Миллионы женщин ждут встречи с тобой - Шон Томас

Однако разница есть. Я люблю низеньких. Просто люблю и все. Миниатюрных женственных девочек, которые легко помещаются мне на колени. Их можно защищать, обнимать за плечо, быть с ними настоящим мужчиной. Знаю, многие парни без ума от высоких, элегантных женщин, с породистыми длинными ногами и кошачьей фацией. Но не я. Мне подавай малышек. Физически маленьких. Тех, кому нужна мужская опека. Тех, кто в магазине говорит: «Простите, вы не достанете пачку „Ариэля“ с верхней полки?» Наверное, во мне осталось что-то звериное, или…

В общем, я раздавлен.

Слоняясь по квартире, я пытаюсь все обдумать. Почему мне нравятся такие девушки? Откуда во мне эта прихоть? И если я приобрел ее с опытом, то можно ли от нее избавиться? Можно ли навсегда отделаться от этой глупой тяги и счастливо жить с Бонго-Бонго? Или вообще с кем-нибудь выше пяти футов ростом?

Голова трещит. Я вспоминаю теорию одного моего приятеля. Он считает, что сексуальные пристрастия любого мужчины формируются так же, как у гусят — любовь к родителям. Это называется «отпечатком». Птенцы продирают глаза, и первое живое существо, которое они видят, становится горячо любимым родителем. То же самое с мужчинами. Та женщина, с которой они впервые испытали оргазм, становится их манией на всю жизнь.

Беда в том, что я испытал своей первый оргазм с… уборщицей.

Дело было так. Мне тогда исполнилось двенадцать лет. Вот уже шесть месяцев у меня в паху происходили какие-то странные «шевеления». Однажды я притворился, что заболел, и не пошел в школу. Папа читал лекции в университете, мама, убедившись, что я не при смерти, тоже ушла на работу. И я остался один на один… с уборщицей. Не стану сообщать вам все интимные подробности того дня, но когда она зашла ко мне в комнату, чтобы проверить мое самочувствие, я вроде как уронил пижамные штаны. И предстал перед ней совершенно голым. Она немного смутилась и быстренько ушла пылесосить. Как только за ней закрылась дверь, у меня в паху появилось смешное чувство, как будто там растопили миллион мороженых, а потом вся жидкость брызнула наружу. И я вытер ее носком.

Двадцать пять лет спустя я вспоминаю о том случае и задаюсь вопросом: я что, правда ненормальный? Конечно нет. А разве это нормально — кончить, оголившись перед уборщицей?! Уборщицей!!!

Нет, но… Я уже боюсь своих странностей, честное слово. Начинаю звонить друзьям и среди ночи спрашивать, когда и при каких обстоятельствах они испытали первый оргазм. Один друг сначала смеется, а потом рассказывает, что это произошло в школьном туалете. В четырнадцать лет. Друзья сказали ему, что надо «взять его и крутить, как будто разжигаешь палочкой костер». Битый час он катал свой пенис в ладонях. «А потом решил: да черт с ним, с костром! И начал тереть его сверху вниз. Через десять секунд из меня выстрелил поток спермы, и я подумал, что умираю».

Откровения первого друга мне не помогли. Я позвонил второму. Он рассказал, что кончил, прижавшись к конвейерной ленте, когда они с классом поехали на фабрику. Прежде он никогда не бывал на фабрике, и уж точно не с амурными целями. Третий приятель испытал оргазм в восемь лет. Он катал на качелях соседскую девочку. Качели ударили его по яйцам, но вместо того, чтобы закричать от боли, он эякулировал.

Наконец звоню Джо. Джо — транссексуал и скоро станет Джозефиной. Понимаете, с грудями. Мне, конечно, странно видеть это — мы дружим со студенческих лет, вместе ходили на футбол и играли в бильярд. Но если на свете и есть кто-то, способный пролить свет на сексуальные причуды, то только Джо. Уж он-то в этом хорошо разбирается.

Я рассказываю ему об опросе, который устроил среди друзей. И спрашиваю, как он впервые кончил.

Однако Джо отказывается говорить. Э-э, наверное, нужно снять возникшее напряжение… Делюсь с ним воспоминаниями о своем первом опыте, о мимолетном романе с уборщицей.

В трубке стоит тишина. Долгая тишина. Потом Джо переспрашивает:

— Ты разделся перед уборщицей?!

Я со вздохом подтверждаю сказанное. Джо изумленно присвистывает.

— Господи, это действительно странно.

Киваю. Джо прав. Я странный, какой-то особенный. Безнадежный чудак. Потом мне на ум приходит одна мысль.

— Джо, да ты же сам транссексуал, черт подери!

— Ну и?

— Ты носишь лифчики. И колготки. Когда не играешь в крикет. И ты считаешь меня странным?

К счастью, Джо смеется. Громко и долго. Он уверяет, что мне незачем волноваться, и у каждого свои причуды. Да уж, это точно. Потом он прощается, потому что ему еще надо заказать платье из каталога.

Стало быть, я нисколько не странный. Вернее, не так чтобы слишком. Ладно-ладно, я странный, ну и черт с этим! Мой опрос показал, что теория об отпечатках не выдерживает критики. Я же не повернут на уборщицах. Меня не возбуждает шум пылесоса или запах моющего средства. Я просто люблю низеньких, миниатюрных, сексуальных девушек.

Почему?

Кажется, я знаю, откуда это пошло. Первая девочка, которая мне понравилась и даже ответила сексуальной и эмоциональной взаимностью, была Элизабет. Мы вместе ходили в детский садик.

Знаю, знаю…

Я помню наш поцелуй только потому, что о нем написал. Ну, «написал» не в буквальном смысле, а прочитал эти слова всей семье за обедом. Мама их запомнила, а потом мое детское творчество даже напечатали. Неплохо, да?

Я подхожу к книжному шкафу и достаю оттуда брошюрку. Называется она «Всякая всячина», «сборник детских стихов, составитель Энтони Твейт». Интересно, найду ли я в этом стишке что-то новое о себе и своих сексуальных проблемах? Как так получилось, что мне тридцать семь, а я до сих пор одинок и люблю лишь невысоких фигуристых цыпочек с задорным смехом?

Итак, вот мое творение. Страница вся истрепалась. Перед стихом написано: «Шону было только четыре годика, когда он сочинил эти строки. Конечно, он не знал, что пишет стих, а думал, что просто разговаривает».

Почти правда.

Когда целую я Элизабет,Вся одежда танцует,И все мальчишки залезают на крыши.ИЗнаете, что делает обед?Он приходит из садика,Раскладывается по тарелкамИ сам себя ест.А знаете, что делают тарелки?Они собираются,Идут к мистеру ГердуИ вместе прыгают в раковину,А потом на полочки и, и, и…Когда целую я Элизабет,Из наших ртов выходит волшебство.

Я немножко его подсократил, в книге было длиннее, но все в том же духе: когда я целую Элизабет, пианино начинает играть само по себе, яблони растут прямо сквозь крышу, лампочки идут в магазин, чтобы купить еще лампочек, и так далее. Потом снова появляется загадочный мистер Герд.

Итак, о чем говорит это грустное стихотворение? Что в возрасте четырех лет я был неисправимым романтиком? Или просто странным ребенком? Не знаю. Зато я до сих пор помню Элизабет Мейсон. Очень миленькая (для четырехлетней). Темноволосая, курносенькая, смешная, невысокая (да-да, я знаю, ей было только четыре). В детстве я нисколько не сомневался, будто нам с Лиззи суждено быть вместе. Увы, жизнь порой дает жестокие уроки. Когда нам обоим стукнуло по восемь, она встретила другого. Девятилетнего. Словом, та еще потаскушка. Зато я навсегда запомнил, чего можно ждать от женщин.

То же самое произошло со мной и в школе. Я учился в самой обыкновенной: куча галдящих мальчишек и столько же высокомерных девчонок. И была среди них одна особенная, по имени Салли Энн Лонг.

О, Салли Энн Лонг!

Она была очень красивой и не по годам прыщавой. Эта кокетка закружила меня в веселом танце на игровой площадке моего детства. Салли всегда говорила, когда надевала белые трусики. Она знала, что я по уши в нее влюблен. И даже обещала поцеловать, но не пришла в назначенное место. Я мечтал о ней долгие месяцы и даже годы — весь третий, четвертый и пятый классы. Чаще всего она с презрением отвергала мои настойчивые просьбы. Хотя в один прекрасный день я все-таки засунул руку ей под юбку и пощупал бедра. Это случилось на уроке географии. Салли только хихикнула и продолжала писать, как ни в чем не бывало, а я еще несколько лет с благоговением вспоминал тот чудесный миг. И вспоминаю его по сей день.

Что любопытно, Салли носила полосатые платья и короткие синие юбки. Полосатые платья и синие юбки возбуждают меня до сих пор. Люблю девушек с голыми ногами. Ах да, и Салли была невысокого роста. Пять футов и два дюйма. Прямо как Элизабет. Ну хорошо, хорошо, Лиззи была двух футов, но ведь тогда мы ходили в садик.

Это я все к тому, что сексуальные предпочтения мужчины закладываются еще в начальной школе и даже раньше. Можете спросить, если не верите. Я лично знаю парней, которые помешаны на чулках, потому что в детстве видели, как девочки встают на руки и при этом обнажают чулки. Другие сходят с ума по женской груди — они часто листали папины взрослые журналы. Вовсе не обязательно при этом испытывать оргазм, связь не настолько прямая, однако в нежном возрасте действительно происходит нечто очень важное.