульпиция и амвросиевым “На смерть своего брата Сатира”; но, впрочем, это может быть объяснено и просто тем, что оба произведения принадлежат к жанру утешительной литературы[130]. Таким образом, если попытаться более определенно ответить на вопрос о том знал ли Сульпиций работы Амвросия, то можно сказать так:: похоже, но не доказано.

Однако был и еще один современник Сульпиция, который несомненно повлиял на его сочинения: речь идет об Иерониме. Весьма интересно наблюдать многочисленные сходства между Мартином, в описании Сульпиция, и Иеронимом. Оба, например, негативно относились к браку, в то время, как Амвросий открыто рассматривал его как благо[131]. Оба учили, что епископы должны придерживаться строгого аскетизма; оба использовали одну и ту же метафору, согласно которой женщина не должна сопровождать солдата на поле боя; оба были против приглашения клириками светской знати, хотя в этом они вновь отличаются от поведения Амвросия[132]. Оба, Сульпиций и Иероним, хвалили героев своих произведений за то, что они отвергали мирскую славу[133], оба соглашались, что подарки должны немедленно распределяться среди бедных и что монахи не должны иметь своей собственности[134], оба осуждали тех монахов и клириков, которые не придерживались таких суровых правил.

Хотя некоторые из этих сходств следует отнести к обычным библейским и аскетическим заповедям[135], все же совпадение в отношении к браку, к уклонению от добродетели или отказ от встреч с мирской знатью - все это является весьма примечательным. Далее, Сульпиций явно выражал свое восхищение Иеронимом, чьи порицания он рассматривал как весьма актуальные для церковной жизни в Галлии. В этом контексте он дословно цитирует место из знаменитого письма Иеронима “О девстве”, адресованного Евстохии[136]. Из этого можно сделать вывод о том, что Сульпиций, по меньшей мере, знал данное письмо и, похоже, другие тоже. Письмо Иеронима 117, адресованное матери и дочери в Галлию, вероятно, было известно Вигиланцию[137] и Иероним надеялся, что подобного рода письма будут иметь хождение среди его почитателей, а потому и писал в расчете на будущую публику[138].

Кроме того, дословные совпадения показывают, что Сульпиций совершенно определенно знал иеронимово “Житие Павла”[139]. Он, возможно, знал также и “Житие Илариона” того же автора, где излагается популярное объяснение причины засухи, которое заключается в том, что “смерть Антония оплакивали даже стихии”, и это весьма напоминает сульпициево описание изменения погоды в связи со смертью Мартина: “его же смерть [даже природа - А. Д.] оплакивала”[140]. Мы также можем увидеть некую аллюзию на это произведение Иеронима в конце “Жития Мартина”, где Сульпиций рассказывает о бесконечных постах, бдениях и молитвах Мартина: “И, признаюсь честно, если, как утверждают, сам Гомер являлся ему из преисподней, то это вполне могло иметь место”. Данное сообщение с оговоркой “как утверждают” выглядит как преднамеренная аллюзия на Иеронима, который говорил по поводу своей попытки описать жизнь Илариона следующее: “Даже если бы был жив Гомер, то он либо позавидовал бы такой теме, либо подчинился бы ей”[141]. Далее надо отметить, что в обеих работах мы находим одну и ту же идею о “национальных святых”[142], а также точки соприкосновения в рассказах о Мартине и Иларионе при их встрече с разбойниками[143].