Гарнизон не сдается в аренду - Евгений Костюченко

Карандаш, телефонный шнур, ножницы — в его распоряжении был целый арсенал. Но Вадим Гранцов решил обойтись без крови.

Обеими руками он схватил за щиколотки того, кто сидел на подоконнике, и рывком стянул его на пол. Наступил ему на плечо и выпрыгнул в окно.

Как раз под окном находился козырек парадной. Сколько раз, стоя у открытого окна, Гранцов ронял окурок на крашеное железо — и теперь сам скользнул по нему и соскочил на асфальт.

Как он и рассчитывал, «люди в черном» замешкались с погоней. Они ничего не делали без команды начальника, а начальник никогда не попадал в такую ситуацию. Гранцов забежал за угол, забрался в «уазик», завелся и тронулся, а они еще даже не выбежали на улицу.

И только отъехав на безопасное расстояние, приткнув свой «уазик» среди других на стоянке у Генерального штаба, Гранцов понял, что никакой погони не будет. У них другие методы. Они рассчитывают достать его без погонь и перестрелок.

И совершенно напрасно.

Он достал из сумки спортивный костюм, в котором обычно ночевал на дежурстве, и переоделся в машине. Вытянул из бардачка смятую кепку с длинным козырьком, кое-как разгладил и натянул на голову. Можно было бы и не изменять внешность, но ему не хотелось искушать судьбу. А вдруг они его все-таки начали искать? Зачем же облегчать работу противнику?

Вадим Гранцов прошел на Дворцовую набережную и, спустившись к самой воде, устроился на гранитных ступенях. Сверкала вода, гремели репродукторы на прогулочных теплоходах, болтались на волне пустые бутылки. Он откупорил коньяк и отпил из горлышка. Пора было обработать накопленную информацию.

Итак. Что мы имеем? Имеем потери.

Двое погибли неделю назад в ночной электричке. Нелепая, непонятная смерть. Спокойные трезвые мужики, скромно одетые, чего с них взять? Какие подонки могли позариться на их сумки с веничками и сменой чистого белья? Может быть, ввязались в пьяную драку, или пытались разнять, или кого-то защищали? Никогда теперь этого не узнать… Ну да ладно, хорошие вы были мужики, жалко расставаться.

Он поднял бутылку, отставив локоть, и отпил глоток. Коньяк казался ему слишком слабым.

Так, пошли дальше. Если б вчера ночью он не остался на Базе… Ну, еще неизвестно, что было бы. Еще неизвестно, кому пришлось бы лежать на полу, и кого обводили бы мелом.

Кому нужны старые компьютеры? Что с ними делать? На запчасти разобрать? Бред какой-то. Или и в самом деле — ради баз данных? Так эти сведения проще было бы купить. И обойтись без криминала. И без крови. Бред, дикий бред. Даже когда оптовые склады грабят на сотни тысяч баксов, охранников не убивают. Если только они не делают лишних телодвижений…

Что еще? Ах да, побег главного подозреваемого. Как у них все гладко срасталось, и вдруг такой облом. Какой был отличный подозреваемый — с сомнительным прошлым и не менее сомнительным настоящим, ни кола, ни двора, такого только и сажать. Тем более — мотив налицо, нездоровое увлечение компьютерными играми. Что ж, придется объявлять розыск.

«Вот тебе и поиграл в тетрис», — сказал себе Гранцов. Он с удивлением обнаружил, что бутылка уже наполовину пуста, и пришел к печальному выводу — при длительном хранении даже на армейском складе коньяк выдыхается, теряет убойную силу. Он встал и судорожно схватился за цепь, чтобы не свалиться в Неву. Ага, все-таки не совсем выдыхается…

Надо было поесть и подумать о ночлеге. Конечно, можно было просто открыть тушенку и переночевать в машине. Но слишком весело сверкала вода, и слишком мало выдохся коньяк — и Гранцов, почувствовав прилив сентиментальности, отправился навестить брата Гошу.

Получая паспорт, Гошка неожиданно для всех выбрал материнскую фамилию. Уже в шестнадцать лет он думал о своем журналистском будущем, и не прогадал. Звучная и запоминающаяся фамилия оказалась очень удобной, когда он стал работать в газете. Его коллеги прикрывались безликими подписями типа «Семенов» или вообще «Иванов», и только Гошка обходился без псевдонима.

Игорь Андреевич Добросклонов еще при социализме неустанно защищал преимущества системы свободного предпринимательства (в кухонных ночных посиделках, а не на газетных полосах). Он доказывал, что мир социализма не рухнет, если одесская клубника, привезенная стюардессой в Мурманск, будет продана там чуть-чуть дороже. То же самое с цветами, джинсами, книгами, нефтепродуктами, суперфосфатом и т. д. Неудивительно, что как только Добросклонов вышел из партии, он тут же включился в международное движение коммерческих посредников, используя старые связи с братскими редакциями.

Гранцов не слишком внимательно следил за гошкиной карьерой, замечая только видимые перемены. После «москвича» Добросклонов пересел на «девятку», потом на «рекорд», а в последнее время ездил на «вольво». Иногда при встрече он казался затравленным и растерянным, ругал «систему» и собирался уехать в Штаты. Это означало очередной спад в бизнесе или внеочередной «наезд» со стороны бандитов или государства. Но потом все как-то налаживалось, и он снова был насмешлив, циничен и уверен в себе. Обычно такие кризисы кончались продажей машины, а выход из пике сопровождался покупкой новой.

Добросклоновский офис занимал первый этаж рабочего общежития. Причем самому Гошке офис был не нужен — он просто сдавал его в аренду то одной, то другой фирме, каждый раз немного повышая цену. Чем занимались эти фирмы, откуда они появлялись и куда исчезали — не имело никакого значения для Добросклонова и уж тем более для коменданта этого общежития, которому Гошка платил регулярно, причем наличными.

На стоянке у офиса не было ни «вольво», ни даже «москвича». Гранцов нажал кнопку звонка.

— Сантехника вызывали?

— Вызывали, вызывали! — раздался голос Добросклонова из домофона. — Димка, ты один?

— Похоже на то.

— Заходи быстрее.

Гошка сидел перед компьютером. Преуспевающий предприниматель сегодня был небрит, взъерошен и мрачен.

— Есть будешь? — спросил он.

— Еще как!

Из кухни вышла миниатюрная женщина с подносом.

— Знакомьтесь, — сказал Добросклонов. — Это Вадим, это Регина. Это картошка.

— У меня есть тушенка, — вспомнил Гранцов. — И коньяка немного.

— О! Мясо! — воодушевился Гошка. — Регина, чего ты смеешься?

— Я не смеюсь. Просто получается какое-то офицерское гуляние. Не хватает только шпрот.

— Забыл тебя предупредить, Вадим. Регина Казимировна — жена офицера.

— Бывшая, — спокойно поправила она.

— А Вадим как раз бывший офицер, — сказал Добросклонов. — Ребята, выпьем за вас.

— Есть предложение, — сказал Гранцов. — Сначала обрисуем ситуацию, потом поставим задачи, потом выпьем, а потом я лягу спать. А если мы выпьем прямо сейчас, то я, соответственно, и засну у вас на глазах. Не отходя от кассы.

Регина и Добросклонов переглянулись.

— Только не драматизировать, — попросил Гранцов. — Я сегодня уже выполнил норму по стрессовым ситуациям.

— Ладно, — сказал Гошка. — Не будем драматизировать. Ситуация такая. Мы как бы заложники…

Глава 3. Заложник, брат заложника

Гранцов давно заметил, что жизнь не состоит из черных и белых полос, как это кажется недалеким оптимистам. Жизнь состоит из бомбежки и пауз. Главное — вовремя услышать свист самой первой бомбы, нырнуть в окоп и терпеливо выжидать.

Под настоящую бомбежку Гранцову попадать не доводилось. Что это такое, сполна узнала его мать — девчонкой, в Сталинграде — и, наверно, что-то там отложилось в ее генах, да и передалось по наследству.

Впрочем, случалось и Гранцову бывать под огнем. К тому же под огнем своих, а это еще хуже, чем под вражескими пулями. Свои бьют точнее.

«Да уж, свой не промахнется», — подумал Вадим, выслушав запутанную историю о том, как брат получил выгодный кредит, купил в рассрочку два грузовика с товаром и отправил их в Архангельск, да только по дороге все исчезло — и грузовики, и товар, и водители.

— Если я правильно понял, — сказал он, как только Добросклонов сделал паузу, — то меня сюда пригласили в качестве сменного заложника. То есть ты оставляешь тут самое дорогое, родного брата, а сам отправляешься искать деньги.

— Ты правильно понял. Новое время, новая мораль. Лично я не вижу тут ничего особенного. Кредиторы заперли меня в моем собственном офисе, а не в холодном подвале. И к тому же даже не заперли. Я могу спокойно искать деньги. Просто боюсь покинуть офис. А если здесь будешь сидеть ты, мне будет спокойнее, да и кредиторам тоже. А Регина составит тебе компанию.

— Сколько времени тебе нужно?

— Максимум три дня.

— А потом?

— Потом я отдаю им эти несчастные восемьдесят тысяч, и ты свободен.

— А если ты не вернешься? — спокойно спросил Гранцов. — Брат за брата отвечает?