Ложная слепота - Питер Уоттс

Зато знали все остальные. Как еще можно объяснить 65536 зондов, равномерно распределенных по долготам и широтам, не оставивших без покрытия ни квадратного метра планетной поверхности? Очевидно, светлячки нас сфотографировали. Мир застукали со спущенными штанами на сложносоставном панорамном стоп-кадре. Нас изучили — в качестве предисловия к официальному представлению или к военному вторжению, никто сказать не мог. Отец, скорее всего, был знаком с людьми, которые знали. Но он к этому времени давно исчез, как это с ним всегда случалось в смутные времена. Располагал информацией Джим или нет — меня он оставил искать ответы вместе со всем человечеством.

Недостатка в точках зрения не было. Ноосфера полнилась сценариями в диапазоне от утопических до апокалиптических. Светлячки засеяли область струйного течения смертоносной чумой. Светлячки вышли полюбоваться природой. «Матрицу Икара» перенастраивают, чтобы показать пришельцам, каково соваться к нам без спроса. «Матрица Икара» уже уничтожена. У нас есть десятки лет, чтобы принять решения; даже пришельцы из другой системы не в силах пробить снеговой барьер. Нам осталось жить несколько дней; боевые биокорабли уже миновали пояс астероидов и через неделю начнут опрыскивать планету.

Как и все, я наблюдал за говорящими головами и выслушивал панические вопли. Шлялся по болтосайтам, пропитывался чужими мнениями. Ничего нового покуда не происходило; я сам всю жизнь провел кем-то наподобие пришельца-этнолога: наблюдал, как ведет себя мир, по крупицам собирал протоколы и обыкновения, изучал правила, которые позволили бы мне просочиться в общество людей. И раньше у меня все получалось. Но присутствие настоящих инопланетян внесло в уравнение некое неизвестное. Простое наблюдение больше не удовлетворяло меня, словно появление новой чужегруппы волей-неволей упихало меня обратно в родной таксон. Отстраненность моя от мира показалась внезапно натужной и капельку нелепой.

Вот только я даже ради спасения своей жизни не смог бы найти способа ее преодолеть.

Челси всегда говорила, что телеприсутствие выхолостило человеческие взаимоотношения. «Говорят, никакой разницы, — как-то поведала мне она. — Все равно что собраться всей семьей на самом деле, в тесном кругу, где все друг друга видят, и толпятся, и пахнут. Ан нет. Они просто тени на стене пещеры. Ну да, само собой, интерактивные тени в трехмерном цвете с силовой обратной связью. Им под силу обмануть цивилизованный рассудок. Но нутром ты чуешь, что это не люди, хотя и не можешь пальцем показать, где у тебя нутро. Не воспринимаются они как настоящие. Понимаешь, что я хочу сказать?»

Я не понимал. В те дни я представления не имел, что она имела в виду. Но теперь мы снова вернулись в каменный век, мы прятались под скалой, а молния раскалывала небеса и огромные бесформенные чудовища, чьи тени едва уловимы в стробоскопическом мелькании зарниц, ревели и метались вокруг. Одиночество перестало приносить утешение. А интерактивность тоже не могла помочь. Нужен был кто-то настоящий, кто-то, в кого можно вцепиться, с кем разделить дыхание, а также страх, надежду и неуверенность.

Я представил рядом товарищей, которые не исчезают, если выйти из сети. Но Челси больше не было, и Пага. Те немногие, кому я мог бы позвонить, — коллеги и бывшие клиенты, с которыми поддерживал маску взаимопонимания особенно убедительно, — не стоили усилий. Плоть и кровь по-своему соотносятся с реальностью: необходимы, но не достаточны.

И пока я отстранённо взирал на мир, меня озарило: я совершенно точно знал, что имела в виду Челси со своим луддитским бредом про разбавленное человечество и бесцветные связи в виртуальном пространстве. Все время знал.

Просто не видел никакой разницы но сравнению с реальностью.

Представь себе, что ты машина.

Да, я понимаю. Но представь, что ты машина другого рода — построенная из металла и пластика, спроектированная не слепым, случайным естественным отбором, а инженерами и астрофизиками, ни на миг не упускающими из виду конечной цели. Представь, что твоя задача — не воспроизводиться и даже не выживать, а собирать информацию.

Я с легкостью могу себе это представить. Эта процедура намного проще, чем та имперсоналия, которую от меня требуют производить ежедневно.

Я плыву сквозь бездну за орбитой Нептуна, для любого наблюдателя в видимой области спектра я существую в основном как небытие: асимметричная тень, заслоняющая звезды. Лишь временами в бесконечном вращении сверкаю тускло отраженным светом. Если ты застанешь меня в это мгновение, тебе, быть может, удастся отчасти распознать мою истинную природу: членистое создание в шкуре из фольги, ощетинившееся суставами, плоскостями и остриями антенн. Тут и там сочленений и швов коснулась легкая изморозь — застывшие клочья газа, скопившегося, быть может, в окрестностях Юпитера. Повсюду микроскопические трупы земных бактерий, с беспечной страстью процветавших на броне орбитальных станций или плодоносной лунной поверхности, но обратившихся в лёд на расстоянии от Солнца вполовину меньше моего нынешнего. Сейчас, в полувздохе от абсолютного нуля, они могут рассыпаться от прикосновения единственного фотона.

Мое сердце, по крайней мере, согрето. В груди пылает крошечный ядерный пожар, даруя неуязвимость для внешнего холода. Если не случится никакого несчастья, огонь не погаснет еще тысячу лет, и я буду прислушиваться к слабым голосам из ЦУПа и следовать их указаниям. До сей поры они приказывали лишь изучать кометы. Все когда-либо полученные мною инструкции содержат лишь четкие и недвусмысленные уточнения этой основополагающей цели моего существования.

Вот почему последние директивы так загадочны. Я не нахожу в них смысла. Неверная частота. Неправильная мощность сигнала. Я не могу распознать даже протокол установления связи. Запрашиваю разъяснения. Ответ приходит тысячу минут спустя и содержит беспримерную смесь приказов и запросов. Я отвечаю как могу: да, вот направление, на котором мощность сигнала была наибольшей. Нет, это не стандартный азимут ЦУПа. Да, могу воспроизвести, вот все как было. Да, перехожу в режим ожидания.

Ожидаю дальнейших инструкций. Они прибывают 839 минут спустя и требуют немедленно остановить изучение комет.

Я должен войти в управляемую прецессию с периодом в 94 секунды, меняя направление основных антенн с шагом в 5 минут по всем трем осям. Уловив любые сигналы, сходные с поразившим меня, я обязан сориентироваться по азимуту максимальной мощности сигнала и вычислить набор параметров, а также ретранслировать его в ЦУП.