Первый дон - Марио Пьюзо

Чезаре согласился, но сначала выделил Джо Медичи десять солдат, чтобы те сопровождали его до Флоренции.

Как только они ускакали, вместе с остальными и Тилой двинулся к Общественному дворцу.

Там они нашли четырех вооруженных людей, верных сторонников Тилы. Он послал их за подмогой, и к утру Тила уже командовал сотней солдат.

Как только встало солнце, на городской площади появился отряд всадников, возглавляемый Нетто. Чезаре приказал своим солдатам не принимать участия в происходящем. Они лишь наблюдали, как Тила окружил площадь своими людьми, а потом один выехал навстречу Нетто.

Все закончилось, едва начавшись. Тила вплотную приблизился к Нетто, перехватил его правую руку, кинжалом ударил в бедро. Нетто свалился с лошади. Тила спешился и, прежде чем Нетто успел подняться, насадил его на свой меч. Солдаты Нетто попытались сбежать, но их взяли в плен. Тила тем временем вновь уселся на боевого коня с обрезанными ушами и приказал выстроить пленников перед ним.

В живых осталось только пятнадцать. Многие, раненые, едва держались на ногах.

Чезаре наблюдал, как Тила приказывает обезглавить солдат Нетто, как их головы поднимают на пиках на валу вокруг кафедрального собора. Его удивило, с какой легкостью, в мгновение ока, Тила, драчливый студент, превратился в безжалостного палача. Вот так семнадцатилетний Тила Бальони стал тираном Перуджи.

Вернувшись в Рим, Чезаре встретился с отцом, рассказал ему эту историю и спросил: «Если самая почитаемая святая в Перуджи – Дева Мария, почему они так жестоки?»

Папа Александр улыбнулся. История эта скорее позабавила его, нежели ужаснула.

– Бальони – истинно верующие, – ответил он. – Они верят в рай. Это великий дар. Как иначе человек может выдержать такую ужасную жизнь? К сожалению, вера эта придает смелости людям, служащим злу, и они совершают чудовищные преступления во имя добра и Господа.

Папа Александр не любил роскошь как таковую, но резонно полагал, что она способствует достижению поставленных им целей. Вот и его дворец в Ватикане пробуждал мысли о том, какая благодать ждет истинно верующего на небесах. Он понимал, что на людей производят впечатление земные богатства Бога, представляемые святой католической церковью. Обычные люди видели в Папе человека-бога, непогрешимого и почитаемого, но вот у королей и принцев в этом возникали сомнения. Для убеждения тех, у кого в венах текла благородная кровь, и служили золото и драгоценные камни, шелка и парча, огромная митра, которую Папа носил на голове, и расшитые золотом и серебром одежды, старинные, тщательно сохраняемые, бесценные.

В одном из самых больших помещений Ватикана, громадном зале Пап, тысячи квадратных ярдов расписанных стен и потолков демонстрировали блага, которые ждали праведных в последующей жизни. Именно в этом зале Папа принимал пилигримов со всей Европы, которые приходили с дукатами в руках, вымаливая отпущение грехов. Здесь же находились портреты знаменитых Пап, короновавших великих королей, таких, как Шарлеман IV [4], возглавлявших Крестовые походы и упросивших Мадонну вмешаться в текущие события ради блага человечества.

Эти портреты не оставляли ни грана сомнения в том, что все великие короли обрели свою власть из рук Папы, который помазывал их на престол. Папа был их земным Спасителем. Короли, склонив головы, на коленях стояли перед Папой, чей взор всегда был обращен к небесам.

Рядом с огромным залом располагались личные покои Александра, куда он пригласил своего сына Хуана. Пришла пора сказать ему, что он должен занять достойное место среди испанских аристократов.

Хуан Борджа ростом практически не уступал Чезаре, но не мог сравниться с ним силой и шириной плеч. Как отца и брата, природа не обделила его красотой, но его отличали чуть раскосые глаза и высокие скулы, доставшиеся от испанских предков. Его кожа побронзовела от долгих часов, проведенных верхом на лошади и на охоте, а в широко расставленных черных глазах очень уж часто мелькала подозрительность. Но главный недостаток Хуана заключался в другом: у него напрочь отсутствовало обаяние, свойственное Чезаре и Александру. Темные губы часто кривились в циничной усмешке, но не в тот момент, когда он преклонил колени перед отцом.

– Чем я могу услужить тебе, папа? – спросил он.

Александр улыбался, с любовью взирая на сына, ибо этот молодой человек, как и все юные, еще не нашедшие пути истинного, более всего нуждался в его советах. Только они могли обеспечить ему спасение бессмертной души.

– Пора тебе занять место твоего сводного брата Педро Луиса, который умер, завещав тебе герцогство и титул герцога Гандии. Незадолго до смерти состоялась его помолвка с Марией Энрикес, кузиной короля Испании Фердинанда, и я, как твой отец, так же как и Святейший Папа, решил оставить эту договоренность в силе, с тем, чтобы укрепить наш союз с объединившейся Испанией и заверить Арагон в нашей дружбе. Таким образом, вскорости ты отправишься в Испанию за своей королевской невестой. Ты понял?

– Да, папа, – ответил Хуан, недовольно хмурясь.

– Тебе не по душе мое решение? – спросил Папа. – Оно идет на пользу и нам, и тебе. Семья эта богатая и знатная, и этот союз выгоден нам политически. Опять же, в Гандии огромный замок и богатые земли, которые будут принадлежать тебе.

– Должен ли я взять богатства с собой, чтобы они видели, что и меня надо уважать? – спросил Хуан.

Александр помрачнел.

– Если ты хочешь, чтобы тебя уважали, выказывай набожность и страх перед Господом. Ты должен верно служить королю, уважать жену и избегать азартных игр.

– Это все, папа? – с ехидством спросил Хуан.

– Если я захочу сказать тебе что-то еще, то снова вызову тебя, – резко ответствовал Александр. Он редко злился на сына, но в этот день ему особенно хотелось отвесить ему пару оплеух. Но он напомнил себе, что Хуан еще молод и не обладает дипломатическим даром. Поэтому когда заговорил снова, голос его заметно смягчился. – Пройдет какое-то время, и тебе понравится твоя новая жизнь, сын мой. Ты ни о чем не пожалеешь, если должным образом разыграешь выпавшие тебе карты.

В день, когда Чезаре Борджа возводили в сан кардинала святой римской католической церкви, гигантская часовня базилики святого Петра ломилась от наплыва разодетых аристократов. Все лучшие семьи Италии сочли необходимым присутствовать на церемонии.

Из Милана приехал смуглолицый Лодовико Сфорца, по прозвищу Мавр. Его сопровождал брат, Асканьо Сфорца, теперь вице-канцлер Александра, одетый в расшитую ризу цвета слоновой кости и красную кардинальскую шляпу. Стоило им войти, как по базилике пробежал одобрительный шепоток.

Из Феррары прибыли Д'Эсте, одна из самых родовитых и консервативных семей Италии. Простые, в черных и серых тонах, одежды украшали потрясающие драгоценные цепи и ожерелья. Они приехали так далеко не только для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение, но и произвести хорошее впечатление на Папу и его нового кардинала, поскольку нуждались в их благоволении.

Но особенно резко повернулись головы собравшихся в базилике, когда в нее вошел Пьеро Медичи, молодой флорентийский аристократ, в богато расшитом изумрудном камзоле. По длинному центральному проходу он вел за собой семь гордых родственников, включая своего брата, близкого друга Чезаре Джованни Медичи. Пьеро на тот момент правил Флоренцией, но ходили слухи, что со смертью его отца, Лоренцо Великолепного, Медичи утратили контроль над городом и вскорости молодого принца свергнут, а Медичи изгонят из Флоренции.

Среди представляющих Рим семей выделялись Орсини и Колонна. Многие десятилетия враждовавшие между собой, семьи на какое-то время заключили некое подобие перемирия. Однако усаживались они в разных концах базилики, памятуя, что в не столь уж далеком прошлом кровавая схватка между ними едва не сорвала возведение в сан одного из кардиналов.

На первом ряду Гвидо Фелтра, могущественный герцог Урбино, шепотом беседовал с одним из наиболее влиятельных и последовательных противников Папы Александра VI, кардиналом Джулиано делла Ровере, племянником Папы Сикста IV, а теперь папским посланником во Франции.

Фелтра наклонился к кардиналу.

– Подозреваю, наш Чезаре скорее солдат, чем ученый.

Этот мальчик со временем станет генералом, если, конечно, не будет метить в Папы.

Делла Ровере поморщился.

– Как и его отец, он думает только о плотских утехах.

Да еще кичится своей силой. Заваливает быков, борется с крестьянами на ярмарках. Негоже…

Фелтра кивнул.

– Я слышал, его лошадь выиграла скачки в Сиене.

– Хитростью, а не в честной борьбе, – раздраженно ответил делла Ровере. – Наездник спрыгнул с нее перед самым финишем, отчего лошадь побежала быстрее. Результаты заезда, конечно, опротестовали. Однако судьи оставили все как есть.