Быстрая Молния - Джеймс Кервуд

Душа Скагена явилась через двадцать лет, чтобы принять власть над волками.

Глава 2. Голодная стая

Наступил Укинанис — Свет Семи Звезд. Но в небе вместо семи зажглись семь миллиардов звезд. Унылая сумеречная мгла миновала, и мир Севера, светлый и умиротворенный, лежал в объятиях Долгой Ночи. Высоко вверху, там, где в летнем небе юга должно было бы находиться полуденное солнце, равномерно серебрилось легкое свечение, словно тускло мерцающее перламутровое сердце самой Ночи, а вокруг этого серебристого сердца располагались звезды. Бесчисленные и бесстрастные, застывшие и безжизненные, вечно сверкающие в небе — без солнца, без луны, без дневного света, которые могли бы затмить их мерцание, — они освещали замерзший мир, подобно многочисленным неподвижным и завистливым очам, ревниво следящим за искрящимся и непревзойденным великолепием Северного Сияния. Этой ночью — или этим днем, ибо день и ночь должны следовать друг за другом по времени суток даже там, где нет ни солнца, ни луны, — Северное Сияние было подобно чародею в радужных и сверкающих одеждах. В течение двух часов Кесик Маниту — Небесная Богиня — давала волшебный спектакль и, словно не желая подчеркивать родственных связей с Северным полюсом, простирала свои таинственные чары и фосфоресцирующее великолепие в той стороне, где должен был находиться западный горизонт. В течение двух часов она развешивала по небосводу широчайшие полотнища бесконечно меняющихся разноцветных знамен; в течение двух часов она резвилась, забавляясь феерической игрой огня и света; она заставила плясать десятки тысяч призрачных танцоров, непревзойденных в гибкости и изяществе, она испещрила небо золотыми, пурпурными, оранжевыми и бриллиантово-голубыми дорожками и затем, словно утомившись от столь замысловатых развлечений, принялась окрашивать арену своих красочных игр в яркий и живой алый цвет В городах, селениях и на открытых просторах за две тысячи миль от ее владений множество людей этой ночью следили за шалостями Кесик Маниту и поражались таинственным и загадочным явлениям «там, у Северного полюса». Но здесь, под непосредственным воздействием ее волшебных чар, душа трепетала от восторга, и сверкающий лед замерзшего мира отражал ее сияние обратно в небесную высь, к звездам и к перламутровому Сердцу Неба.

Мир этот был мертв и скован морозом. Было ужасно холодно — настолько холодно, что в неподвижном, не потревоженном ни ветром, ни дыханием воздухе слышалось порой четкое и звонкое похрустывание. Время от времени со стороны нагромождения ледяных гор в заливе Коронации доносился гром, подобный грохоту выстрела из большого орудия, когда какой-нибудь ледяной исполин разрушался или раскалывался до самого основания. Эхо от этих грохочущих взрывов разносилось жалобными призрачными стонами вплоть до замерзшей глади Бухты Нетопырей, ибо столь же непонятными и загадочными, как само Северное Сияние, были причуды жгучего холода. Иногда казалось, будто в воздухе на звонкой стали проносится компания конькобежцев, и можно было даже различить шорох их одежд, звуки голосов и далекий звонкий смех. Впрочем, в меховой одежде с надвинутым капюшоном этот смертельный холод почти не ощущался, так как без ветра он терял остроту и жгучесть.

Возле бревенчатой хижины, построенной на краю большой ледниковой расщелины, стояли капрал Пеллетье и констебль О'Коннор из Королевской Северо-Западной конной полиции. Чуть поодаль и позади, рядом с санями и упряжкой из шести ездовых собак, стоял эскимос, закутанный в меха, с надвинутым на лицо капюшоном. Прошло уже полтора месяца с тех нор, как капрал Пеллетье отправил последнее донесение главному инспектору дивизиона «М» в Форт-Черчилль, предупреждая о предстоящих бедах: голоде, гибели и ущербе, наносимом волками.

Пеллетье, взглянув на яркий пурпурный всплеск Северного Сияния на западе, первым нарушил молчание.

— Сегодня Мику-Хао, — сказал он. Первая «Красная Ночь» за всю зиму. Нам повезло, О'Коннор. Эскимосам она предвещает большую кровь, а следовательно, и удачную охоту. Держу пари, что каждый шаман отсюда до залива Франклина трудится сейчас не покладая рук, отгоняя злых духов и вознося молитвы. Охотники с побережья, должно быть, уже в пути. Скоро они присоединятся к нам.

О'Коннор скептически пожал плечами. Он очень уважал Пеллетье. Он любил этого колоритного, закаленного бурями и невзгодами француза, прожившего полжизни на краю Полярного круга. Но у него было свое мнение о грандиозной охоте на волков, организовать и спланировать которую он добросовестно помогал Пеллетье. Целых две недели его неуклюжие пальцы заворачивали ядовитый стрихнин в шарики из жира карибу. В стрихнин он верил. Разбросанная по широким просторам ледяных пустынь, ядовитая приманка кое-кому, несомненно, принесет гибель. Но что касается охоты…

— Это наш единственный шанс, и их тоже, — продолжал Пеллетье, все еще глядя на окрашенное кровавым заревом небо. — Если нам удастся загнать крупную стаю в тупик и мы сумеем уничтожить ее хотя бы наполовину, мы спасем, по меньшей мере, тысяч пять карибу! И если Оле Джон не подведет нас со своими оленями, мы это сделаем! В случае удачи мы каждую зиму будем устраивать облавы на волков вдоль всего побережья, и если мы за это не получим нашивки сержанта и капрала… — Он с надеждой улыбнулся О'Коннору.

— …То, по крайней мере, у нас будет неплохое развлечение, — закончил за него ирландец. — Пошли, Пелли. Я полагаю, на градуснике сейчас где-то около шестидесяти. Эй, ты, Ум Глюк! Поехали! Давай сюда упряжку! Пошевеливайся! Пора в путь!

Закутанный в меха эскимос пришел в движение. Он что-то произнес резким гортанным голосом, длинный бич его развернулся над спинами собак, и шестеро маламутов в нетерпеливом возбуждении перед дорогой вскочили и выстроились в ровную рыжевато-коричневую цепочку, повизгивая и поскуливая, зевая и щелкая челюстями от страстного желания поскорее ощутить прелесть долгого стремительного бега под наливающимися багровым цветом небесами.

Этой ночью на протяжении многих миль вдоль дикого побережья залива Коронации и изрезанных берегов Бухты Нетопырей наблюдалось необычное движение. Жестокая десница голода нависла над страной, и движение это явилось результатом попыток Пеллетье разбудить обитателей иглу; оно было ответом на призыв Великого Белого Вождя, который собирался направить могучие чары против злых духов, переселившихся в бесчисленные стаи волков и изгоняющих всю дичь с окрестных равнин.

Становище рода Топек должно было служить местом сбора. Гонцы разносили известие о большой охоте на волков вдоль всего побережья, и сам Топек повсюду рассылал предостережения о том, что если волки не будут разогнаны или уничтожены, голод и смерть падут на несчастную землю. Он добросовестно повторял сообщение полиции, которую представляли капрал Пеллетье и констебль О'Коннор в маленькой хижине у ледниковой расщелины.